– No, he is not working here. [Нет, он тут не работает], – ответили мне и дали отбой.
Я опешил: как может жюльен не работать? Конечно, всему виной мой английский, решил я и набрал номер следующего ресторана.
– Hello! This – is – French – restaurant – right? [Здрасти! Это французский ресторан. Верно?] – произнес я, старательно выговаривая каждое слово.
– Yes, – ответил мужской голос. – What can we do for you? [Да. Чем могу быть полезен?]
– Do you have zhulien? [У вас есть жюльен?]
– Yes, we do. But he just left. [Да. Но он только что ушел.]
– What?! [Что?!] – вскричал я в ужасе.
Гудки отбоя был мне ответом.
Но я не сдался, а стал накручить на телефонном диске номер следующего ресторана.
– Hello! Is it a restaurant? [Здрасти. Это ресторан?]
– Yes, it is. [Да.]
– Excuse me, may I ask you a question? [Извините, я могу вас спросить?]
– Yes, go ahead. [Да, спрашивайте.]
– DO – YOU – HAVE – ZHULIEN? [У вас есть жюльен?] – произнес я почти по слогам.
– Julien? Just a second! [Жюльен? Одну секунду!] – ответил мужской голос и закричал куда-то в сторону: – Julien! Julien! [Жюльен! Жюльен!] – И после паузы, мне: – Sorry, sir. He went outside. Call him latter, please. [Извините, сэр. Он вышел. Позвоните позже.]
– Ну, хватит, – сказала метранпаж с фигурой Клаудии Кардинале. – Обойдемся без жюльена.
– Ни фига! – уперся я. – Я автор мирового бестселлера и хочу угостить тебя жюльеном!
Красный от бешенства, я набрал номер следующего французского ресторана.
– Good afternoon. This – is French – restaurant, yes or no? [Здравствуйте, это французский ресторан, да или нет?]
Короче, это повторилось еще раз пять. Мерзавец Жюльен то уволился, то заболел, то ушел, то только что вышел покурить.
Презрительно глядя на меня глазами гаубичного калибра, метранпаж с фигурой Клаудии Кардинале сказала, что уже не хочет никакого жюльена.
Но, как вы знаете, мужик что бык: втемяшится ему в башку какая блажь…
На восьмой или девятой попытке я вдруг услышал:
– Yes, sir. We have julienne. [Да, сэр. У нас есть жюльен.]
Но теперь я не поверил, я сказал:
– Sorry, Mister. I’m not asking about the person with name Julien. I’m asking about the dish «zulien». Do you have it in your menu? [Извините, мистер. Я не спрашиваю о человеке по имени Жюльен, я говорю о блюде «жюльен». Оно есть в вашем меню?]
– Yes, sir. We have julienne in our menu. [Да, сэр. У нас в меню есть жюльен.]
Я положил трубку и повернулся к подруге:
– Одевайся! Это французский ресторан «четыре звезды» на Сорок шестой улице.
– Но туда час добираться на сабвее, – возразила она.
Я возмутился:
– Что?! Я автор мирового бестселлера! Я возьму такси!
Помню, когда мы вышли на улицу, было два часа дня. Даже в апреле это самое пекло. Через десять минут мы поймали такси, через полчаса были на Сорок шестой улице, в самом центре театрального Манхэттена. Подойдя к ресторану, я на всякий случай тормознул у меню, по нью-йоркской манере вывешенного рядом с входной дверью. Жульен я нашел, хотя почему-то он был указан в основных блюдах и стоил аж сорок девять долларов! Но я не дрогнул – я же был автором мирового бестселлера.
Мы вошли в ресторан. Он был роскошен – швейцар в ливрее, метрдотель и все официанты во фраках и бабочках, столики покрыты белоснежными скатертями с крахмальными конусами салфеток и серебряными приборами. Но – он был абсолютно пуст!
