Тут один со стрижкой ёжиком берёт на себя роль вожака стаи и с вопросом: «Здесь ещё свободно?» садится прямо напротив Филипа, с бесстыдной ухмылкой, сопровождаемый своим адъютантом, серьёзным молодым мужчиной в оранжевом полиэстеровом галстуке под флисом антрацитового цвета. Остальная стая тоже опустилась, и Филип очутился в гуще болтовни.
Они трещали как утренние птицы, оживая от кофе. Один отряхивался, другая зевала, третья с пяти часов была на ногах и в эти первые часы уже всё посмотрела и хочет теперь рассказать об этом. Она начинает с того, что у её дочери проблемы с завтраком, что имело следствием дискуссию о делах молодёжи, с обычными жалобами и привычными эпизодами в промежутке между ванной и детскими врачами. Каждый мог поучаствовать, и было заметно, как кофеин поднимается им в голову и как занимаются места на лестнице субординации. Один, желая закрепить за собой занятую ступеньку, разогревает историю из вчерашнего дня, явно неприятную и ещё не изжитую. Из-за этой истории тип напротив Филипа скривился так, что стало боязно за его очки, как бы они не сползли с носа.
Я был прав, сказал он затем, мне очень жаль, если некоторые специалисты не желают этого понять. Короткая пауза. Он продолжил: он – как эксперт с тридцатидвухлетним профессиональным опытом – мог бы дать необходимые справки тем, кто захочет прийти к позднему прозрению и пожелает подробного разъяснения.
Реакция на это была ледяная. Мужчина сильно рисковал. Такой риск не полагался ему по статусу. Никто не посмел ничего сказать. И посреди возникшей тишины все взоры вдруг обратились на того, кто сидел тут непрошеным свидетелем и перед кем никому не хотелось выкладывать свою подноготную. Мужчина, который плохо спал. Теперь они это видят. И это внушает им страх. Им не следовало к нему подсаживаться. Плохая прелюдия для семинара.
Вожак стада видит свою ошибку и прижимает уши. Юнец в полиэстеровом галстуке отставляет свою чашку. По-прежнему никто не произносит ни слова. Одна, ничего не поняв, говорит какую-то глупость. На неё раздражённо шикают. Вожак сощуривает глаза, что ему не идёт; стрижка ёжиком ещё дальше удаляется ото лба, череп нависает над лицом, подбородок выдвигается, рот западает, губы приникают к зубам, он троекратно откашливается и хочет набрать воздуха, чтобы начать атаку на чужака, но его адъютант откатывается в сторону и делает на одно движение больше, чем надо, туловище его зависает и выпадает из игры. Предательство. Бегство водителя с места происшествия. Вожак вздрагивает и теряет всякий кураж. Филип сжимается как рукав для запекания, продолжая при этом неподвижно смотреть за окно, в сторону лягушечьих окон, лишь мельком бросив боковой взгляд на этого наголо подстриженного вожака. Который теперь ретируется, встаёт с табурета, берёт чашку, которую тут же снова отставляет, адъютант вновь присоединяется к нему. И так они и стоят, готовые к отступлению.
Группа расползается, отставшие быстро допивают, один запихивает себе в рот остаток маффина с черникой, и скорее прочь, наружу, не оглядываясь.
Азиатская низменность лежит осиротевшая. На плоском экране китаянка без слов демонстрирует первые шаги кун-фу с веером. С полупустой чашкой на столе, с разорванными гильзами сахара, использованным пакетиком чая в ложке между крошками маффина, с объедками, оставшимися от работников туризма, которых и след простыл.
За окном стихает утренний час пик, работающие люди заняли свои места до обеда, а строительные рабочие скоро сядут за свой второй завтрак. Утро веет свежестью, день может сложиться удачно.
