Наконец мы выбежали на поляну, где пал неизвестный сталкер. До вырубки осталось всего ничего, но нам наперерез прямо на поляну ринулись четыре черных муравья-волкодава, которые, видимо, хоженой тропой возвращались в муравейник.
Тесаки нас не спасут, автоматы тоже, вся надежда на подствольники. Пока я доставал к нему патрон, Самкин глушил мутантов позади, Джига – тех, что впереди. Три насекомых подползли так близко, что взрывать их было рискованно, оставалось принять бой. Джига и Труба, не сговариваясь, вытащили тесаки, у меня был нож неподходящего размера, и я приготовился драться прикладом, но случилось странное: все три муравья остановились, подняли, я бы даже сказал, запрокинули брюшки, нацеливаясь в нас.
Я вспомнил, что они стреляют кислотой, и, падая, крикнул:
– Ложись!
В Джигу муравей промазал, а вот Трубе пришлось несладко – едкая жидкость попала ему в лицо. Пока они не возобновили атаку, я прошил их брюшки очередью, надеясь, что так они не смогут стрелять прицельно.
Труба выронил тесак и с диким воплем покатился по траве, он тер лицо, будто пытался выцарапать себе глаза.
Муравьи как по команде бросились на него, а мы с Джигой – на муравьев, я привычным движением нацепил противогаз, чтобы кислота не попала на лицо, поднял тесак Трубы и одновременно выпустил магазин в чуть отставшего муравья, а тому, что вцепился Трубе в бедро, отрубил голову, затем обезглавил устремившегося на нас продырявленного муравья.
Джига, видимо, хотел обрушить тесак на башку муравья, но тот его опередил, схватил тесак жвалами и тянул на себя, как собака палку. Самкин и Коба гасили нескончаемый поток муравьев из подствольников, отвлекаться на нас им было некогда. Гремело и бахало так, что начинала кружиться голова.
Я бросился на помощь Джиге, рубанул его муравья вдоль тела – он выпустил тесак и сразу же поплатился, лишившись головы. Труба продолжал кататься и голосить, страшно подумать, что стало с его глазами! Боль была настолько сильна, что он не обращал внимания на отрубленную муравьиную голову, сомкнувшую на его бедре челюсти в предсмертном спазме.
Если сейчас ему не помочь, он ослепнет… Или он уже ослеп? Надо срочно промыть ему глаза и дать регенератор.
Вошедший в раж Самкин не видел, что его напарник в опасности, между тем посеченные осколками муравьи подходили все ближе. Еще немного, и подствольники применять будет опасно. Я достал из рюкзака бутылку воды, метнулся к подозрительно притихшему Трубе, без труда отвел его руки от покрасневшего, распухшего лица, превратившегося в сплошной волдырь, умыл его, затем промыл белесые, обожженные кислотой глаза, сжал его пальцы вокруг «гематогена», но, заметив, как неровно, хрипло дышит Труба, сунул регенератор обратно в контейнер и попытался вспомнить симптомы отравления муравьиной кислотой. Не вспомнил.
Чтобы его лечить, нужно знать, какой ему давать антидот. К тому же не факт, что в здешних муравьях именно муравьиная кислота – вдруг смертельный яд?
– Твою мать, они приближаются! – крикнул Самкин, отступая. – Их дофигища!
Издав победный клич, Джига шагнул навстречу опасности. Я понял, что он делает, только когда дохнуло жаром, и огненная струя ударила по муравьям, сместилась влево, затем вправо. Поджариваемые муравьи шкварчали, их лапы подламывались, но они продолжали наступать, даже объятые пламенем. Даже когда их брюшки закипали и лопались и разбрызгивали содержимое, воняющее кислятиной.
Сырой лес не спешил заниматься, ветер тянул в нашу сторону густой черный дым.