– Are you open? [У вас открыто?] – спросил я усатого метрдотеля, громадного, как Довлатов.
– Sure. Follow me, please. [Конечно. Следуйте за мной], – и он повел нас к одному из столиков в глубине зала.
– Just a sec, sir, [Секунду, сэр], – сказал я прежде, чем сесть. – We want zhulien. Do you have it? [Мы хотели бы жюльен. У вас есть?]
– Of course, sir. [Конечно, сэр]
– But you know what I mean? It’s a dish made with mushrooms, meat and sour-cream. Right? [Но вы понимаете, что я имею в виду? Это блюдо из грибов, мяса и сметаны]
– Exactly, sir. Take a seat, please. [Точно, сэр. Садитесь, пожалуйста]
Мы сели. Мэтр ушел, прислал официанта. Под убийственным взглядом метранпажа с фигурой Клаудии Кардинале я заказал два жюльена. Официант записал, поставил на стол графин с ледяной водой и исчез. Сорок минут мы в полном одиночестве молча пили эту гребаную воду. Было три часа дня – мертвое время для театральных ресторанов, куда нормальные люди приходят либо за пару часов до спектакля, либо на пару часов после. Через сорок минут, когда я уже был готов повеситься или застрелиться, вдруг распахнулись створки двери на кухню и появился метрдотель. За ним два вальяжных официанта катили высокую, как карета, тележку, инкрустированную серебряными вензелями и французскими гербами. На тележке стояли две огромные тарелки, накрытые высокими серебряными колпаками, круглыми, как каска Бисмарка. Вся эта процессия церемонно подкатила к нашему столику, остановилась, и метрдотель с громким как у циркового церемониймейстера возгласом «Вуаля!» поднял крышки над тарелками, а официанты синхронно переставили эти тарелки на наш стол.
Мы в изумлении уставились на них.
На огромных – величиной с блюдо – тарелках был тоненький слой какого-то белого желе.
– You sure it’s zhulien? [Вы уверены, что это жюльен?] – спросил я у мэтра.
– Absolutely, sir! [Абсолютно, сэр!] – воскликнул он. – Good appetite! [Приятного аппетита!]
Серебряной вилкой я ковырнул эту пленку на тарелке. Метранпаж с фигурой Клаудии Кардинале сделала то же самое. Под пленкой оказались какие-то тонкие ниточки. Мы подцепили их вилкой и осторожно попробовали.
– Похоже, грибы. Но безвкусные, – сказала метранпаж и положила вилку.
– Н-да… Настоящий жюльен – это русский жюльен, – сказал я глубокомысленно, достал стодолларовую купюру и, оставив ее на столе, мы покинули ресторан.
Назавтра в аэропорту Ла Гуардиа я получил билет Нью-Йорк – Лос-Анджелес. Это был воистину голливудский билет – он стоил тысячу двести долларов! Впервые в жизни я летел первым классом, в кожаном кресле, просторном, как у зубного врача, и впервые в жизни за моим плечом практически неотлучно стояла роскошная стюардесса, единственной работой которой было не допускать, чтобы мой бокал опустел.
– Еще коньяк, сэр? Еще шампанское? Еще джин с тоником? Еще ростбиф? Еще мороженое?
Через два часа она добилась своего – я уснул, а она отправилась отдыхать. Я проснулся при посадке в Лос-Анджелесе и почувствовал себя свежим, бодрым и готовым немедленно завоевать Голливуд и всех голливудских звезд от Мадонны до Джессики Лэнг. Не зря же я отложил встречу с Геллером на две недели, которые провел в «Берлиц-скул» – лучшей, как сказано в их рекламе, школе иностранных языков, где каждый день я занимался английским с индивидуальным учителем, готовившим меня к общению с интеллектуальными сливками Голливуда – продюсерами, режиссерами, актерами. Каждый урок стоил мне пятьдесят долларов – даже теперь это деньги, а тогда это были очень большие деньги!
