Архип не отрываясь смотрел на нее, потом склонил голову, плечи его затряслись от беззвучных рыданий.
– Как же так… – шептал он, – как же так… Я ведь без тебя жить не могу…
Жанна встала, взяла его за руку и повела в другую комнату. Остановилась перед диваном, толкнула Архипа вперед. Он упал, и Жанна взгромоздилась на него, задирая юбку. Мертвые пальцы шарили у него в паху. Когда ей наконец удалось расстегнуть ширинку и обхватить член руками, Жанна сорвала трусики, уселась сверху и начала медленно двигаться, подергиваясь, точно неисправная механическая кукла. Архип чувствовал, как у нее внутри лопаются какие-то перепонки, и слизь заливает ему живот. Жанна склонилась над ним, провела по щеке черным языком, в котором копошились личинки. Она была лениво-податливой, похожая на гигантский расплывающийся студень, она убивала его эго и оживляла самые тайные кошмары и фантазии. Архип корчился под ней, точно раздавленный сапогом червяк, в его расширенных зрачках не осталось и капли разума.
На него нахлынула волна страшного больного тепла, каким дышат радиоактивные минералы, и он знал, что это любовь проникает в каждую пору его тела. Любовь пришла беспощадным приливом, превратив рассудок в руины, где поселились кровожадные химеры. Так вода разрушает песчаные замки, так огонь пожирает сухую спичку. Архип стремительно погружался во тьму, теряя всякую связь с реальностью. А когда Жанна сдавила руками его горло, ломая кадык, он окончательно освободился, перестав бояться.
Где-то вдалеке запели петухи. Покойница сползла с дивана, оставив на нем остывающее тело, вышла из дома и побрела на кладбище, к ждущей ее раскопанной могиле. Пошел дождь, стекавший по щекам грязными слезами. Вокруг стояла мертвая, гробовая тишина.
На обратном пути ей никто не встретился.
Бесы
Я из дома вышел яростью нирваны.
Теплая трасса.
Город только на первый взгляд казался нормальным, на самом деле он хищно припал к земле и медленно разлагался, нося в своем уродливом, больном теле сотни тысяч мертвецов, не осознающих собственной эфемерности. Мятое брезентовое небо цвета выпотрошенной падали накрывало патологический пейзаж своим гниющим трупом, и казалось, что под этим куполом могут выжить лишь небрезгливые стервятники, копошащиеся в могильной дохлятине. Водруженные на костяные пьедесталы многоэтажные обелиски дрожали и трескались от чьей-то боли и злобы, по проспектам и переулкам текли алые реки, в которых купались металлические четырехколесные саркофаги. Разумные двуногие копошились на шкуре улиц, сбивались в стаи, бессмысленно вертели колесо сансары и мучились в мутном потоке смертей-перерождений. Их существование ограничивалось непреложными константами случайной гибели в череде серых будней, из которых невозможно вырваться. Паутина безнадежного отчаяния опутывала человеческий термитник, определяя каждый шаг городских обитателей – стремящихся в небо, но прикованных к земле.
* * *
Сердце его пело. Он вышел из метро на станции «Спортивная» и направился к девятиэтажному склепу, ловя лицом дыхание прозрачного эфира и различая силуэты мечущихся в воздухе серафимов. Вадим даже остановился, чтобы впустить в себя кристально-чистый поток бытия и на секунду ощутить себя одной из его капель. Люди шли мимо и сквозь него, точно он превратился в блуждающий призрак, невидимый фантом, дрожащее на ветру марево, прозрачную химеру. Быть ничем для мира, плыть сквозь ручьи реальности к океану пустоты – он хорошо усвоил этот урок и не хотел больше носить в себе человека. Ему нужно было переродиться, пусть даже ценой собственной жизни.
Вадим знал, что в доме, к которому он направлялся, находится гнездо опасных и злобных тварей, терратов – так называли их городские шаманы. Рожденные в клоаках на самом дне мегаполиса, они могли притворяться людьми и менять личины как перчатки, но истинный их облик был уродлив и отвратен, напоминая прямоходящих слепых червей с клыкастыми пастями и паучьими хелицерами. Вадим никогда прежде не сталкивался с этими чудовищами, но сегодня был особенный день, когда многое становилось явным. Он должен был заглянуть в лицо Вечности и выжить.