Так думают и два тщательно экипированных ловца душ из мормонского Солт-Лейк-Сити, которые мнутся на тротуаре перед окном, считают ворон; на отворотах у них чёрные бейджики с фамилиями. Живописные экземпляры. С уверенностью глядят в вечность. Два претендента в конфирмационных костюмах, но на кого они нацелились, не определить. Филип спрашивает себя, кто попадается на удочку этих ловцов душ. На каком краю надо для этого оказаться? Но только не в этой части города в обыкновенное утро среды. Им бы отправиться в дома престарелых. Утешить пару бабушек. Там люди пребывают в одиночестве, в котором прибывает одна лишь вера в Бога. Там найдутся слёзы для их отглаженных носовых платков. А для самих этих парней нашлась бы чашка чаю и бутерброд с маслом, для двух этих кумовьёв с проездным билетом в милосердие.
Пришла эсэмэска. Авиакомпания извещает, что он зарегистрирован на рейс на Мадрид с вылетом в четверг утром в половине девятого. Место 19А. Вера не дремлет. Он двумя фразами отписывается от работы. Сегодня он не появится в бюро. Не очень хорошо себя чувствует. Хочет отлежаться. Чтобы завтра утром быть в лучшей форме для его пожилых клиентов. Она отвечает незамедлительно, сочувствует. Ещё хочет знать, чем кончилось дело с Ханлозером. Об этом позже, пишет он. Она присылает короткое ОК. Вот и хорошо. Всё организовано. Переписка обошлась без энергозатрат, аккумулятор по-прежнему на четырёх процентах. Это приободрило его. Не написать ли сообщение для Белинды? Коротко успокоить, снять из атмосферы напряжение? Нет, лучше не будить спящую собаку. Никакой ошибки она и так не сделает, она не может себе этого позволить.
Впереди у стойки появляется Брюс Ли. Рукава рубашки закатаны выше локтя. В подражание китаянке с зонтиками он лавирует между столами. На кого это рассчитано? Кого взял на прицел этот победитель драконов? Смертельный коготь обращён против его повелительницы, инфракрасным лучом он посылает её в Ничто. Вместо неё на экране появляется жёлтый санитарный самолёт. Звук всё ещё выключен. Картинка меняется. В придорожном кювете лежит перевёрнутый туристический автобус. Спасатели. Безжизненное тело. Ещё одно под согревающим электроодеялом. Полицейская машина. Походный лазарет. Жёлтая палатка. Труповозка. Филипу знакомо это место. Это дорога между Пасадилья и Касадорес, община Инхенио.
Он встал.
Стоит перед экраном и читает бегущую ленту под изображением. Авария автобуса на Гран-Канарии. Один погибший. Девять тяжело раненных. Пострадавшие будут переправлены на их родину. Смена кадра. Отель в Техедо. Где он должен встретиться с группой своих пенсионеров. Что это? Группа пенсионеров, отвечает Брюс. Местные. Перелётные птицы. Автобус перевернулся. Когда это было? Ещё в понедельник. А вы уверены, что с вами всё в порядке? Брюс смотрит при этом на его правую стопу. Может быть, вам следует кому-нибудь позвонить?
Хорошая идея. Вере. Пусть всё выяснит. Он пишет ей сообщение, а сам выходит на улицу.
Там ждут два миссионера с Солёного озера, слегка подавшись вперёд, при каждом приветствии кивая головой. Чего им надо? Ничего, совершенно ничего, всего лишь немного времени, чтобы поговорить о благой вести. Ведь он же наверняка в затруднительном положении. Но нужда – не позор, напротив, она есть знак милости. Знает ли он историю Аврама, избранника Божьего, покинувшего Ур и переселившегося в Харан, а оттуда в Ханаан, где он кочевал со своей женой и племянником Лотом, которому он велел выбрать долину Иордана. Ведь он же, как-никак, современный человек. Знает ли он, что в царских захоронениях Ура найдены не только драгоценные украшения и военные колесницы, не только глиняные сосуды и кованые изделия, но и скелеты слуг. В одной отдельной камере 1237 исследователи наткнулись на останки семидесяти двух человек. Шестеро или семеро мужчин у северо-восточной стены, а рядом приблизительно семьдесят богато одетых женщин. У многих из них в черепе были круглые проломы, знал ли он об этом? Предположительно они были убиты бронзовым топором, но ни один из них не пропал, ибо господин соорудил дом, в котором было много комнат, так рассказывал теперь тот, что был со светлыми волосами, спортсмен с блёклыми глазами, лицо красное и круглое как яблоко.
