Работа с архивами шла вовсю, когда в дверь позвонил Эдуард. Мария Леонидовна бесстрашно открыла. Эдуард Николаевич стоял в дверях, лучезарно улыбаясь, с огромным букетом цветов.
– Я так переживал! С возвращением! – воскликнул «соискатель».
Мария Леонидовна провела его в кабинет, где шла сосредоточенная работа. Он изменился в лице и побелел. За него стало просто страшно, все-таки не первой молодости человек, как бы инфаркт не хватил. Или инсульт. Хотя при инсульте вроде бы не бледнеют, а краснеют…
– Что с вами, Эдик? – заботливо поинтересовалась Мария.
– Что происходит? Вы продаете архивы? – заикаясь, спросил «ученый». – Это же великое достояние! Это – нельзя! Это кто же вам внушил?..
– Как можно! – патетически ответствовала Мария Леонидовна. – О какой продаже может идти речь? Успокойтесь. Все передается по описи в Академию наук. И там широкий круг специалистов сможет беспрепятственно, я надеюсь, изучать наследие моего отца. И вам, конечно же, разрешат делать выписки и работать с архивами.
Бледность никак не сходила со щек «биографа».
– Но почему же вы меня об этом не предупредили? Почему так поспешно?
– Это было запланировано давно. И почему я должна была предупреждать вас, любезнейший Эдуард Николаевич? Ведь вам будет только удобнее работать с бумагами: не надо будет зависеть от моего здоровья и местонахождения. Я уверена, что через несколько недель вы возобновите свою работу.
Эдуард Николаевич сделал вдох-выдох и попросил чаю. Мария Леонидовна провела его на кухню, ликуя по поводу принятого ею решения. Пусть попьет чай и покинет ее дом навсегда. И пусть видит, что она не одинокая вышедшая из ума старушка, а вполне разумный человек, находящийся под покровительством Академии наук. На радостях она красиво сервировала чаепитие и уселась напротив Эдуарда. Тот задумчиво похлебал чайку и вдруг заговорил:
– Мария, а я ведь сегодня пришел с личными вопросами. Но меня эти сборы сбили с толку. Я все не решался прежде заговорить об этом. Боялся, что вы меня неправильно поймете…
– Говорите, Эдуард Николаевич, я слушаю вас, – успокоила Мария Леонидовна, удивившись только тому, что он обратился к ней по имени, без отчества.
– Мария, я совершенно одинокий человек. И вы – одиноки. Мария, выходите за меня замуж. Давайте поженимся.
Мария Леонидовна оторопела. Этого она не ожидала никак. Нет, было всякое в ее долгой жизни. Было – влюблялись в нее, сорокалетнюю, юноши, пылали страстью, умоляли о взаимности… Пора любви, что тут скажешь. Но – отцвели уж давно хризантемы в саду. Кто и зачем делает предложение девяностолетней старухе? Какое спасение от мужского одиночества может таиться в ее сединах? Ах, как бы они с сестрой посмеялись сейчас, будь та рядом!
– О чем вы, Эдуард Николаевич? Вы мне в сыновья годитесь! И вы вполне можете найти себе молодую, полную сил женщину лет пятидесяти. Зачем же вы так со мной?
– Я хочу о вас заботиться. Хочу быть рядом. Ведь вы же совсем одна. Я… я полюбил вас еще давно… Еще когда приходил сюда много лет тому назад…
Ах, как хотелось Марии Леонидовне крикнуть ему: «Пошел вон, проходимец!» Но старый одинокий человек не мог позволить себе подобного.
– Почему вы решили, Эдуард Николаевич, что я совсем одна?
– Ну я же вижу. Одна и одна.
– Ваше зрение вас подводит, Эдуард Николаевич. Я не одна. У меня есть родные. И они обо мне заботятся. И еще как.
– Что за родные? – злобно рявкнул Эдуард.
– Я должна давать вам отчет? Помилуйте! Почему?
