Кроме того, брат инквизитор обвиняет тех, кто строит недовольные гримасы перед тем, как выполнять божественные правила или насмехается над «предписаниями религии посланника». Колдовство, всякого рода талисманы и зелья, ясновидение жестоко наказываются. «Альянс с политеистами противен мусульманам» — эта сентенция однозначно исключает из уммы перебежчиков. Порицается отступничество, и даже если виновный сумет скрыться от наказания с помощью родственников, то рая ему все равно не видать. Не забудем также и о тех, кому выпало родиться «правоверными», то есть в лоне истинной религии, но кто от нее отвернулся. Несчастные! «Кто же несправедливее того, кому возвещены были аяты его Господа, а он не принял их? Воистину, Мы воздадим возмездием грешникам!» (Коран, 32:22).
«Соколенок» заключает: «Нет никакой разницы между всеми этими отступлениями, кто бы ни совершил их — ради шутки, из серьезных намерений или из-за страха. Единственное исключение — это если человека заставили совершить грех». Последняя оговорка относится к мусульманам, живущим в странах с антирелигиозным режимом и в коммунистических странах.
Объяснив условия пребывания в Святой земле, руководство переходит к объяснению ритуалов. Из семидесяти шести страниц тоненькой красной книжки восемнадцать посвящены предостережениям ваххабистской уммы. Согласно этим правилам полагается остерегаться соседа и семь раз коснуться языком нёба, чтоб спокойно обойти семь раз вокруг Каабы. В каком-то смысле — тайком совершать паломничество. Однако в другой брошюрке «С гостями Господа», также переведенной на французский язык, написано во введении, что хадж содержит «множество преимуществ» для уммы. И одно из них «состоит в том, чтобы предлагать мусульманам возможность обмениваться мнениями, лучше узнавать друг друга и укреплять свое единство». Милое набожное обещание.
Несмотря на устрашения, проклятия и прочие посулы распять и четвертовать провинившихся, необходимо все же признать, что в настоящее время хадж под эгидой Саудовской Аравии — настоящий круиз, если сравнивать его с прошедшими веками, и шансы вернуться из него домой целым и невредимым гораздо выше, чем то было раньше.
Давайте вспомним, каковы были условия хаджа в золотом веке ислама, а поможет нам в этом андалусский путешественник и писатель XIX века Ибн Джубайр, отправившийся в Мекку в 1183 году и написавшим рихлю, которая на протяжении семи веков остается одним из самых замечательных рассказов о паломничестве — рассказом искренним, полным веры и возмущения. Мы узнаем, что в Египте те паломники, которые не смогли оплатить дорожные пошлины, падали на землю под ударами солдат и таможенников, избивавших людей со звериной жестокостью. «Тогда изобретали такие виды казни, как, например, подвешивание людей за половые органы, и творились прочие ужасные вещи».
Молитва на асфальте.
«Аллах Акбар… Господь всемогущий… Свидетельствую, что нет бога кроме Аллаха и Мухаммед — пророк Его… Услышь мою молитву…» — поет муэдзин в полный голос — и это настолько отличается от больших мусульманских метрополий, где верующих призывает к молитве магнитофонная запись, часто не лучшего качества. Воцаряется порядок и спокойствие, улица замирает.
На молитвенных ковриках, на газетах или на кусках гудрона умма выстраивается по стойке «смирно», словно составляя одно тело. Магазины пустеют. Автобусы и машины останавливаются, пассажиры выходят, чтобы приветствовать создателя. Полицейские, следившие за тем, чтобы торговцы сделали паузу, присоединяются к своим собратьям по вере. Проспект, ведущий к Заповедной мечети, улицы, выходящие на него, полны людей в белых одеяниях. Все замирает, никто не двигается. Абсолютная тишина, прозрачная, чистая. Сотни тысяч ртов «подвешены за губы имама», которых не видно, но которые каждый ясно себе представляет.
«Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного…» — начинает имам. Он читает первую суру Корана. «Аминь», — тянет он нараспев. «Аминь», — отзываются паломники. Затем — другая сура Книги, которую руководитель церемонии произносит с трогательными интонациями и мужественной грустью. «Клянусь смоковницей и оливой, клянусь горою Синаем, и этим надежным городом! Мы сотворили человека в прекраснейшем облике. А потом Мы обратим его в нижайшее из низших [состояние]…» (Коран, 95:1–5). «Аллах Акбар!» — кричит имам. «Аллах Акбар!» — раскатывается громовое эхо. Крик сотрясает город. «Аллах Акбар!» Верующие стоят молча, сложив руки и прижав ладони к сердцу. У них одно тело и один рот на всех. И слова его принадлежат Богу. Вновь они смиренно падают ниц, поднимаются на колени, кланяются и встают на ноги. Тишина. Неслышная молитва и явные слезы. Старик вытирает платком мокрые щеки. «Ас-салям алейкум» («мир вам») — в один голос произносят верующие, поворачивая голову сначала направо, затем налево.
Стройные ряды ломаются, каждый поднимается, не глядя на соседа-инвалида или старика. Шумная радость и крики в мгновение ока вновь накрывают улицы — словно в школе во время перемены. Возвращается суетливая торговля, продавцы настороженно поглядывают по сторонам, лавируют между прохожими. Бюстгальтеры, фески, радиоприемники, ручки, книги религиозного содержания — здесь можно найти что угодно. Приведенный в полнейшее изумление этой внезапной алчностью до покупок, один француз восклицает: «Боже, неужели это — единственная радость в Мекке?!»
Глава 10
На пороге Дома Божия
Каждому паломнику предписывается как можно быстрее отправиться к Хараму после прибытия в святой город, чтобы выполнить таваф аль-кудум (приветственный обход) Каабы. Улица, спускающаяся к святая святых, проложена на месте высохшего русла речушки. По обеим ее сторонам тянутся бесконечные ряды всевозможных магазинчиков, заполненных безделушками и покупателями. Посередине дороги бредут, держась за руки, слепые, сидит безногий прокаженный с кистями рук, обезображенными болезнью. Припомнив слова пророка: «Бегите от прокаженного, как от льва», прохожие останавливаются, охваченные нерешительностью, быстро вытаскивают несколько купюр, оделяют ими каждого убогого и поспешно ретируются. Все эти отверженные — чернокожие. Йеменцы шепчутся, что они специально приехали сюда из Африки, чтобы получить немного денег.
Вокруг молодого человека, страдающего слоновой болезнью, собирается толпа, расспрашивает его о болезни. Большой палец левой ноги бедняги раздулся, как подушка, а мошонка напоминает тыкву. «Господи дарующий и отнимающий, укрепи нас хвалить имя твое», — шепчет египтянин. У некоторых на лице появляется гримаса отвращения, другие кусают губы, сдерживая нервный смех, вызванный страхом. Взгляд несчастного хватает за душу — мертвый, отчаявшийся взгляд.
Дорога ведет нас дальше. Нужно постоянно повторять талъбийю. Уже видны вершины семи минаретов Харама. Негласный закон подразумевает, что в обители Бога его больше, чем в какой бы то ни было другой исламской молельне. Говорят, это с тех самых пор, как в Стамбуле в 1550–1557 годах воздвигли знаменитую мечеть Сулеймание, шедевр османского искусства, украшенную шестью минаретами, при условии, что вокруг Каабы их будет семь. Мать городов должна была оставить первенство за собой.
Харам. Фасад из мрамора и серого резного камня, вереницы порталов, ряды окон. Мощное, массивное здание. В солнечном свете сверкают крыши минаретов, каждый — высотой порядка девяноста метров. Но на лицах паломников не отражается никакого изумления, никакого возгласа восхищения не вырывается у них при взгляде на этот пуп земли. Никто не произносит ни слова.
