Джеймс отложил нож и развернулся к Наталии лицом. Он оперся о край стола.
– Я могу чем-то помочь? – Джеймсу хотелось больше узнать о том, что Наталия делает в течение дня. Больше того, что он прочел в дневниках.
– Нет, все уже сделано. – Наталия сложила полотенце и посмотрела на часы духовки. – Сколько у нас времени до ужина?
Джеймс посмотрел на мариновавшиеся стейки.
– Около сорока пяти минут.
Наталия подняла дрожащую руку и пригладила волосы.
– Я пойду, приму душ. – Наталия вышла из кухни, пролетев мимо него с такой быстротой, что он ощутил ветер.
Его взгляд упал на порезанные помидоры. Их сок собирался на разделочной доске. Пучок салата-латука остался нетронутым, цукини лежали в пакете. Наталия забыла о салате и овощах, что-то прогнало ее с кухни, и Джеймс ни минуты не сомневался, что быстрая смена ее настроения никак не была связана с потерянным контрактом.
Глава 26
Карлос
Три года назад
21 июля
Пуэрто-Эскондидо, Мексика
Я окунул кисть в кадмиевый желтый и попытался сосредоточиться на финальных мазках картины, которую заказал местный ресторан. Еще один закат, чтобы дополнить три уже имеющихся в отдельном обеденном зале: El otoño, El inverno и La primavera. Осень, зима и весна. Через несколько недель, как только холст высохнет, я привезу заказчику El verano
[27].
На лбу выступил пот, рубашка взмокла. Кондиционер работал все время, но в мастерской было жарко, как в аду. Я обмахнулся полами рубашки. Головная боль тоже не помогала, хотя она уже не ощущалась, как удары кувалдой. Я все-таки пошел в больницу за рецептом после того, как отключился на прошлой неделе. Врач объяснил отключение сознания головокружением и обезвоживанием, а головные боли – стрессом. Но я не рассказал ему всю историю, поэтому десять дней спустя все еще терпел эту пытку.
Несладко приходилось и Джулиану. После того случая он каждый день спрашивал, помню ли я, что он мой сын, только усиливая то, чего я всегда боялся. Джеймс не захочет возиться с Джулианом и Маркусом, потому что не будет считать их своими детьми.
Так как я был упрямым, как осел, – это слова Наталии, не мои, – и отказывался что-либо выяснять, она связалась с доктором Эдит Файнштейн, нейропсихологом из США. Наталия, как смогла, описала врачу мое состояние и упомянула отключение сознания и ночные кошмары, которые не выходили у меня из головы во время поездки с Джулианом. Не имея возможности меня осмотреть, доктор Файнштейн только сказала, что мои кошмары были диссоциативными воспоминаниями, и я испытал возвращение в прошлое. Травмирующие эмоции, которые воскресил ночной кошмар, могли спровоцировать такое возвращение. И те десять пугающих минут я был другим человеком. Я мог быть Джеймсом или кем-то совершенно другим. Я просто не был собой.
Их разговор продолжался более часа. Доктор Файнштейн объяснила какие-то вещи, которые мы уже знали. Мое состояние было результатом психологической травмы, а не физического повреждения. Именно поэтому я мог говорить, читать и писать по-испански. Я мог пробегать марафонскую дистанцию, не помня о том, как тренировался. По этой же причине я мог писать, как профессиональный художник. Потому что Джеймс все это умел. Единственным, чего не хватало, было прошлое, накрепко запертое в моей голове. Вот почему люди в моем состоянии с такой легкостью начинали новую жизнь. В моем случае это был шаг в жизнь, которую создали для меня.
Доктор Файнштейн спросила Наталию, заинтересован ли я в лечении. Гипнотерапия способна освободить воспоминания, и я могу вернуться в жизнь Джеймса. Когда Наталия отказалась, врач отметила, что, как бы я ни решил действовать дальше, у меня может не оказаться выбора. Мой мозг сам решит, когда он будет готов излечиться. Он поймет, когда я буду готов снова встретиться со стрессами и травмами, которые спровоцировали мое состояние. Переключение может произойти сегодня, завтра или через несколько лет. И переход к моему прежнему «я» будет быстрым.
Прежде чем закончить разговор, доктор Файнштейн дала последний совет. Я принял это как предупреждение, которое заставило меня ранними утренними часами документировать мельчайшие подробности моей жизни. По словам врача, на каком-то уровне я почувствую, когда буду готов встретиться с моими демонами. Участившиеся ночные кошмары и их все большая ясность, а теперь еще и отключение сознания могли указывать на то, что мой мозг готовится. Доктор Файнштейн посоветовала Наталии как важному для меня человеку – Наталия так ей и представилась – самой эмоционально и психически готовиться к этому. Когда произойдет мой переход, наша жизнь будет серьезно нарушена. Скорее всего у меня начнется сильная депрессия, я буду испытывать печаль и стыд. Могут быть нарушения настроения, суицидальные порывы и склонность к агрессии.
«Отлично. Я стану придурком. Вот и еще один повод для беспокойства», – подумал я, отбрасывая кисть в сторону.
По деревянному полу у меня за спиной зашуршали сандалии. Запах солнцезащитного средства с кокосом окутал меня до того, как руки Наталии обвились вокруг. Она положила подбородок мне на плечо. Я поднес ее предплечье к губам, ощутил соль и горький вкус лосьона.
– Я не хочу уезжать от тебя. – В ее шепоте послышалась тревога.
– Так оставайся. – Я развел ее руки в стороны и поставил перед собой. Благодаря табурету, на котором я сидел, наши глаза оказались на одном уровне.
Наталия сцепила пальцы у меня на затылке. Большие пальцы поглаживали голову.
– Ты же знаешь, что я не могу.
Встречи, поездки, большие сделки, которые надо заключать. Турнир в Южной Африке. Визит к младшему брату. Наталия ненадолго вернется в Пуэрто-Эскондидо в сентябре, потом еще раз в ноябре, на турнир по сёрфингу. Между этими визитами у нас будут сообщения и разговоры по телефону. До сентября казалось так далеко, особенно когда мне хотелось только одного – обнимать ее и целовать. Глубоко опускаться в ее тепло. Жениться на ней и убедить усыновить моих детей.
Я поцеловал ее, мучительно нежно и упоительно медленно. Я почувствовал жжение от металлического привкуса ее лекарственного бальзама для губ, но мне было наплевать. В этот поцелуй я вложил все, что чувствовал к ней. Любовь, сострадание и страхи. Ее пальцы впились в мой затылок, живот прижался к моему животу, торопя меня поцеловать ее глубже, овладеть ею еще раз, прежде чем она сядет в самолет.
– Выходи за меня замуж, – прошептал я, прижимаясь к ее губам. Нат заскулила, и я попросил снова. – Пожалуйста, выходи за меня.
Ее губы отпустили мои. Она прижалась лбом к моему лбу и прошептала мое имя. Я просил ее не в первый раз.
– Ты любишь меня? – Мне была ненавистна пустота в моем голосе.
Наталия отступила из моих объятий, и мои руки упали на колени. Холодный воздух закружился в том месте, где она стояла. Мой взгляд заскользил по ней, а она заинтересовалась каплями краски на полу. Наталия скрутила волосы в жгут. По ее лицу пробегали смущение и неуверенность. Я поднял ее подбородок, и мы какое-то время смотрели друг на друга.
