Паломничество чернокожего населения Африки в Мекку началось еще во времена Средневековья. Самым известным эпическим героем доисламской Аравии был метис, родившийся от отца араба и африканской рабыни. Эпопея этого поэта и воина VI века — классика арабской литературы. Курайшиты нанимали абиссинцев, чтобы те защищали запретный город и идущие к нему караваны. Состарившись, чернокожие наемники становились домашними рабами. Некоторым удалось преуспеть в жизни благодаря своей смекалке и мудрости. Но большинство из них бедствовало. Именно среди этой угнетенной черни проповедь Мухаммеда о равенстве нашла отклик, нашла внимательные уши и голоса, разнесшие ее далеко-далеко, как это случилось с Билалом из Эфиопии, ставшим первым муэдзином. Хадисы, в которых говорится о неграх, обычно проникнуты чувством глубокого уважения к ним. «Негры унаследовали при разделе девять десятых отваги», — говорил посланник. «Избегайте с абиссинцами любых распрей, — советовал он — пока они не трогают вас!» Ислам — религия не расистская в том академическом значении этого слова, который подразумевает, что каждая человеческая группа является той единицей, которая обладает определенной неизменной психической характеристикой, но ислам допускает вопиющую социальную сегрегацию, частично основывающуюся и на цвете кожи. Арабская традиция дает немного смягченный образ выходца из Африки: к примеру, царь Абраха, жестокий захватчик, который пошел на Мекку, покоренный в свою очередь исламом, из развратника превратился в добродетельного и горячо верующего мусульманина.
Местные африканцы, потомки бывших эмигрантов или рабов, являются гражданами Саудовской Аравии. Они, как правило, хорошо образованы, среди них много преподавателей университетов, государственных служащих и таможенников.
Самые бедные среди местных жителей — это кочевые племена. Нефтяной бум уничтожил привычный для них образ жизни и лишил средств к существованию. Перейдя совсем недавно, всего поколение назад, к оседлому образу жизни, а ныне позабытые всеми, они прозябают в трущобах, затерянных за новыми современными зданиями, окружающими мечеть, в предместье Отейбия. Конечно же паломники этого никогда не видят… Склоны холмов усеяны кубиками домов с выбитыми окнами. Многие из них заброшены: деревянные калитки с великолепной резьбой слетели с петель, внутренние дворики полны пыли и грязи, засыхает последний кустик можжевельника, крыша провалилась, стены осели, вокруг раскидан мусор и трупики кошек. Можно подумать, что здесь была бомбежка. Во дворе несколько коз жадно обгладывают чахлое деревце. Местные жители очень недоверчивы, они ни на шаг не отходят от редкого гостя, забредшего в их район, и внимательно следят за каждым его движением. Чем они живут? Так как они саудовцы, они не могут быть рабочими. Кто-то из них — шофер, кто-то — регулировщик уличного движения, кто-то — посыльный или полицейский, а кто-то — служитель в Хараме.
В Мекке немало и прекрасных, широких проспектов, вдоль которых расположены элегантные виллы; случается, они почти вплотную подходят к этим заброшенным трущобам.
Бульвар Сеттин — это своего рода Елисейские поля святой столицы, популярное место встреч. Здания, облицованные мрамором, сияющие, красочные витрины, бутики высокой моды и парфюмерии, магазины, где продают различную видео- и аудио-технику, открывают свои двери представителям совсем другого мира. «Золотая молодежь» Мекки, высокопоставленные чиновники в галстуках, элегантные женщины под легкими покрывалами, ливанские торговцы, улыбающиеся египтяне. Множество пакистанцев работает днем и ночью, подметая улицы, обсаженные деревьями, наводя лоск в магазинах. Все изучено, подсчитано, выверено… и все наводит тоску.