– Давайте поженимся! – потребовал Эдуард, сдерживаясь из последних сил, чтобы не заорать. Маска интеллигентного ученого очень плохо держалась на его пухлом лице.
– Да зачем же вам это? – пыталась выяснить Мария Леонидовна, хотя прекрасно понимала зачем.
И вдруг Эдуард Николаевич, собравшись с духом, продекламировал:
– «Дорогая, сядем рядом! Поглядим в глаза друг другу! Я хочу под этим взглядом слышать чувственную вьюгу!»
Тут уж Мария не выдержала и начала хохотать. Как ни опытен был, очевидно, в подобных делах «соискатель», а тут от растерянности программа его дала явный сбой.
Ей вспомнился эпизод времен ее ленинградского студенчества. Ох, и глупы же они были. И беззаботны! Жизнь казалась безоблачной и счастливой. Выжили в блокаду. Победили фашизм. Еды вдоволь. Что, как не полное счастье могло ожидать их? Радость жизни переливалась через край. И вот однажды на Невском с ней заговорил очень приятный молодой человек. Слово за слово, дошли до Дворцовой площади, он говорил об архитектуре и живописи – да как интересно говорил! Маша заслушалась. А потом оказалось, что он художник. Маша была в восторге! Не каждый день встретишься с художником. Вот повезло ей! А художник пригласил ее к себе: посмотреть его работы. Маша, конечно, согласилась. Спросила только, нельзя ли с подругой явиться. «Конечно, можно!» – с энтузиазмом воскликнул новый знакомый. И в назначенное время Маша и Таня явились по названному адресу. Молодой человек ждал. Провел их в большую замызганную комнату, пропахшую табачным дымом. На обшарпанном диване сидел друг художника. Стали разглядывать картины – они и вправду были замечательными! Потом художник предложил девушкам вина, но они отказались, засобирались домой. И тут друг художника подошел к двери комнаты и запер ее! Девчонки остолбенели. А художник подошел к Марии и, взяв ее за руку, продекламировал как раз те самые строки, что сейчас произнес Эдуард Николаевич. Но Маше было не до смеха. А Таня повела себя как настоящая партизанка-героиня. Она вскочила на подоконник, распахнула окно и крикнула, что, если кто приблизится к ней, она немедленно выпрыгнет. Этаж был пятый. Дом старинный. Потолки – под пять метров высотой. Прыгать – означало верную смерть. Сердце Маши бешено колотилось. Она понимала, что Таня прыгнет. Видно, поняли это и художник с другом. Художник демонстративно отпер дверь и распахнул ее. «Выйдите из комнаты!» – скомандовала Таня с подоконника. Молодые люди немедленно выполнили приказ. Таня спрыгнула и стрелой побежала к выходу из квартиры, увлекая за собой остолбеневшую Машу. Никто им не мешал. Они не стали дожидаться лифта, рванулись к лестнице. А вслед им донеслось обиженное: «Ну, и ходите не…банные!!!»
Сейчас это воспоминание за долю секунды пронеслось в голове «невесты», вызывая новый приступ смеха.
– «Чувственную вьюгу»! – повторяла Мария Леонидовна, хохоча. – Да вы шутник, Эдуард! Давно я так не смеялась, спасибо.
– Я… от любви… Глубоко уважаю… – лепетал жених. – Не отказывайте.
– И все же я вынуждена ответить вам отказом, – строго проговорила Мария. – И на этом позвольте наше знакомство считать законченным.
Она встала из-за стола, побуждая своего гостя подняться тоже и покинуть ее дом.
– Какие наследники? – вдруг рявкнул он ей прямо в лицо.
Раскрылся по полной!
– Вас интересуют мои наследники? Странный интерес, вам не кажется? Впрочем, я вам скажу – пусть уж будет полная ясность. Вам, полагаю, известно, что у меня было двое детей. Один умер в шестнадцать лет. Второй – в двадцать шесть. Перед самой свадьбой, учтите. И его невеста ждала ребенка.
