36. Dierich W. Kampfgeschwader 55 «Grif». Stuttgart, 1975. S. 183.
37. Русский архив… С. 33.
38. ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 6. Л. 9, 10.
39. ЦАМО РФ. Ф. Московской зоны ПВО. Оп. 2891. Д. 11. Л. 125–129.
40. ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 16. Л. 37.
41. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 1. М., 2001. С. 397, 398.
42. Москва военная. С. 444.
43. ЦАМО РФ. Ф. 35. Оп. 11280. Д. 18. Л. 234.
44. Москва военная. С. 462.
45. Gundelach K. Kampfgeschwader «General Wever» 4. Stuttgart, 1978. S. 146.
46. Balke U. Kampfgeschwader 100 «Wiking». Stuttgart, 1981. S. 84.
47. Brutting G. Das waren die deutschen Kampflieger-Asse 1939–1945. Stuttgart, 1974. S. 149.
48. Лубянка в дни битвы за Москву. С. 137, 138; Москва военная. С. 439.
49. ЦАМО РФ. Ф. 20530.Оп. 1. Д. 8. Л. 61, 62.
50. Федоров А.Г. Авиация в битве под Москвой. М., 1975. С. 85.
51. Dierich W. Указ. соч. S. 184.
52. ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 6. Л. 31–35.
53. РГАЭ. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 654. Л. 60.
54. ЦАМО РФ. Ф. 20425. Оп. 1. Д. 1. Л. 46–67.
55. Верт А. Россия в войне 1941–1945. / Пер. с англ. М., 1967. С. 124.
56. Gundelach K. Указ. соч. S. 146.
57. Верт А. Указ. соч. С. 124.
58. Самсонов А.М. Москва, 1941 год: от трагедии поражений — к великой победе. М., 1991. С. 71.
59. Там же. С. 67.
60. Dierich W. Указ. соч. S. 183.
61. 40 лет битвы под Москвой. Материалы научной конференции. М., 1981. С. 34.
62. Правда. 25 июля 1941 г.
63. Москва военная. С. 438.
64. ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 6. Л. 14.
65. Громов А.А. Второе рождение // Кузница победы. М., 1974. С. 37.
66. Самсонов А.М. Указ. соч. С. 71.
67. Рейнгардт К. Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 года. / Пер. с нем. М., 1980. С. 74.
68. ЦАМО РФ. Ф. 1-го корпуса ПВО. Оп. 708648. Д. 1. Л. 95.
НАЛЕТЫ НА РУМЫНИЮ
Предыстория
В вышедшей в 2002 г. работе М.И. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина» рассматриваются многие события, предшествующие вторжению Германии в Советский Союз 22 июня 1941 г. В книге широко использованы документы, в том числе малоизвестные. Однако те места монографии, где читателя подводят к мысли о подготовке Сталиным превентивного удара по западному соседу, выглядят не слишком убедительными. Действительно, разнообразные планы наступательных операций Красной Армии, даже указание в одном из опубликованных документов даты начала наступления на Западе — 12 июня 1941 г., ни о чем не говорят. Штабы же, включая Генеральный штаб, в мирное время разрабатывают многочисленные планы предстоящих боевых действий. А какой из них будет реализован, решают политические лидеры страны.
Так, 15 мая руководство Генерального штаба отмечало, что главный противник — нацистская Германия — содержит свою армию полностью мобилизованной, имеет развернутые тылы. Был сделан вывод: «В этих условиях она имеет возможность упредить советские войска в развертывании и нанесении внезапного удара» [1]. Генералы Г.К. Жуков, Н.Ф. Ватутин, А.М. Василевский полагали, что ни в коем случае нельзя отдавать инициативу в действиях германскому командованию, и предлагали «упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания, не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск» [2].
Отвлекаясь от других результатов подобного шага, отметим, что время для таких действий уже было упущено. В середине мая вермахт практически завершал последние приготовления к агрессии. Наша страна, как теперь известно, отстала в развертывании Вооруженных сил у границы примерно на 25 суток. К тому же И.В. Сталин отлично понимал, что подобный «контрудар» будет иметь самые негативные политические последствия: Германия вполне может заключить мир с Великобританией, за спиной которой стояли Соединенные Штаты, и Советскому Союзу придется противостоять мощнейшей коалиции мировых держав. Допустить этого он не мог. Думается, эти соображения отчасти объясняют столь осторожное поведение советского вождя накануне войны. И шок у Сталина в последних числах июня 1941 г., когда он никого не принимал в рабочем кабинете в Кремле, о чем много писали в последние годы историки, вызвало не вторжение Гитлера, обманувшего его, а осознание того факта, что Красная Армия в целом оказалась не готова к отражению агрессии, понесла в первые же дни войны огромные потери.
Отметим еще один важный аспект: никаких сопроводительных документов, выпущенных в развитие боевого приказа («главного плана наступления»), не опубликовано до сих пор. Если бы они существовали и были переданы в войска перед началом войны, то, вполне вероятно, могли оказаться в руках наших противников, скажем, в конце июня — начале июля 1941 г. Несомненно, гитлеровская Германия использовала бы такой важный козырь в пропагандистской войне.
А вот с утверждением М.И. Мельтюхова о том, что при планировании весной 1941 г. наступательных операций Красной Армии в случае начала войны основным направлением считалось «южное», можно согласиться. В одном из документов, который он цитирует, утверждается: «Наиболее выгодным является развертывание наших главных сил к югу от р. Припять с тем, чтобы мощными ударами на Люблин, Радом и на Краков поставить себе первую стратегическую цель: разбить главные силы немцев и в первый этап войны отрезать Германию от балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на балканские страны в вопросах участия их в войне против нас» [3].
Все-таки в приведенной выше цитате больше политики, чем военной стратегии. Насколько известно, наступательных действий от войск, скажем, Одесского военного округа в первые дни войны не требовали. А вот перед авиаторами командование поставило гораздо более ясные цели. В частности, после завершения сосредоточения авиация Главного командования и ВВС Черноморского флота должны были вскрыть базирование неприятеля в Румынии, после чего нанести решительный удар по немецко-румынской авиации, крупным портам, нефтехранилищам и базам, а также другим важным объектам.
Личный состав Военной школы пилотов у самолета IAR-14
Возникает вопрос: почему именно в Румынии находилось большинство целей для наших авиасоединений, расположенных на южном фланге, ведь отношения с Венгрией, Болгарией или, скажем, Турцией у Советского Союза были не многим лучше?