Подойдя к крайнему подъезду, Вадим остановился и вытащил из кармана складной нож. Лезвие пропахало его ладонь, выпуская наружу кровоток, и этой кровью Вадим нарисовал на лице знаки, позволяющие увидеть терратов. Он поднял голову и заметил, как по ступенькам спускаются двое – высокие, в кожаных куртках. Вадим не сразу сообразил, в чем дело, а дальше было уже поздно – на него накинулись, пытаясь выбить нож из руки. Отступая, он попытался переключится на иное, магическое зрение и увидел двух монстров, размахивающих волосатыми клешнями. С их клыков текла едкая желтая слюна, суставчатые усики улавливали любое движение противника. Вадим развернулся и бросился было бежать, но в плечо впилась семипалая когтистая конечность, швырнувшая его на асфальт. Сквозь багровую пелену боли Вадим увидел, как терраты склонились над ним, что-то шипя пульсирующими пастями, похожими на алые сфинктеры. Один из них протянул к нему уродливую лапу, и Вадим полоснул по ней, отрубив два пальца. Террат взвизгнул, закружился на месте, зажимая рану. Второй зашипел еще громче и ударил тяжелым ботинком в висок мужчины. Темнота отвесной стеной рухнула на сознание Вадима, погружая все окружающее в благословенный мрак.
* * *
Он лежал в полутьме на полу пустой комнаты, окно которой было заклеено старыми выцветшими газетами. Сквозь щели между бумагой внутрь проникали иглы лучей больного солнца, пронзая спертый воздух золотыми шпагами насквозь. Вадим попытался пошевелиться и понял, что не может двинуться – тело охватил жестокий паралич, словно он был мухой, отравленной паучьим ядом. Скосив глаза, ему удалось разглядеть сидящего на корточках рядом с ним террата – тот сбросил свою человеческую личину и выглядел как ночной кошмар отравившегося мухоморами психонавта. Протянув вперед лапу, монстр коснулся длинным когтем-серпом плеча Вадима и вонзил в его плоть черный хитин, позволяя крови свободно стекать на пол. Тяжелые темные капли впитывались в старый скрипучий паркет, на котором была кровью начерчена пентаграмма. В ее центре и лежал Вадим.
Зашипев, террат поднялся и вышел из комнаты. Вскоре он вернулся вместе со вторым чудовищем, одетым в мешковатый балахон с огромным капюшоном. Вдвоем они принялись совершать в воздухе размашистые пассы лапами, издавая при этом визгливые вскрики, точно их пытал невидимый палач. Вадим почувствовал, как по омертвевшему телу от ступней до макушки пробегает холодок, словно его начали гладить чьи-то ледяные ладони. Он вновь попытался встать и тут заметил, как под потолком кружатся чьи-то худые, костистые тела, похожие на обтянутые кожей хвостатые скелеты. Их головы представляли собой шары с торчащим вперед тонким хоботом и тремя парами круглых багровых глаз. Одно из этих полупрозрачных существ опустилось вниз и вошло в тело Вадима, растворившись в нем точно сахар в кипятке. Страшная судорога скрутила его, он почувствовал, как внутри что-то рвется, какие-то невидимые хрящи, мембраны и перепонки, словно вселившаяся в него тварь раздвигает их, пытаясь устроиться поудобнее. За первым чудищем последовало второе, оно вонзило хобот в переносицу Вадима, медленно погружаясь в него, вызывая все новые и новые волны боли. Через хобот в мозг полилась пожирающая сознание отрава, она заполнила всю черепную коробку, вытекая из глаз, носа и ушей едкими желтыми ручейками. Вадим дергался, его трясло, выворачивая суставы, а в голове вспыхивали и гасли жуткие картины, словно кто-то забыл выключить демонстрирующий кадры из преисподней кинопроектор. Бесы вползали в него, пожирая и выжигая все человеческое, они резвились и плясали, будто внутри латексной куклы, и Вадим видел, как на коже проступают странные и страшные символы нелюдского языка. Когда последний бес слился с ним, он изогнулся в дикой конвульсии и опять потерял сознание.
