Я спрятала лицо за стаканом с жасминовыми юбочками, как будто он мог скрыть мои мысли. «Красные кхмеры, красные кхмеры», – звенело в голове. Интересно, а я какого цвета? Украдкой взглянув на папу, я решила: в любом случае – такого же, как он.
– Папа, а ты – «красный кхмер»? – вырвалось у меня, как внезапная отрыжка.
Тата со стуком опустила стакан на стол. Наступила полная тишина. Казалось, даже воздух застыл. Мама метнула на меня гневный взгляд. Когда тевода так смотрит на тебя, лучше спрятаться, не то можно сгореть.
Вот бы нырнуть сейчас в стакан и искать там икринки, подумала я.
Наступил полдень, такой жаркий, что все в доме на время отложили дела. Служанки прервали уборку и, расположившись на ступенях кухни, расчесывали друг другу волосы и заплетали косы. Под баньяном на длинной, широкой скамье из тикового дерева, прислонившись к громадному стволу, сидела Бабушка-королева. Прикрыв глаза, она обмахивалась веером. У бабушкиных ног примостилась Кормилица. Одной рукой она качала в гамаке Радану, а другой чесала мне спину. В столовой остался только папа. Он сидел на полу, прислонившись к резной колонне, и писал что-то в записной книжке – папа всегда носил ее с собой. Рядом стояло радио, из которого доносилась народная музыка. Убаюканная ее переливами, Кормилица задремала. Мы с сестрой не спали. Радана то и дело высовывалась из гамака, чтобы я с ней поиграла.
– Летю! – визжала она, пытаясь дотянуться до меня. – Я летю!
Я схватила руку сестры, но Радана отдернула ее и, радостно хихикая, захлопала в ладоши. Кормилица открыла глаза и ударила меня по руке. Няня дала Радане пустышку, и сестра, сладко причмокивая, словно ей дали леденец, улеглась обратно в гамак. Бабушка-королева оживилась и прищелкнула языком, как будто тоже была не прочь что-нибудь пососать.
Вскоре все трое уснули. Поник веер Бабушки-королевы. Замерла на моей спине рука Кормилицы. Свесившись из гамака, застыла в воздухе похожая на побег бамбука пухлая ножка Раданы. Затих перезвон колокольчиков на браслетах сестры.
Во двор вошла мама. Поездка в храм заняла больше времени, чем она планировала. Стараясь не шуметь, она проскользнула в столовую и присела рядом с папой, положив руку ему на бедро. Папа отложил записную книжку.
– Она ведь не нарочно. Без задней мысли.
Он говорил обо мне. Прикрыв глаза, я притворилась спящей.
– Les Khmers Rouges
[14], коммунисты, марксисты… – продолжил папа. – Как бы мы, взрослые, их ни называли, для ребенка это не более чем слова, бессмысленный набор звуков. Она не знает, ни кто такие «красные кхмеры», ни почему их так называют.
Les Khmers Rouges… Коммунисты… Слова казались мне причудливыми, загадочными, как названия мифических существ из моей любимой поэмы «Реамкер»: девараджи, потомки богов, и их противники ракшасы, демоны, пожирающие детей.
– Когда-то ты разделял их взгляды, – сказала мама, положив голову папе на плечо. – Ты верил в них.
Интересно, думала я, они девараджи или ракшасы?
– Я верил в идеалы, но не в людей. Порядочность, справедливость, честность… Верил и буду верить всегда. Не только ради себя – ради наших детей. Все это, – папа окинул взглядом двор, – преходящее, Ана. Привилегии, богатство, наши титулы и имена – сегодня они есть, а завтра исчезнут. А порядочность и честность вечны, они делают нас людьми. Вот чего я хочу для наших дочерей прежде всего. Мир без идеалов – безумие.
– А то, что творится сейчас, разве не безумие?
– Я так надеялся, что до такого не дойдет, – вздохнул папа. – Остальные бросили нас еще в самом начале, едва почуяв беду. Теперь настала очередь американцев. Увы, демократия потерпела поражение. И наши союзники не станут дожидаться расправы над ней. Они ушли, пока не поздно, – разве можно их осуждать?
– А мы? Что станет с нашей семьей?
Папа долго не отвечал.
– Конечно, будет непросто, – произнес он наконец, – но я могу договориться, чтобы вас вывезли во Францию.
– Нас? А как же ты?
– Я останусь. Надежда еще есть.
– Я не поеду без тебя.
Папа взглянул на нее и, подавшись ближе, поцеловал сзади в шею. Припав губами к маминой коже, он замер на несколько мгновений, словно пил из живительного источника. Затем начал вытаскивать цветы из ее прически, и волосы хлынули маме на плечи. Затаив дыхание, я хотела стать невидимой. Родители молча вышли из столовой и, поднявшись по начищенным ступеням парадной лестницы, исчезли в глубине дома.
Я огляделась. Все по-прежнему спали. Где-то вдали послышался гул. Гул нарастал, пока не превратился в оглушительный стрекот. Мое сердце бешено стучало, в ушах звенело. Я подняла голову и, прищурившись, пробежала взглядом по красной черепице нашего дома, по кроне баньяна, по долговязым пальмам у ворот. И увидела его! Он висел высоко в небе большой черной стрекозой, кромсая лопастями воздух: «Так-так-так-так-так…»
Вертолет стал снижаться, и все вокруг потонуло в его шуме. Чтобы лучше видеть, я встала на деревянную скамью. Вдруг вертолет резко нырнул, задрав хвост, и полетел в другую сторону. Напрасно я тянула шею – он исчез. Фьюить! Растворился в воздухе, словно видение.
И вдруг…
– Пчкху-у! Пчкху-у! Пчкху-у!
Земля под ногами у меня задрожала.
Глава 2
В тот день пропала Ом Бао. Одна из служанок сказала, что кухарка отправилась на рынок около аэропорта. Служанки знали, что это опасно, но не смогли удержать ее. Ом Бао хотела купить продукты для праздника, а на рынке, заявила она, выбор гораздо больше, чем в городских магазинах. Она ушла сразу после завтрака. Наступил вечер, а Ом Бао так и не вернулась.
– Ее слишком долго нет, – заявил папа. – Я поеду на поиски.
По решительному тону мы все поняли: никто его не остановит, даже мама.
Папа подошел к мотоциклу под автомобильным навесом. Старичок, сидевший на полу и слушавший по радио новости, бросился отворять ворота. Папа припал к мотоциклу и с ревом выскочил на улицу.
Мама и Тата встали со своих мест и, тяжело ступая по лестнице, поднялись в дом.
– Можно я пойду? – спросила я у Бабушки-королевы.
Все это время я делала ей массаж, и руки уже ныли от напряжения. Бабушка охнула и, кивнув, перевернулась на спину.
– Хорошая девочка, – пробормотала она, пытаясь сесть. Я помогла бабушке, подперев ее спину своей. – Все это зачтется тебе в следующей жизни.
– Как думаешь, где Ом Бао? – шепотом спросила я.
Бабушка посмотрела на меня, но ее взгляд ничего не выражал. Похоже, ее заботила только следующая жизнь, а нынешней попросту не существовало. Интересно, подумала я, она вообще знает, что идет война?
