– А с того, что там свет не включался, звуков никаких, а телефон у него вообще отключен.
– У него телефон периодически бывает отключен.
– Короче, я тебе говорю – нет его дома, – решительно заявил Миша, и до меня вдруг дошло – присматривавшие за Геком парни вскрыли дверь и вошли в квартиру, когда поняли, что света никто не зажигал весь вечер и всю ночь. И не побоялись же… Хотя кого им бояться, Гека? Он ничего не сделал бы, даже если был бы в этот момент в квартире. Но куда он мог уйти и как? Он не показался мне человеком, способным на отчаянный поступок, даже будучи загнанным в угол.
– Ну а я-то тут при чем? Не я его проворонила.
– Анька, ты издеваешься? Я тебя как человека попросил – присмотри за парнем, попробуй узнать то, что мне нужно.
– И я свою часть выполнила, Миша. Не моя вина в том, что он замкнутый и запуганный, не я его так загнала. – Я вдруг поймала себя на том, что впервые, наверное, разговариваю с Мишей грубо и прямо, не выбирая слов. Но во мне что-то сломалось в тот момент, когда я поняла, что делаю, и теперь я находилась на перепутье – куда двигаться, к кому, как жить дальше? Потому что, как ни крути, я окажусь предателем. И теперь просто надо выбрать, что и кого предать.
Матвей
День выдался суматошным. Оказалось, что на Аделине здесь держится практически все, и заменивший ее Васильков мало на что годится как главный врач. Матвей отчасти понимал его – дядя Слава боялся сделать что-то не то и навлечь на себя гнев Драгун. Но в каких-то моментах ему просто не хватало решительности.
Произошедшее с Аделиной в ординаторской почти не обсуждали, удовольствовавшись кратким рассказом Матвея. Он, разумеется, умолчал о своей роли во всей этой истории, подумав, что Драгун это может быть неприятно. Да и к чему – пойдут разговоры, шушуканья, не будешь ведь каждому объяснять, что он всего лишь хотел помочь машину починить. Ну а про кровь вообще лучше умолчать, чтобы не походить в глазах коллег на светлого ангела с пасхальной открытки.
Всех пациентов Драгун врачи распределили между собой, и Матвей, поколебавшись пару минут, уступил Вику Филиппу. Тот ничего не сказал, только как-то странно посмотрел на Матвея:
– Даже не зайдешь?
– Нет. Ей не стоит волноваться лишний раз, а моя причастность к ее операции, мне кажется, вполне способна ее расстроить.
Филипп пожал плечами, собрал со стола листы назначений и отправился на обход. Матвей же до трех часов пробыл в операционной, потом в перевязочной и освободился только к пяти. Наступало время его дежурства, все остальные врачи уже ушли, и он остался в ординаторской один. Через час нужно сделать обход, осмотреть послеоперационных больных, проверить пациентов в реабилитации, и можно садиться за компьютер, набирать протоколы операций.
Матвей переоделся в свежую робу, накинул халат и отправился в отделение. Палаты, где лежали Вика и Аделина, он оставил напоследок, почему-то чувствуя, что эти моменты нужно оттянуть. Не зайти к Вике он не мог – дежурный врач обязан делать это, к Аделине же заходить он почему-то стеснялся. Возможно, здесь, в стенах клиники, где Драгун была начальницей, будет не слишком уместно то общение, которое они выстроили в палате городской больницы.
– Ладно, разберемся по ходу действия, – пробормотал он, выходя из ординаторской.
В отделениях все было спокойно, недавно закончился ужин, те пациенты, к кому приехали родственники, уже ушли кто в парк, кто в зимний сад, остались только лежачие и те, кому запрещено появляться на солнце, которое все еще светило нестерпимо ярко.
Вика лежала в палате одна. Все ее лицо было закрыто повязкой, и только левый глаз, не пострадавший в аварии, виднелся из-за белых бинтов.
– Добрый вечер, – откашлявшись, произнес Матвей и по дрогнувшей руке девушки понял, что Вика его узнала. – Я знаю, что ты практически не можешь говорить, потому давай на пальцах. Боли есть? От одного до трех.
Вика не отреагировала, закрыла глаз и попыталась отвернуться.
– Я тебя очень прошу, прекрати, – попросил он, подходя ближе. – Я сегодня дежурю и обязан осмотреть тебя.
Вика протянула руку, вынула из-под подушки блокнот и ручку, на которых Матвей заметил символику клиники, и быстро что-то написала, протянула ему. «Уходи отсюда», – прочитал Матвей.
– Я уйду ровно в тот момент, когда получу ответы на свои вопросы, касающиеся исключительно твоего самочувствия. Ничто другое меня не интересует, не волнуйся.
«Даже не сомневалась в этом, – написала Вика. – Тебя вообще мало что интересует. Особенно женщины».
– Вика, я не собираюсь с тобой спорить и ссориться, а твое мнение обо мне уже давно перестало быть для меня важным. Поэтому просто напиши, болит ли что-то, и я уйду.
«У меня зудит все лицо, ноет челюсть и, кажется, выбиты зубы. Что еще ты хочешь узнать? Что ночью я вою в голос до тех пор, пока мне наркотики не введут? Или что я пытаюсь представить, во что превратилась, и от этого вою еще громче? Уходи, я прошу тебя», – написала Вика и, бросив блокнот Матвею, отвернулась.
Он не стал больше докучать ей расспросами, сделал пометки в листе назначений и вышел на пост. Сидевшая там медсестра забрала листы, испещренные пометками, и спросила:
– Вы Канторович посмотрели?
– Да, а что?
– Мне кажется, ей консультация психолога нужна.
– Я так понял, что назначено на завтра.
– Да. Но она очень странно себя ведет.
– Юля, а как должна вести себя женщина, у которой практически нет лица? – вздохнул Матвей.
– Мне кажется, она преувеличивает симптомы, – настаивала девушка. – Я тут не первый день работаю, знаю, как бывает. Она требует наркотиков едва ли не каждый час – думаете, это нормально? И потом – вы видели ее ноги?
– А что не так с ногами? – удивился Мажаров.
– У нее следы от инъекций на стопах.
– Где?!
– На тыльной стороне стопы. Посмотрите внимательно.
– Ну, только этого нам еще и не хватало, – пробормотал Матвей, решительно направляясь назад, в палату Вики.
Войдя, он без лишних церемоний откинул одеяло с ее ног. Вика дернулась и попыталась сесть, но Матвей крепко сжал ее щиколотку:
– Не дергайся. Так, посмотрим… ага… Ну что, подруга, давно у тебя это? – снова накрывая ноги женщины одеялом, спросил он.
Вика молчала, закрыв глаз.
– Понятно. Значит, не скажешь? Прекрасно. Наркотиков больше не получишь, я сейчас распоряжусь, чтобы на каждую твою жалобу вызывали меня, а уж я решу, надо ли тебе что-то.
Вика схватила блокнот и лихорадочно заработала ручкой. «Ты урод, Мажаров! – прочитал Матвей. – У меня все болит, ты не имеешь права, понял?!»
– Ты не права, дорогая. Здесь врач – я, и только я и имею право решать, что лучше для пациента. И это точно не наркотики. Кстати, а этот твой Артем – он в курсе твоего пристрастия?
