– Не… пущу!.. – утробно ревел Сапог, шаг за шагом приближаясь к застрявшему в сугробе «УАЗу».
– Тетя Оля… Он нас сейчас убьет, – чуть слышно проговорила Марина, глядя расширенными от паники глазами на приближающегося безумца.
– Давай, родная, – сквозь зубы бормотала Ольга. Двигатель рычал, хрипел, скрипел и скрежетал, гулко стреляя выхлопами не успевшей сгореть смесью в изношенных цилиндрах.
За окном мелькнуло изжелта-бледное лицо Сапога, оскаленное в волчьей ухмылке, и Марина завизжала, закрыв глаза руками.
Ольга утопила педаль в пол, и «УАЗ», резко дернувшись, двинулся с места. Однако прежде чем женщина успела переключить передачу, Сапог грохнул кувалдой по заднему стеклу автомобиля. Битое стекло сверкающим крошевом обрушилось в багажное отделение.
Марина прижала к себе Сашу, закрыв глаза. Разбитые губы девочки беззвучно шевелились.
– Доберусь… до вас!! – раздался за спиной каркающий голос Сапога.
С хрустом передвинулся рычаг передач, нога Ольги остервенело вжала педаль газа в пол, и советский внедорожник, издав металлический скрежет, рванул вперед.
Марина медленно подняла голову. В зеркало заднего вида она смотрела на стремительно уменьшающуюся фигуру Сапога, который в бессильном неистовстве потрясал огромным молотком.
И хотя автомобиль давно выехал на трассу и на максимальной скорости мчал к больнице, в голове девочки кошмарным эхом все еще резонировали дикие вопли уголовника.
– Что с Сашей? – тихо спросила Ольга, мельком бросив взгляд на девочку.
Марина осторожно убрала со лба сестры клочок волос.
– Я не знаю, – с трудом проговорила она. – Наверное, она спит.
«Нет. Она не спит», – подумала Ольга с безысходным отчаянием, уловив остекленевшие глаза Саши, которые уже начали затягиваться молочной пленкой.
Очевидно, Марина тоже обратила на это внимание и медленно повернула голову:
– Тетя Оля… А почему она спит с открытыми глазами?
Ольга молчала, изо всех сил стараясь не расплакаться.
– Тетя Оля? – повторила Марина, и голос девочки затрепетал, как свеча в безлунную ночь. – Тетя Оля, почему? Почему ты молчишь, тетя Оля?!
Ее голос перешел в крик, но Ольга молчала.
Молчала она до тех пор, пока они не приехали в областную больницу. Когда вышедшие наружу санитары, посовещавшись, начали перекладывать труп Саши на носилки, Ольга попыталась обнять Марину, Но она вырвалась и, пронзительно крича, кинулась к Саше. Для того чтобы оторвать Марину от мертвого тела сестры, понадобилось еще два врача, один из них вышел со шприцом. Лишь обколов бьющуюся в истерике девочку лошадиными дозами успокоительного, ее бессознательно-обмякшее тело уложили на каталку.
Ольга с окаменевшим лицом смотрела на окровавленного плюшевого ослика, валяющегося в снежной слякоти. Кто-то из санитаров вырвал игрушку из рук Саши, прежде чем положить ее на носилки.
* * *
За окном барабанил нудный дождь, хлестко иссекая окно зеркально-сверкающими разрезами. Она лежала, не шелохнувшись, молча прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора. Может, наконец-то раздадутся долгожданные шаги, дверь распахнется и она увидит своих родителей?!
«Мама», – шепнула Марина.
Говорить тяжело, словно рот забит игольчато-жалящей стекловатой.
За окном что-то завозилось, будто бы кто-то пытался подтянуться на карнизе, и девочка удивленно подняла голову. И тут же отшатнулась в суеверном ужасе.
За стеклом, ухмыляясь, сидел он.
Сапог.
Та самая двуногая тварь.
Заметив, что замершая девочка, как загипнотизированная, смотрит на него, Сапог помахал рукой, оскалившись:
«Привет, прынцесса. Твой сказочный прынц наконец-то нашел тебя… Только мои белые шорты слегка промокли. Пусти меня к себе погреться, прынцесса. Ты откроешь окно?!»
Вереща от страха, Марина зарылась в одеяло. Оцепенев, она слышала звон разбитого стекла, и жуткий голос стал ближе, словно Сапог уже склонился над ней:
– Убери одеяло, детка. Пусти меня к себе. Пусти к себе. Пусти, пусти, пусти…
Она резко встрепенулась, широко открыв глаза. Полуразмытые очертания предметов постепенно выравнивались, обретая привычные и знакомые очертания.
«Я в больнице», – шевельнулась успокаивающаяся мысль.
Словно сомневаясь в этой непреложной истине, Марина перевела настороженный взгляд в окно.
Да. Все верно.
Никакого дождя, и тем более никаких психов за окном.
Справа что-то тихо лязгнуло, и Марина недоверчиво уставилась на руку, пытаясь убедить себя, что жуткий сон давно закончился, а галлюцинациями она никогда не страдала.
Ее правая рука была прикована наручниками к стальной прямоугольной скобе на койке.
Скрипнула дверь, и девочка, не без труда оторвав потрясенный взгляд от наручников, перевела его на вошедших.
Их было двое, оба мужчины. Один в форме полицейского, с усталым скучающим лицом. А второй…
– Здрасте, дядя Боря, – тихо произнесла Марина.
– Здравствуй, Марина, – улыбнулся Борис.
Он бросил на сотрудника полиции многозначительный взгляд и, поняв, что тот намеревается присутствовать при их разговоре, вздохнул, осторожно присев в ногах девочки.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – машинально ответила Марина. – А вы?
По губам мужчины скользнула растерянная улыбка, которая тут же испарилась.
– Спасибо, все в порядке. Я… кхм… принес тебе кое-чего.
С этими словами Борис поднял в воздух белый полиэтиленовый пакет.
– Там виноград, бананы…
– Спасибо большое. Я даже не помню, когда ела виноград, – призналась Марина. Она изо всех сил пыталась поймать странно бегающий взгляд этого человека (дяди Бори? или все же отца?!) в тщетной надежде разглядеть хоть искорку теплоты, хоть крошечную частичку того, во что в свое время так самозабвенно поверила Саша. Но ничего этого не было. Она видела перед собой уставшего, измотанного и нервничавшего мужчину. Дядя Боря выглядел так, будто в силу обстоятельств ему пришлось прийти на скучную вечеринку, и в настоящий момент он лихорадочно искал любой повод, чтобы незаметно улизнуть с нее.
«Ну что же ты не обнимешь меня?! – с мучительной болью думала Марина, следя за выражением лица Бориса. – Мы же ждали тебя. Очень ждали! Сашок все время вспоминала тебя! Каждые пять минут!!»
Пока она молча разглядывала Бориса, у него запиликал сотовый. Выдавив фальшивую улыбку, он вытащил телефон, прислонив его к уху:
– Да, дорогая. Уже иду.
Пробурчав что-то еще, он сунул мобильник в карман.