— Не понимаю.
— Рыльчин, похоже, мой протокол выкинул к херам. Про укол я Архарову рассказала, он там один нормальный.
— Так что же это может быть?
Холодивкер еще раз изучающе посмотрела на Ингу.
— Ладно, пойдем, покажу кое-что.
И не дожидаясь ответа, вышла из кабинета. Штейн взял Ингу за руку.
— Не дрейфь, парниша, — на ходу сказала Женя. — В гистологию идем, никто тебя покойниками пугать не станет. Хотя что их бояться, все беды от живых.
В синем прохладном кабинете гистологии Холодивкер достала из лабораторного шкафа предметные стеклышки с красно-голубыми кляксами, включила микроскоп, продолжая объяснять одной Инге. Олег остался стоять поодаль.
— Смотри, видишь, как здоровая артерия выглядит? Ровная, плотная, упругая. А теперь сюда посмотри.
Женя разместила новый препарат под микроскопом.
— Вот. Стенки артерии истончены, будто по ним щеткой железной прошлись или кислотой облили. Неудивительно, что они порвались мгновенно — как решето.
— А попроще можно?
— Попроще — был введен препарат, вызывающий мощное разрушение артерий мозга. Еще проще — это убийство.
* * *
— Инночка! Как ты вовремя! Иди же сюда скорее! Присоединяйся к нашему импровизированному собранию.
У подъезда кирпичной пятиэтажки под жестяным козырьком толпились несколько человек. Консьержка, соседка с нижнего этажа, двое молодых людей в рабочих комбинезонах «Оптоволокно» и в центре — хрупкая Александра Николаевна: очерченные ниточки губ, подведенные глаза, кокетливый газовый шарфик. Тонкие седые волосы уложены в прическу на манер «бабетты». Несомненно, всю эту операцию затеяла и приводила в действие именно она. Инга присела на скамейку, заинтересованная происходящим.
— Есть еще такой вариант: тянем по внешней стене дома, — хмуро сказал представитель провайдера.
— Сопли на фасаде, молодой человек, все равно что трусы поверх брюк. Исключено! — живо ответила Александра Николаевна.
— Тогда пойдем через вас. — Молодой человек обратился к соседке снизу. — Другого пути нет.
Александра Николаевна повернулась на каблуках к Ниночке, соседке снизу.
— Нинон, соглашайся! Пройдем в месте последней протечки, раз уж все равно потолок в твоей кухне безнадежно испорчен. Зато у нас будет еще одно окно в мир. Я тебе клянусь, это не телевизор, это куда интереснее! Тебе же компьютер сын подарил.
Грузная Нинон, с пучком густых волос, в старой кофте и галошах, махнула рукой.
— Вай мэ! Делайте, что хотите, — и, шаркая, ушла в темноту подъезда.
— Приступайте, молодые люди! Тяните вашу цивилизацию в одряхлевшее человечество.
Порыв ветра сорвал газовый шарфик с шеи Александры Николаевны, она беспомощно взмахнула рукой и тут же схватилась за шею. Инга знала — не только кокетство заставляет ее носить шарфики. Они прикрывали два кривых белых шрама на шее, о происхождении которых она никому не рассказывала. Ветер поднял невесомую ткань на высоту третьего этажа, надел на выступающий край балкона. Один из интернетчиков легко подпрыгнул, ухватился за ветку растущей у дома липы и полез наверх. По другой, горизонтальной ветви он на руках добрался до балкона, снял шарф и вернул его Александре Николаевне — та смотрела на него во все глаза.
— Спасибо вам. — Она протянула худую руку и прикоснулась к плечу молодого человека.
— Вы что, Интернет решили наконец провести? — спросила Инга Александру Николаевну, когда они зашли в подъезд.
— Ты будешь смеяться, Инночка, но вот из таких крошечных событий и состоит моя жизнь, — не услышав вопроса, говорила Александра Николаевна. — Ты подумай, этот молодой человек, такой серьезный, говорит сложно, так, что я понимаю в его монологах только предлоги… ну и стоимость, конечно. И вдруг, как мальчишка, на дерево! Ради меня. Ромео.
— Ромео на балконы не лазал. Скорее уж Сирано де Бержерак, — посмеялась Инга.
— А вот и нет! — Александра Николаевна победоносно обернулась к Инге. — Ты, моя девочка, забыла! И у кого из нас память плохая? На балкон лазал не Сирано, а его молодой друг… как его? Ну неважно. А я должна была целоваться с ним на балконе.
Инга знала, что в середине шестидесятых Александра Николаевна была утверждена на роль Роксаны, и были уже отсняты несколько эпизодов. Но потом случился тот кошмар, после которого она попала в больницу на полгода и вышла оттуда совсем другой. Даже ее недоброжелатели содрогнулись, узнав, что с ней произошло.
Они поднялись на третий этаж.
— Дай отдышаться, сердце сейчас выскочит. — Александра Николаевна остановилась переддверью. — На ключ, открывай.
Инга сразу прошла на кухню. Четыре больших пакета из дорогого гастронома заняли весь стол на крохотной кухне.
— Вот сосиски, как вы просили.
— Да, хочется иногда подхватить их за розовый бок — вилкой из кипяточка. Знаю, что вредно, но с пюре так вкусно.
— Вот овощи. Масло, сыр, нарезка копченой. А это вы любите, я знаю.
— Инга! — Александра Николаевна укоризненно ахнула, — красная рыба! Икра! Ну куда…
— …и профитроли, — довольно сказала Инга, вынимая последнюю упаковку из пакета, сминая его и пряча за ведро. Она знала, что Александра Николаевна ничего не выбрасывала, пакеты из магазинов использовала как мусорные. — Чай пить будем? Вы же не торопитесь?
— Куда я могу торопиться? — грустно улыбнулась Александра Николаевна, вытирая испарину на лбу. Стали видны веером расходящиеся от центра лба шрамы и еще три маленьких на левом виске.
Она поставила на газовую плиту чайник — не признавала электрические, говорила, что вода в них невкусная, но Инга подозревала, что она просто экономит. Они прошли в единственную комнату, которая служила пожилой женщине и гостиной, и спальней. Диван был сложен и накрыт гобеленовым покрывалом. Вдоль стены, под ковром, стоял раскладной полированный стол.
— Ну у нас сегодня прямо праздник! — она снова покачала головой, расставляя на столе угощение.
Над диваном висели черно-белые фотографии Александры Николаевны с кинопроб: совсем юная девушка в высокой соболиной шапке, сильно загримированная брюнетка в цыганской юбке, изысканная аристократка с высокой прической. Глубокая, цепляющая, нездешняя красота в озорных чертах девчонки. Красота досталась от матери, озорство — от отца. Тут же на стене, чуть в стороне, висела и пожелтевшая, еще довоенная, фотография ее родителей.
Невозможно было представить, что однажды на это тонкое создание поднял руку сильный мужчина — любимый муж, измученный демонической ревностью. Бил долго, в угаре, не щадя. Говорили, что его остановил только вид двух зубов в луже крови на полу — вот тогда он испугался. Не за нее — за себя. В реанимации Александра Николаевна сказала, что попала в автомобильную аварию, изверг остался безнаказанным. А она — изуродована, бездетна и профессионально непригодна. Ее высокий покровитель ничего не сделал, чтобы наказать мерзавца. Но впоследствии помог ей получить однокомнатную тридцатиметровую квартиру, что в то время было немало.
