Подходя к моргу, она радовалась, что мир по-прежнему пахнет скошенной травой, свежей листвой и выхлопами машин с дороги. Специфический запах появился только в фойе и неожиданно оказался приятным — церковный ладан, отчего в памяти быстро промелькнул высокий иконостас, ряды свечей, золотые рясы и ангельское пение. Ладаном пахло из-за двери с табличкой «Ритуальный зал».
Они с Олегом прошли мимо, к служебному входу, как и договаривались с Холодивкер. Там ей было легче провести их к себе — без лишних вопросов и чужих глаз. Они стояли в небольшом тамбуре, ожидая Женю, и перешептывались.
— А вдруг там сразу, как войдешь, вдоль стен покойники лежат? Ты готова? Они кааак накинутся?
— Ты со мной зачем пошел, а? Для острых ощущений или чтоб меня поддержать? Вот и поддерживай. Скажи: можешь на меня положиться. Давай повторяй по слогам. Можешь…
— Можешь, конечно. Вместе и рухнем. Тебе хоть помягче будет.
Он натянул до носа ворот свитера и захрипел дальше:
— Как здесь можно работать? Я сюда больше ни ногой. Только если обеими и вперед. — Он хмыкнул. — А эти? Каждый день добровольно, ты только представь!
— Привыкли, наверное. Профессиональную защиту выработали. Я, кстати, думаю, они все азартные люди — зачем еще такую работу выбирать? Чтобы загадки смерти разгадывать, больше незачем.
— Ага. Все здоровые тела похожи одно на другое, а каждое умершее тело умерло по-своему.
Из коридора вело три двери, как в сказке: прямо пойдешь — в «Танатологическое отделение» попадешь, налево — в неведомые «Секционные», направо — в «Посторонним вход воспрещен».
Штейн перебирал варианты.
— Я бы вправо пошел: Танатос пусть подождет, а Секции явно не волейбольные.
Но, вопреки его ожиданиям, открылась дверь с надписью: «Секционные». В проеме появилась грузная женская фигура. Женя сощурила глаза, привыкая к слабому свету, спросила:
— Это вы — Инга?
— Да.
— Холодивкер.
Они прошли за ней в длинный, слабо освещенный коридор. Вдоль стен, как и предрекал Штейн, действительно стояли каталки с контурами тел, закрытых простынями. Инга с любопытством оглядывалась. Холодивкер тяжелой поступью пошла в сторону дальней двери. Они переглянулись — она сама выглядела как зомби.
Она провела их в маленький чистый кабинет, тут было совсем по-домашнему. Ничего не напоминало о соседних помещениях — пара рабочих столов, шкафы с папками, обеденный стол, пузатый чайник с маками, на окне — тюлевые занавески и герань.
— Садитесь. — Женя устало опустилась на стул. — А это с тобой кто?
— Олег Штейн, коллега.
— Ясно, группа поддержки. Он в обморок не грохнется, помощник твой, смотрю, зеленеет на глазах? У мужчин нервы не то что у нас. Ты чего в свитер закутался? Холодно или аромат не тот? Это всего-навсего запах свернувшейся крови с примесью формалина, скажи спасибо, что ты не этажом ниже — там у нас подснежников вскрывают.
Холодивкер препарировала и в разговоре — каждое слово было как идеальный разрез. Смотрела прямо, чуть весело, изучая гостей. Инга продолжила разговор:
— Евгения Валерьевна, мы пришли узнать хоть что-то о Волохове. Он был моим другом.
Холодивкер внимательно рассматривала Ингу, будто взвешивая — можно ли доверить ей эту ношу? Про скорчившегося Штейна она уже все поняла.
— А тебе результаты вскрытия зачем? Куда ты с этой информацией? Допустим, что-то не так, дело, думаешь, возбудят? Кого еще, кроме тебя, это волнует?
— Знаю, знаю, надежды нет. Я со следователем уже встречалась.
