Книга #черная_полка, страница 82. Автор книги Мария Долонь

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «#черная_полка»

Cтраница 82

— О. Это мысль. Так и поступлю.

— Только не в ближайшие сто лет. Ты мне страшнострашно нужен! И я тебя обожаю. — Инга обняла его.

— И не уговаривай. Все равно сопьюсь. А ты не смей. Днем, как отоспишься, садись писать «Дело номер 1. Дья-

Вольский шприц». Или нет — «Смертельное интервью». Нет, не то. О! «Черная полка». И погнали!

Инга засмеялась.

Они еще долго, до первых лучей, бродили улочками, курили на заброшенном пустыре, строили планы, и Олег заставлял ее смеяться все больше и больше. И когда взошло солнце, это уже было новое солнце — не то, что гладило по щеке Александру Николаевну и светило в иллюминаторы самолета Москва — Нью-Йорк.

Эпилог

Источник: Youtube.com

Опубликовано: 21 июня

Категория: Люди и Блоги

Лицензия: стандартная лицензия Youtube


Транскрипт

Ведущий (за кадром): Сегодня у меня очень интересный собеседник. Человек, с которым я хотел поговорить по душам… очень и очень давно. Но все не отваживался. Это я сам. Знакомьтесь, Агеев Игорь Дмитриевич. В прошлом малоизвестный журналист, оператор, ныне — знаменитый видеоблогер и убийца. И вот мой первый вопрос. Какое у вас самое яркое впечатление детства?

…Видео снято на две камеры — одна держит общий план собеседника, другая — крупно лицо. Того, кто задает вопросы, не видно, но это голос Агеева. Пока звучит вопрос, он слушает свой собственный голос. В объектив на зрителя смотрят уставшие глаза. Взгляд — спокойный, но в нем — боль и отрешенность…

Агеев (крупно): Это было в середине 60-х. Самый разгар застоя, как потом стали называть это время. Мне было лет пять-шесть, не больше. И это был единственный раз, когда отец взял нас с матерью на парад Победы. Мы стояли в общей толпе, я почти ничего не видел. И вдруг отец сгреб меня и посадил себе на шею. В один миг я оказался над всеми. Это было такое чувство… Ты почти паришь, почти бог и при этом ощущаешь гармонию и примирение со всем миром. И еще чувствуешь гордость, почти невыносимую. Мы лучше всех! Мы сильнее всех! Мы всех победим!

Смена плана.

Вопрос (за кадром): У вас были близкие отношения с отцом?

Смена плана — крупно

Агеев: Нет. Совсем нет. Отец был очень замкнутым человеком, суровым. К сожалению, он мало успел рассказать мне о своей жизни. На фронте отец несколько раз был ранен и довольно рано умер. Сказались последствия ранений. Но незадолго до смерти он неожиданно признался мне, что по-настоящему счастливым был только во время войны. Тогда он точно знал, что нужен, жизнь была наполнена смыслом. Он во всей полноте ощущал ее ценность, потому что мог потерять в любой момент.

Вопрос (за кадром): А для вас — что значит быть счастливым?

Агеев: Мое счастье умерло в 1998 году, когда я не смог спасти Надю.

Вопрос (за кадром): Как вы познакомились с вашей женой?

Агеев: На съемочной площадке. В то время она работала ассистентом режиссера, а я снимал репортаж об этих съемках. Влюбился сразу. Как оказалось, навсегда.

Вопрос (за кадром): Это было взаимное чувство?

Агеев: О нет, далеко не сразу! Я добивался ее два года.

Вопрос (за кадром): Ходили слухи, что в нее был влюблен сам Топорков, великий и ужасный.

Агеев: Да, у них был служебный роман. Топорков был большой любитель женщин. Он не изменял своим привычкам, несмотря на то что был уже несколько лет женат. А Надя была очень яркой и умной женщиной. Отбить ее у самого Топоркова было совсем нелегко. Но в конце концов она не только ушла от него, но и уволилась с любимой работы — сожгла все мосты. Устроилась на телевидении, мы оказались в одной редакции. Надя стала администратором.

Вопрос (за кадром): И тогда же вы поженились.

Агеев: Почти сразу. Она как будто бросилась в омут.

Вопрос (за кадром): Она была с вами счастлива?

Смена плана. Агеев смотрит в камеру, губы его сжаты.

Агеев: Я уверен, что она любила меня, хотя Надя никогда не говорила мне этого.

Вопрос (за кадром): На чем основывается ваша уверенность?

Агеев думает, как будто решает, насколько откровенно отвечать.

Агеев: Она плохо рассталась с Топорковым. Дело в том, что Надя была беременна. И почему-то она решила, что Топорков уйдет из семьи к ней и ребенку. Но тот прогнал ее. Я не настаивал на аборте. Ни одной минуты! Хотя, конечно, был не в восторге. Аборт был неудачный, я месяц выхаживал ее. Надя осталась бесплодной. Но, знаете, я всегда ей говорил, что это даже к лучшему. Мне не пришлось больше ни с кем ее делить.

Вопрос (за кадром): Вы много времени проводили вместе?

Агеев: Мы все время были рядом. И дома, и на работе. Не расставались ни на один день.

Вопрос (за кадром): А что для вас означает горе?

Агеев: Горе — это когда на твоих глазах умирает твой самый близкий человек, а ты ничего не можешь сделать.

Агеев молчит, смотрит вниз. Смена плана. Он разглядывает свои руки.

Агеев: У Нади был рак желудка. Она слишком долго не говорила мне, что плохо себя чувствует. Как будто наказывала себя за что-то. (Пауза). Или меня. Когда же я заставил ее пойти к врачу, то было уже поздно. Метастазы поразили печень и поджелудочную. Она очень похудела, хотя живот делался все больше, как будто она наконец забеременела. Ее все время рвало, причем с кровью, она не могла есть, даже пить. Единственное, что я мог — облегчить ее страдания. Боли были адские, помогали только наркотические препараты. Их для меня доставал старый друг, а уколы я научился делать сам.

Вопрос (за кадром): Какие были ее последние слова перед смертью?

Смена плана — глаза Агеева крупно. Он злится.

Агеев: Я не знаю. И никогда этого не узнаю. (Пауза). В тот самый последний день Наде стало легче. И я поехал за лекарством. Но я знал, что мне нельзя ее оставлять! (Агеев повышает голос, на записи искажения от громкого звука, срабатывает ограничитель, далее голос Агеева некоторое время звучит тихо). Я бежал всю дорогу, я чувствовал. И не успел. Она ушла в полном одиночестве, без поддержки, утешения, в страдании. Я не знаю, какими были ее последние слова, что она видела перед смертью, что чувствовала, как сильно страдала…

Вопрос (за кадром): Что удержало вас от самоубийства?

Агеев: Сначала я ни о чем думать не мог. Сутки просидел на полу, у ее кровати. Не мог пошевелиться. И мне была невыносима мысль, что ее заберут чужие люди, куда-то увезут, что-то будут с ней делать. И я больше никогда ее не увижу.

Вопрос (за кадром): А потом?

Агеев: А потом началась рутина. Человек, знаете ли, труслив. Он боится расстаться со своей никчемной жизнью даже тогда, когда эта жизнь ничего не стоит.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация