В зале не раздавалось ни звука. Потрясение и ужас были слишком велики.
– Я обезумел, – продолжал Гилтанас. Глаза его лихорадочно горели. – Я бросился вперед, желая хотя бы умереть вместе с ними… но чьи-то могучие руки перехватили и удержали меня. Это был Терос Железодел, утехинский кузнец. «Незачем умирать, эльф! – сказал он мне. – Лучше думай о мести!» Я… я потерял сознание, и он, рискуя жизнью, унес меня и спрятал у себя в доме. Да, он жизнью заплатил бы за свою доброту к эльфам, если бы эта женщина, Золотая Луна, не исцелила его!
И Гилтанас указал на Золотую Луну, которая стояла позади друзей, прикрывая лицо краем мехового плаща. Сперва правитель, за ним другие эльфы повернулись в ее сторону, зловеще переговариваясь и бормоча.
– Терос – это тот, которого принесли сегодня. Правитель, – сказал Портиос. – Тот, однорукий. Наши лекари говорят, что он выживет. Но, по их мнению, лишь чудо спасло ему жизнь: слишком тяжелы были его раны.
– Подойди, женщина с Равнин, – отрывисто распорядился правитель. Золотая Луна шагнула к возвышению. Речной Ветер пошел за ней. Двое эльфов-стражей быстро шагнули наперерез. Он зло посмотрел на них, но вынужден был остаться на месте.
Гордо неся голову. Дочь Вождя вышла вперед. Вот она сбросила капюшон, и солнце заиграло в бледно-золотых волосах, рассыпавшихся по спине. Даже эльфов поразила се красота.
– И ты утверждаешь, что исцелила этого человека – Тероса Железодела? – В голосе правителя прозвучала нотка презрения.
– Я ничего не утверждаю, – холодно ответила Золотая Луна. – Твой сын видел, как я исцелила его. Ты подвергаешь сомнению его слова?
– Нет, но он был тогда в таком состоянии, что мог и ошибиться… принять низкое ведьмовство за истинное целительство.
– Тогда посмотри на это, – негромко сказала Золотая Луна и развязала тесемки плаща. Плащ упал, и в солнечном луче ярко сверкнул медальон.
Беседующий-с-Солнцами сошел к ней с возвышения; глаза его изумленно округлились. Потом лицо исказила ярость.
– Святотатство!.. – закричал он и протянул руку – сорвать с Золотой Луны ожерелье.
Ударила голубая вспышка, и правитель, болезненно вскрикнув, скорчился на полу. Эльфы эхом отозвались на его крик и выхватили мечи. Друзья тоже обнажили оружие. Эльфийские воины взяли их в кольцо…
– А ну, прекратите-ка безобразие! – резко прозвучал суровый голос старого мага. Фисбен шел к возвышению, преспокойно отталкивая клинки, точно это были юные побеги осин, загородившие ему дорогу. Эльфы взирали на него в полном недоумении: остановить его было невозможно. Что-то бормоча про себя, Фисбен подошел к правителю, все еще лежавшему на полу. Нагнувшись, старик помог эльфу подняться. – Честно говоря, ты сам напросился, – сказал он, как ни в чем не бывало отряхивая одежды правителя.
– Кто ты? – выдохнул тот.
– Э-э-э… как бишь там? – Старый волшебник оглянулся на Тассельхофа.
– Фисбен, – с готовностью подсказал кендер.
– Точно, Фисбен. Так меня зовут. – Маг разгладил белую бороду. – Вот что, Солостаран: отзови-ка ты стражу да вели всем успокоиться. Лично я с удовольствием выслушаю историю приключений этой девушки и полагаю, что и тебе это не повредит. Кстати, у тебя язык не отвалится перед ней извиниться… – И Фисбен погрозил правителю пальцем, но тут его шляпа съехала вперед, прямо на глаза. – Спасите! – завопил он. – Я ослеп!..
Рейстлин окинул стражников-эльфов презрительным взглядом и поспешил на подмогу. Взяв старика под руку, он поправил его шляпу.
– Слава истинным Богам! – облегченно вздохнул волшебник, бестолково заморгал и торопливо присоединился к друзьям. Правитель проводил его недоумевающим взглядом, а потом, точно во сне, повернулся к Золотой Луне.
– Прими мои извинения, госпожа с Равнин, – сказал он негромко. – Увы, вот уже три века, как не стало эльфийских жрецов… целых три века в наших краях не видали символа Мишакаль. Мое сердце облилось кровью при одной мысли о том, что священный амулет мог быть осквернен… Прости же меня. Мы так давно отчаялись, что я не распознал светоча надежды. Прошу тебя, поведай нам свою историю – если, конечно, ты не слишком утомлена…
И Золотая Луна поведала о том, как попал к ней медальон. Начав со странствий Речного Ветра и побития камнями, она рассказала о встрече в гостинице и о путешествии в Кзак Царот, о гибели драконицы и о дарованном ей ожерелье Мишакаль.
Но о Дисках не упомянула ни словом.
Солнце клонилось к закату; свет, игравший в Башне, приобрел сумеречные тона. Когда Золотая Луна умолкла, правитель долго молчал…
– Я должен обдумать твой рассказ… и то, что он для нас означает, – сказал он наконец. И повернулся к Друзьям: – Я вижу, вы утомлены: иных из вас поддерживает лишь мужество. Поистине, – он улыбнулся, взглянув на Фисбена: тот тихонько похрапывал, прислонившись к стене, – кое-кто из вас уже спит стоя. Моя дочь Лорана отведет вас в покои, где вы, надеюсь, на время сможете забыть обо всем грустном и скверном. А вечером мы устроим пир в вашу честь, ибо вы принесли нам надежду. Да пребудет с вами мир истинных Богов…
Эльфы расступились; вперед вышла юная девушка и остановилась подле правителя. При виде ее Карамон так и замер с раскрытым ртом, у Речного Ветра округлились глаза, и даже Рейстлин в кои веки раз узрел красоту: время словно бы обтекало эльфийку стороной, не оставляя следов. Волосы ее были цвета меда, льющегося из кувшина; густой волной падали они на ее плечи и окутывали руки, достигая запястий. Нежную кожу покрывал легкий лесной загар. Утонченные эльфийские черты мило сочетались с пухлыми губами и огромными влажными глазами, беспрестанно менявшими цвет, точно листья, трепещущие в солнечном луче.
– Клянусь моей рыцарской честью, – прерывающимся голосом выговорил Стурм. – Я еще не видел женщины краше!
– И не увидишь в пределах этого мира… – пробормотал Танис.
Друзья покосились на него при этих словах, но полуэльф не заметил. Он смотрел на девушку. Стурм поднял бровь и переглянулся с Карамоном; тот подтолкнул локтем брата. Флинт покачал головой и вздохнул не то что всей грудью – всем телом.
– Кое-что проясняется, – сказала Речному Ветру Золотая Луна.
– Мне так ничего не ясно, – сказал Тассельхоф. – Может, хоть ты скажешь. Тика, что происходит?
Но Тике было не до него: рядом с Лораной она вдруг почувствовала себя кое-как одетой дурнушкой, ужасно рыжей и неприлично веснушчатой. Она поспешно запахнула блузку на полной груди, мечтая о том, чтобы блузка волшебным образом изменила фасон. Или мягкие холмики под ней уменьшились хоть немного…
– Что происходит? – прошептал Тассельхоф. Ему не давали покоя значительные взгляды, которыми обменивались друзья.
– Не знаю! – отрезала Тика. – Лично я только вижу, что Карамон ведет себя по-дурацки. Нет, ты посмотри на этого увальня! Ни разу в жизни женщины не видал!..