Я применил еще одну «облегчалку», сунул ее в карман Трубы, перекинул руку через свою шею и поволок его к вырубке. Муравьиная голова, вгрызшаяся в его бедро, так и не отвалилась.
Джига отступал последним, прикрывая наш отход. Самкин наконец заметил, что его напарник скорее мертв, чем жив, поспешил на помощь:
– Господи, что с ним?
Только сейчас я вспомнил, что на мне противогаз, потому дышать тяжеловато и обзор паршивый.
– Ему муравей выстрелил в лицо кислотой.
Самкин всплеснул руками:
– Твою мать! Давай помогу.
– Пока ты будешь только мешать.
Муравьиную дорожку в вырубке, по которой сюда пришли, мы отыскали не сразу. Она была очень узкой, и пришлось отдать рюкзак Самкину, а самому тащить Трубу, двигаясь спиной вперед и цепляя ветки кустов локтями и другими частями тела.
Муравьи, похоже, потеряли нас из вида. Но все равно Джига полил вырубку огнем, опустил брандспойт и оскалился:
– Кто скажет, что я таскаю с собой кучу ненужных вещей, тому вот это, – он потряс брандспойтом. – Вставлю сами знаете куда.
Выглядел он зловеще: потное лицо перемазано сажей, штанина распорота до самого бедра, волосы стоят дыбом.
– Что теперь делать? – поинтересовался Коба, целящийся в полыхающую вырубку из гранатомета.
– Предлагаю убираться, – сказал Самкин. – Потому что лесной пожар – это вам не шутки. И побыстрее, потому что надо Трубе как-то помочь.
Я запрокинул голову, глядя, как огонь выплевывает в серое небо пепел, искры и черный дым, перехватил Трубу поудобнее и поплелся против ветра. Труба по-прежнему шумно дышал, но начал дергаться и стонать.
– По-хорошему, его бы в больницу под капельницу… – сказал я.
– Для начала надо отцепить муравьиную башку, – со знанием дела предложил Джига. – Хотя… наверное, она сама скоро отвалится.
– Фиг там, – не согласился Самкин, он запыхался с двумя рюкзаками. – Муравьи сокращают… мыщцы, разводящие в стороны жвала, а когда расслабляют их, челюсти… Уффф! смыкаются. Согласен с Химиком, Трубе угрожает не кровопотеря, а… отравление, но, блин, откуда здесь больница? Придется как-то… справляться самим.
Начал моросить мелкий дождь, и надвигающаяся на нас огненная стена захлебнулась черным дымом, зашипела, и мы остановились. Я положил Трубу на хвою, Самкин сел перед ним на корточки, похлопал его по щекам, подергал мочки ушей, зыркнул на меня злобно:
– Что теперь делать? Какое противоядие? Если он умрет, вы все тоже сдохнете, обещаю!
В его глазах блестели слезы. Кряхтя, Джига снял рюкзак, вытащил бутылку водки, поболтал ею:
– Есть средство от всех болезней, если оно не поможет, то харэ метаться. Держите его голову, раскройте рот и сделайте, чтоб он не захлебнулся.
– Надеюсь, глотательный рефлекс у него остался, – прошептал Самкин, сел, положил голову Трубы себе на колени, надавил на щеки, раскрывая рот, сунул между зубами палку, забрал водку у Джиги и опрокинул бутылку в рот напарника, одновременно надавливая пальцем на корень языка, чтоб жидкость пошла в пищевод, а не в легкие.
Кадык Трубы дернулся – он сделал глоток, затем усилиями Самкина и второй.
– Давай же, приятель! – шептал Самкин. – Открывай глаза, ты можешь, знаю.
Он вложил в ладонь Трубы регенератор и сжал безвольные пальцы. Я отвернулся. Отчаянье Самкина передавалось мне, не в моем положении быть сентиментальным. Джига наблюдал за Самкиным и было видно, как он сопереживает. Коба с автоматом наизготовку поглядывал в их сторону с интересом.