«Саудовцы правят, диктуя свою волю, а мы уж под это подстраиваемся» — это утверждение одного французского сотрудника как бы резюмирует положение эмигрантов в Аравии. Многие из них работают в окрестностях Дома Божия. Мужчины и женщины готовы заниматься чем угодно: быть муниципальными служащими, метрдотелями, врачами, архитекторами, шоферами автобусов, владельцами ресторанов, сторожами Заповедной мечети, консьержками, рабочими, дворниками, преподавателями, пекарями, советниками эмира, студентами теологических учебных заведений. Когда речь идет о государственных служащих высокого ранга, то их нанимают на работу индивидуально через посольства королевства, в других же случаях этим занимаются агентства, специализирующиеся на экспорте рабочей силы, которые производят набор в таких странах, как Пакистан, Индия, Филиппины. Эти наемные иностранные рабочие не имеют никакой возможности остаться в святом городе. Они обычно живут у нанимателя и, что касается всех административных шагов или любых переездов из города в город, в этом отношении они полностью зависят от него. Контакты с окружающим саудовским населением сведены до минимума и ограничиваются сугубо профессиональной необходимостью. «Это пруссаки арабского мира и шотландцы ислама», — как-то изрек один тунисский инженер, возмущенный тем унизительным карантином, которому подвергаются эмигранты. На протяжении пяти лет он ни разу не был приглашен в дом к саудовцу. Чтобы окончательно пресечь любые робкие попытки укорениться в стране, работники, нанятые такими агентствами, лишены права вызвать к себе жену или детей. Они не платят налоги и должны быть готовы сразу же без лишних слов вернуться к себе на родину. Брак между иммигрантом и саудовской женщиной просто немыслим. Обратный вариант, то есть брак между саудовцем и эмигранткой, возможен, но при условии согласия властей.
Численность населения Саудовской Аравии до сих пор является государственной тайной. Согласно специальным службам Организации Объединенных Наций, которые воспроизводят саудовские данные, население Саудовской Аравии в 1962 года составляло 5 миллионов человек, а в 1984 году — 10 920 000; из них 8 415 000 — коренные жители и 2 505 000 — иностранцы. Но согласно данным, опубликованным исследователями Вашингтонского университета Джорджтауна, в 1980 году было всего 4 300 000 коренных саудовцев и 2 103 000 временно проживающих. В середине 80-х годов в Мекке проживало приблизительно 366 801, а в Медине 198 186 человек, причем не только коренных жителей, но и выходцев из других стран. Верующие азиатского происхождения — пакистанцы, индийцы, бенгальцы, индонезийцы — самые многочисленные представители в Обители Божией, как и в исламском мире. За ними идут выходцы из Африки, арабы, турки и затем уж саудовцы. Словно заповедный город представляет собой некую постоянную ассамблею мусульманских народов, численность представителей которых прямо пропорциональна количеству исламских стран. И тем не менее саудовцы, которые составляют меньшинство, вездесущи. Без посредничества спонсора-саудовца невозможно ни открыть лавчонку, ни осуществить какую-либо иную деятельность. Просто за заем под свое имя он может взимать до 50 процентов прибыли, при этом не пошевелив и пальцем. Такого рода паразитизм, столь привычный и распространенный здесь, не вызывающий ни малейших угрызений совести, — одно из самых древних установлений Мекки. «Арабы — прежде всего посредники и спекулянты», — писал греческий географ Страбон в начале христианской эры. Исламский закон осуждает ростовщичество (рибу) и сулит ростовщикам посмертное пребывание в аду, но допускает пользование подставным лицом.
Коран, который не устает расхваливать на все лады торговлю, это «благословение» Аллаха (3; 168), включает торговлю в число «божественных благодеяний» (17:12; 30:35; 35:13 и т. д.). Во времена пророка в Мекке не было ни промышленности, ни ремесел, ни сельского хозяйства. Это был просто склад, пункт транзита и ярмарка. Кааба являлась одновременно и храмом и рынком. Торговцам и тем, кто сопровождал караваны, как и случайным паломникам, Мекка предоставляла кров, пропитание, а если у кого-то возникала нужда в верховых животных, то и их здесь можно было достать. Иностранные купцы, в частности персы и сирийцы, присоединялись к кланам курайшитов либо в Мекке, чтобы торговать экзотическими продуктами, винами, тканями и зерном, либо в Газе (Палестина), либо в Боере и даже в Хоме (Сирия). Деньги были царем, а нажива — страстью столь пожирающей, что курайшитских купцов и финансовых дельцов города стали называть «акулами» (карги), отсюда и их имя. Мухаммед, который был выходцем как раз из этой среды, объединил профессию торговца с призванием пророка. Нанятый богатой купчихой Хадиджой, чтобы сопровождать ее караваны, он смог, как об этом пишет Ибн Хишам (один из классических биографов Мухаммеда VIII века), удвоить вложенный Хадиджой капитал. Позже она стала его женой. Он проявил себя как осторожный, дальновидный и рассудительный купец. «Ты тоже бегаешь по базарам в поисках прибыли, как любой из нас», — упрекали пророка его соотечественники, рассерженные его резкой критикой местных богачей. Не веря ему, они просят его превратить холм Сафы в кучу золота. «Если бы я ведал о сокровенном, то приумножил бы себе [долю] в добре», — защищается он (Коран, 7:188).
