Ты видишь, Ангерран де Мариньи
Был так велик и так вознесся ввысь…
Он поднялся на столь высокую ступень;
Но все его желания ушли,
И надежды рухнули в мгновение ока.
[541]Следующим, после могущества, мотивом, появляющимся во второй части того же романа, является влияние Мариньи на правящих особ: «Ангерран, которому король доверял более чем кому бы то ни было из своих советников»
[542] и «он пользовался таким благорасположением папы, что вертел, как хотел, и Папой, и Королем».
[543]
Другой хронист, который представлял себя как глас парижан, Жоффруа Парижский, писал:
О рыцаре, который жил в то время
И правил государством…
Поскольку в его ведении
Находились и король, и королевство, и папство.
Все они были в его руках;
Он вертел ими по своей воле…
Именно ему было доверено
Управление королевством…
Всем королевством он заведовал…
Король ничего не мог сделать
Против воли Ангеррана;
Тому, кто хотел поговорить с королем,
Нужно было идти к Ангеррану.
[544]Эту последнюю идею подхватил также Жан де Сен-Виктор.
[545] Народ шокировало то, что любой человек, желающий поговорить с королем, непременно сначала должен был обратиться к Ангеррану. Казалось, что камергер захватил власть в государстве. Жоффруа Парижский также обращает внимание на этот факт.
Историческая культура и умение дать политическую оценку в Сен-Дени находились на более высоком уровне развития. Последователь Гильома де Нанжи, творивший какое-то время спустя после смерти Филиппа Красивого, расценивает Мариньи как главного и основного советника этого короля,
[546] он говорит о том, что Мариньи держал в руках бразды правления всего государства, «как майордом
[547]», более того, все самые щекотливые вопросы решались с pro участием и все повиновались любому его указанию, как приказу своего господина.
[548] Так, автор «Больших Французских Хроник», желая выразить это положение вещей в двух наиболее подходящих словах, придумал ставшую знаменитой формулу, которую многие историки XVIII в. впоследствии воспринимали буквально: «Ангерран де Мариньи, его ‹короля› коадъютор и главный правитель королевства Франции»,
[549] и через несколько страниц повторил еще раз: «Ангерран де Мариньи, коадъютор и правитель его королевства».
[550]
Мы не будем долго задерживаться на рассмотрении свидетельств хронистов, которые, по всей видимости, получили информацию из вторых или даже из третьих рук. Жиль Ле Мюизи, ставший свидетелем переговоров в Турне, о которых мы поговорим чуть дальше, написал: Мариньи заведовал всеми делами в государстве, и ничего не делалось без его на то согласия, поскольку король был к нему благосклонен более, чем к другим.
[551] Епископ Лодева, Бернар Ги, отметил в своих «Flores chronicorum», что во времена короля Филиппа Мариньи считали вторым по важности после короля лицом в государстве, но не за его заслуги, а в первую очередь потому, что сей «второй королек» управлял делами королевства простым движением руки;
[552] эти же эпитеты мы находим в «Хронике Короля Франции».
[553] Жан де Конде, творивший летом 1315 г. в Эно, откликнулся на сказанное монахом Сен-Дени в своем «Слове о сеньоре де Мариньи»:
Король без него ничего не делает,
Он же может повелевать и действовать…
[554]В «Хронографии Короля Франков» мы читаем о том, что Мариньи был советником, без чьего согласия и одобрения при дворе практически ничего не происходило,
[555] а в «Истории и хрониках Фландрии» отмечено, что он «был как будто господином Короля, и все проходило через него».
[556] В «Новой хронике Нормандии» Ангерран назван «хранителем всего королевства Франции», одно слово которого решало, быть ли в стране миру или войне.
[557] В «Старинных хрониках Фландрии» говорится о том, что «у короля Филиппа Красивого долгое время был помощник, к которому он был очень привязан, так как, следуя его советам, он сделал очень многое…».
[558] Наконец, Пьер Кошон наградил Мариньи титулом «господина советника» короля.
[559]
