— И как ты должна была ей помочь? — Лицо Тамары по-прежнему оставалось строгим.
— Она дала мне семена и корни, чтобы я посадила их — в нашем времени.
— И ты это сделала?
— Да. Только… только Джуди увидела, что они убивают бабушкины растения и те, что вы ей дали, тоже. Джуди разбила все горшки и растоптала то, что там росло.
Все увидели, как глубоко и с облегчением вздохнула Тамара. Потом она сделала шаг вперед, взяла рукой Холли за подбородок и подняла ее голову. Тамара посмотрела Холли в глаза, смотрела долго-долго немигающим взглядом, и Холли показалось, что Тамара видит все зло, весь обман, всю мятежность, которые привели ее однажды к Агари.
— Да, у тебя есть дар, дитя. Это больше обуза, чем дар, потому что искушает идти темными путями — как у тебя и получилось. Будь благодарна сестре: она разорвала наложенное на тебя заклятие. В нашем мире трудно жить тем, у кого есть склонность к овладению магией. Эту силу нужно использовать осторожно и только на благо других, а не для себя.
Выслушай же слова закона, маленькая сестра: «Люби все в природе. Никакому созданию не причиняй вреда ни своими руками, ни своим умом. Ты скромно идешь путем людей и путем богов. И должен получать удовлетворение от знаний, полученных в страданиях, от долгих лет терпения, от благородства ума и сердца. Ибо мудрые никогда не стареют».
— Вы уже говорили это раньше, — гулко сказал Крок из глубины своего шлема. — Похоже… на церковную проповедь.
— Не из той церкви, что знакома тебе, маленький брат, — ответила Тамара. — Это мудрость людей, поклоняющихся силе, которая древнее любой церкви. Но ты, младшая сестра, — она снова обратилась непосредственно к Холли, — не пытайся достичь того, что лежит впереди. Со временем оно тебе само откроется. И поблагодари силы, которые повели тебя по Правому Пути, что ты не настолько далеко углубилась в Левый, чтобы не вернуться.
— Но Тамара, — Джуди высвободила руку из перчатки-лапы, ухватила Тамару за край плаща и потянула. — Пожалуйста, вы должны уходить. Люди идут.
— А что говорят записи твоего времени? Что случилось, когда они пришли?
— Что… что появились какие-то демоны, когда вы разговаривали с Секстоном Димсдейлом, и что люди испугались и разбежались. А когда вернулись, дом… все… исчезло! — быстро подсказала Холли.
— Действительно в Хэллоуин время может идти в противоположную сторону, если сила велика, — медленно сказала Тамара. И Холли показалось, что она говорит не с ними, а сама с собой. — Малышка, — обратилась она к Джуди, — как растут семена, которые ты посадила?
— Они все проросли, — оживленно ответила Джуди. — Некоторые уже такие! — И она показала пальцем.
— Значит, будет связь. — И снова дети не поняли, но Тамара откинула тяжелый плащ, так что его складки лежали на плечах, и высвободила руки. Она повернулась лицом к столу.
Поверхность стола была уставлена меньше, чем в первый раз. Квадратом горели четыре красные свечи, а за ними две черные. Внутри квадрата, образованного свечами, лежал венок из разноцветных листьев, переплетенных мелкими цветами: золотарником; мелкими пурпурными цветками, которые бабушка называла веронией, и другими, ржаво-красными, она их называла вербянкой. В центре венка металлическая чашка, и в ней несколько кусков коричневого вещества.
Тамара долго стояла, разглядывая это, держа руки по бокам. Она была похожа на дедушку, который решает, какой инструмент взять, чтобы закончить тонкую работу.
— Достаточно ли у меня силы? Откуда мне знать? Доказательство — в действии. Но когда наступает час открытия врат, проход может быть двусторонним — из нашего мира и в наш мир. И если…
Холли осмелилась прервать ее.
— Мы должны скорее возвращаться… в наше время. Нас будут искать…
Но она опоздала.
— Эй, ведьма! Покажи свое уродливое лицо!
Все вздрогнули, услышав снаружи этот крик. Джуди была ближе всех к окну. Она выглянула поверх высокого подоконника: он доходил ей до глаз.
— Люди… с факелами! — воскликнула она.
Тамара отвернулась от стола.
— Однако я предупреждена, — спокойно сказала она. — Не показывайтесь. Не знаю, можно ли вам причинить вред по эту сторону времени, но проверять не будем.
По-прежнему спокойно она подошла к двери, открыла ее и вышла, а Холли и Крок теснились за Джуди у окна. Почему-то за то недолгое время, что они провели в доме, стало заметно темней; снаружи были уже сумерки. Свет факелов заливал весь замерзший травяной сад. Люди топтали клумбы, давили растения, еще проявлявшие признаки жизни.
Холли вздрогнула. Она никогда не видела таких лиц. Тот, что стоял немного впереди, держал в руке саблю. Ее обнаженное лезвие в свете факелов казалось кроваво-красным.
— Что вам нужно, соседи? — Тамара стояла лицом к ним. Трое у окна не видели ее лица. Но Холли вспомнила, что раму можно открыть, и толкнула ближайшую. Теперь им все было хорошо слышно.
— Тебя, ведьма! Смерть варится в твоих горшках, смерть для нашего доброго друга Инкриза Элкинса!
— А где сам мастер Элкинс? Пусть скажет об этом прямо мне в лицо, мы все имеем право на справедливость.
— Святое писание даст тебе справедливость, ведьма. Разве не сказано в писании ясно: «Не позволяй жить ведьме»?
Люди вокруг Секстона Димсдейла заревели. Джуди в легким криком закрыла лицо руками, Холли задрожала. Этот звук испугал ее так, как никогда в жизни.
— Ты хочешь мою землю, мастер Димсдейл. Сможешь ли отрицать это перед лицом тех, кто много раз слышал от тебя об этом? А как лучше получить ее, чем обвинит женщину в колдовстве? Подумайте об этом, вы, те, кто пришел с яркими факелами. Да, я вижу тебя, Рюбен Фенестер. Как поживала бы твоя добрая жена, если бы я не помогла ей? А вот и ты стоишь, Майка Хокинс, ты, кто пришел ко мне с злой раной, которая никак не заживала. Посмотри на свою руку, в которой держишь факел. Ты видишь только чистый шрам, и больше ничего.
А ты, Руперт Бриггс, твой сын живет, а не лежит в могиле. И ты, ты, ты… — Тамара указывала на одного за другим. — Все вы у меня в долгу за спасенные жизни и залеченные раны. Но вы пошли за человеком, который хочет завладеть тем, что принадлежит мне, и потому кричит «ведьма». Подумайте о прошлом, соседи…
— Не слушайте ее! — Голос Секстона Димсдейла заглушил слова Тамары. — Разве дьявол не помогает своим любимцам уродовать мысли честных людей, как они уродуют их тела своим злым ядом? Прислушайтесь к ней — и углубитесь в пути дьявола, как погрузилась в них она! Разве вы все не видели мастифа, умершего от яда, который она дала Элкинсу? Он словно взбесился, из пасти побежала пена, и я вынужден был его пристрелить, чтобы он не напал на собственного хозяина. А что если бы Элкинс выпил все зелье? Может, смерть тогда показалась бы ему слаще жизни? Вы знаете священное писание: можем ли мы молиться справедливому господу, если среди нас живет в мире ведьма? Какие очистительные удары пошлет он нам за такую слабость и глупость?