— С Рыльчиным? Он мертвее моих пациентов, сердца у него точно нет, без вскрытия понятно.
В дверь постучали.
Сейчас нас выставят.
— Евгения Валерьевна, все готово, срединный разрез выполнен, органокомплекс извлечен, будете на гистологию брать? И на химию?
— Буду! — властно крикнула Холодивкер. — Начинай пока без меня.
Она встала, чтобы поставить чайник.
— Понимаете, внешне история абсолютно ничем не примечательная. В протоколе осмотра трупа — типичная смерть пенсионера. Сидел человек, сидел и тихо умер. Возраст — никто не удивился, быстро включили похоронную машину. Я так и сама поначалу думала — организм изношен, сразу видно: и давление, и панкреатит, и язва. Каждого из перечисленных заболеваний, в принципе, достаточно. Но что-то меня цепляло. А как мозг открыли — сразу и понеслось. Вы, кстати, есть хотите? — Она достала из ящика стола пачку печенья, хлеб и колбасу.
— Неет, спасибо!
Олег пнул Ингу под столом: смотри — зомби завтракает!
— И что, Евгения Валерьевна? Что? — Инга сидела как струна.
Холодивкер отрезала толстый ломоть белого хлеба, сверху водрузила шайбу вареной колбасы и с аппетитом откусила.
— Какая я тебе Валерьевна, брось. Женя. Там не сосуды были в мозге, а кровавое месиво — ни одного целого. Я двадцать лет вскрываю, а такого не встречала, чтобы в лабораторию на анализ послать было нечего — от сосудов одна слизь осталась. Ну и пошла резать ниже, на шею, я ж упертая. Думала, артерию найду поцелее. А там, под кожей, глубоко внутри, следы кровоизлияния вокруг левой позвоночной. Снаружи его не видно, понимаешь? Тогда я на кожу повнимательнее смотреть стала и увидела его.
— Кого?! — Инга с Олегом вскрикнули хором.
— След от укола! И ведь как ловко сделан — ровно по линии роста волос, рядом с родинкой, а иголка тооонкая была. Четко в артерию! И главное, место такое — ну кто туда колет? Без шансов найти. Но не повезло ему — нарвался на сумасшедшую Холодивкер.
Она с явным удовольствием откусила еще кусок бутерброда.
— Так это выходит… что? — Инга от нетерпения вскочила.
— Мне девочки из лаборатории позвонили. Я же им все срочняком на анализы отправила, в тот же день. Они и говорят: газхром показывает неизвестные пики.
Инга со Штейном переглянулись, слова Холодивкер звучали для них, как бред.
Она добила бутерброд, налила себе чаю.
— Сейчас объясню, как для блондинок. Есть такая вещь — газовый хроматограф. Это очень умное устройство для анализа сложных веществ путем их разделения на моно-компоненты. Кладут туда препарат, читай — кусочек печени, например, а он тебе выдает хроматомасс-спектрометрию. Это как график — кривая с пиками. Химики выделяют пики, а каждый пик — определенное вещество, и сличают с аналогами библиотеки. И таким манером понимают, что попало в организм.
— Более-менее понятно, — кивнула Инга. — Это как в мишленовском ресторане пытаться понять, из чего блюдо?
Женя кивнула. Гастрономическое сравнение пришлось ей по вкусу.
— Схватила суть верно. Так вот, они мне и говорят, что в блюде твоем, то есть в печени Волохова, есть приправа, о которой мы ничего не знаем. Ничего — от слова совсем ничего. Науке неизвестно! И самое смешное в этом, — она криво улыбнулась, — и печальное, что им писать нечего! Раз нет такого препарата в нашей картотеке — значит, в заключении будут пустые строчки! Поэтому причина так и осталась: «Смерть наступила от субарахноидального кровотечения». Правда, в протоколе вскрытия я написала про укол. Но все равно никаких оснований для расследования и возбуждения уголовного дела нет.
