За что? За что судьба так издевательски отнеслась ко мне? Что я такого сделала, чтобы так?.. Я тогда не понимала…
Эти – оба – тоже не ожидали встречи со мной. Побелели. Заволновались. Один мой жених ничего пока не замечал. Представил меня:
– Папа, мама, вот настоящая героиня торжества, автор дома. Знакомьтесь, это Наташа!
И эти сразу все поняли! Поняли, почему Наташа, а не имя с отчеством, поняли, почему сынок так сияет… Глаз у Люды всегда был цепким.
– Ну, здравствуй, Наташа! – сказал Виктор.
Собрался с силами.
– Здравствуй, Виктор! – ответила я.
Сердце билось, как в последние минуты жизни. И пусть бы они стали последними.
– Здравствуй, Наташенька, – вдруг елейно запела Людка.
– Не ожидала вас у себя увидеть, впрочем, проходите, поговорим, раз уж жизнь свела, – пригласила я.
Захотелось мне их кое о чем расспросить. Мой любимый, ничего не понимая, указал родителям, куда проходить, вопросительно глядя на меня. А мне на него смотреть не хотелось. Что-то сломалось во мне. Я знала, что не пощажу никого, в том числе и его: я же предупреждала, что не хочу никаких знакомств. Ты хотел этого? Получай.
Я видела, что Виктор хочет уйти. По-тихому, как гад ползучий. А Людочка собиралась комедь играть, как она любила. Но хозяйкой у себя дома была я. И не зря же судьба нас столкнула. Значит, какие-то вопросы должны быть решены. Без промедления.
– Что ж, гости нежданные, раз через столько лет вы оказались у меня, значит, разговора не миновать. Видела я, Люда, фотку, как ты замуж выходила. В моем платье. Понравилось тебе платье, Витя?
– В твоем платье? – повторил Виктор.
– В моем. К нашей с тобой свадьбе сшитом.
– Но ты же сама мне его оставила, Наташенька, когда узнала…
Людка осеклась. Утратила самоконтроль, проговорилась. Не то сказала.
– Когда узнала, что ты на конференцию, Витя, не полетел, а проводил время с другой девушкой за две недели до нашей свадьбы. Люда мне об этом сообщила. Она вас видела. Даже не один раз.
– Что?! – Витя из белого стал багровым.
– Может быть, Сережа пусть пойдет к себе? – предложила Людмила.
– Нет, я останусь, – отрезал мой любимый.
Он был очень растерян, но собирался выяснить все до конца.
– Обязательно пусть останется. Обязательно, – подтвердила я.
– Я был на конференции, Ната, – проговорил Витя. – А когда прилетел в Москву, меня Люда встретила в аэропорту и вручила письмо от тебя. А до этого маме моей принесла твое послание. Все это какое-то недоразумение.
– Письмо от меня? И послание от меня твоей матери? Это уже совсем занимательно. Что же это было за письмо?
– Ты писала, что передумала выходить за меня замуж. Что у тебя появился другой. И что ты его любишь больше жизни. Просила понять и забыть тебя.
– Ты в своем уме? Какое письмо? Ты что?
– Я не мог глазам своим поверить. Но это было от тебя письмо. Твоим чертежным почерком аккуратно написанное…
– Печатными буквами? Как в чертежах? Да? И ты сразу поверил?
– Да… Я был ошеломлен… И Люда вручала мне письмо, чуть не плача… Что это было за письмо, Люда? Что за письмо ты передала моей маме, Люда?
– Подожди спрашивать Люду. Я, кажется, начинаю понимать. Ведь твоя будущая жена Люда пришла и ко мне на третий день твоей конференции. И со слезами на глазах сообщила мне, что видела тебя с женщиной. А когда я стала звонить тебе домой, твоя мать сказала: «Пропади ты пропадом». Ты к тому времени уже передала ей «мое» письмо, подруга? И что же в нем было?
– Мерзкое письмо, – ответил Виктор. – Просто ужасное. С описаниями того, как я тебе отвратителен, что я не мужчина, что она, моя мать, – исчадие ада и прочее и прочее. Ты его написала, Люда?
– Я любила тебя. И люблю. Я все делала и делаю ради нашей семьи и нашего мальчика, – уверенно и четко, как гипнотизер, проговорила Людка.
Почему я раньше не видела в ней то, что увидела сейчас? Ее холодную четкость, ее целеустремленность, ее беспощадность.
– И вообще, о чем сейчас говорить. Двадцать шесть лет прошло. Вся жизнь, – продолжала моя бывшая подруга.
– Это ты написала те письма, Люда? – жалобно спросил Виктор.
– А это ты поверил им, Витя? – в тон ему отвечала Людмила.
– Ну, с этим вы будете разбираться без меня. Одно только хочу сказать вам в присутствии вашего сыночка, ему положено это знать: я, Витя, была беременна. Если помнишь все, что происходило у нас после того, как мы заявление подали, это вполне естественное дело, да, Витя? Ты сам говорил, что теперь мне не о чем беспокоиться, что мы всегда будем вместе, что ты отвечаешь за меня и мое будущее. Так вот, Витя. Я сделала аборт. Ты ничего другого мне не оставил. И ты, гадина. Ты все знала. Ты убийца. И ты думала: тебе это с рук сойдет? Так и проживешь, обокрав меня? И никто не узнает? А я, видишь, и не искала. А вы нашлись! И не я в вашем доме, а вы в моем. А теперь – пошли отсюда все трое. И чтобы я больше вас не видела.
– Я никуда не уйду, – сказал Сережа.
– Мне надо поговорить с тобой, Наташа, – попросил Виктор.
– Тогда и я останусь. Тут мой муж и мой сын, – нагло проговорила Людмила тоном победителя.
– Убирайся отсюда! – Я ринулась к ней и изо всех сил ударила по лицу.
Вот тут она растерялась. Она не учла, что я изменилась, думала, я все та же жертва обстоятельств.
– Витя, вызови полицию! – завопила Людка. – Она меня хочет убить!
– Уходи отсюда, тебя же попросили, Люда. Уходи по-хорошему. Нет тут твоего мужа. Уходи, – попросил Виктор.
– Ты меня лишила ребенка! Вы оба! А на своего налюбоваться не можете? Кто вы? И кто ваш сыночек? Пусть проклятие твоей матери, которое она на своего внука нерожденного обрушила, на вашу семейку вернется! И если ты, воровка, сейчас не уйдешь, я сына твоего на твоих глазах убью. И потом пусть меня сажают. Мне плевать.
– Пусть. Убей меня, Наточка, – сказал Сережа.
Губы у него были совершенно синие. И под глазами появились черные круги. Жалость к нему мелькнула и пропала.
Людмила встала и пошла к выходу.
– Я вас жду дома, – послышалось от двери.
Она любила, чтобы последнее слово оставалось за ней.
Ей никто не ответил. Мне хотелось разбежаться и наподдать ей с разбегу. Я не собиралась их прощать. Хотя у меня никто и не просил прощения.
Мы довольно долго сидели молча. А что тут скажешь…
– Нет мне прощения. И оправдания нет. Как я мог поверить? Но ведь и ты ей поверила.
– Я пыталась с тобой поговорить. Но когда твоя мать меня не захотела слушать, да, я поверила ей.
