– Ты не успокоишься, пока не оставишь на моём теле синяки, засосы и раны. Тебя это так возбуждает, ты так поглощён идеей пометить меня, обозначив для всех свои границы, что это подавляет любое желание оттолкнуть тебя сейчас, – она царапает кожу моей головы, а я улыбаюсь, передвигаясь к её губам.
– Нет. Не успокоюсь. Мне мало, – выдыхаю я, а её глаза вспыхивают от наслаждения.
– Тогда у меня есть предложение. Прими со мной ванну, иначе завтра я не смогу ходить от того, что ты планируешь дальше. Эта ночь только начинается, правда? Ты хочешь всё и сразу, и я могу тебе это дать, – лёгким поцелуем она прикасается к моим губам.
– Я могу показать тебе, что такое доминирование. Иначе ты снова оборвёшь то, что тебе необходимо, чтобы стать ещё более уникальным, чем раньше. Но я не признаю в тебе Хозяина до тех пор, пока моё сознание это не примет и не обдумает, – она отстраняется от меня. Прищуриваюсь, и рассматриваю её лицо. Она сейчас так расслаблена, так нежна и одновременно незнакома. Я видел её в разных ситуациях и уверен, что эта женщина не менее уникальна, чем я, и эта ночь только начало познания её мира.
– Согласен, – кивая, выпускаю её из рук, и она поднимается. Бланш шатает, и я успеваю подхватить её за талию.
– И в этом я тоже был прав, – довольно замечаю я. Она вопросительно изгибает бровь.
– Тебя давно уже никто не трахал. Ты не занимаешься сексом, и все твои рассказы про удовольствие, про клиентов, спящих в этом доме – фальшь, чтобы вызвать во мне бурный ответ, и заставить уйти, бросив это дело. Но я никогда не бросаю начатого, и, признаюсь, мне нравится твоя ложь, – добавляю я.
– Ты отвратителен, – кривится она, но её ладони ложатся на мою грудь, говоря совершенно другое.
– И перед тем как мы всё же устроим небольшой потоп, я хотел бы узнать ещё кое-что.
– Что?
– Ты хвалилась, что можешь по вкусу спермы узнать многое. Что было в моей? – Интересуюсь я.
Она задерживает дыхание, а затем широко улыбается.
– Моя смерть, – шепчет Бланш.
– Как часто ты говоришь это? – Качая головой из-за такого ответа, выпускаю её из рук и помогаю забраться в ванную.
– Ни разу. Сейчас я не вру, Эйс. Я знаю, чем это закончится, но я не собираюсь останавливать тебя. Я мечтаю об этом, – и, чёрт возьми, она, действительно, говорит правду. Я уже достаточно изучил эту женщину, чтобы усомниться в словах и проанализировать их, дабы уличить её во лжи. Но в эту секунду я слышу горечь и в то же время радость, обречённость и желание добиться того, что ей было запрещено. Только вот она сама сделала это с собой, ограничила себя, точно предполагая, как изменится всё вокруг, если допустит меня до собственных мыслей. И если это не доверие, то яркое и самое красивое признание в своих чувствах.
– Мне кажется, это ты должна была лежать на мне, а не наоборот, – замечаю я, когда Бланш намыленной рукой проводит по моей груди. Моя голова покоится на её плече, и я поворачиваюсь к ней.
– А ты подумай, почему я так решила, – предлагает она, обнимая меня ногами за талию. Под водой обхватывая её икры пальцами, я мягко массирую их. Не знаю, откуда это взялось, возможно, когда-то читал об этом, но я чётко представляю, что делать, чтобы немного расслабить её мышцы.
– Если мужчина лежит сзади, то он должен омывать женщину. То есть он контролирует ситуацию, решая, что будет дальше. Если же женщина, то это перекладывается на неё, – делаю я вывод.
Бланш улыбается и отрицательно качает головой.
– Когда мужчина готов опуститься на колени, он хочет доставить наслаждение, и покорён настолько, что готов ублажать свою партнёршу любым способом, то он становится ведомым ею. Я же не желаю, чтобы ты был таким. И сейчас я вновь затрону твоё эго, и ты отравишь меня своим удовлетворением от моего ответа, но всё же скажу: Мне нравится подчинение и доминирование. В моём понимании доминировать должен всегда мужчина, а за неимением такого это делаю я. Такие как я, получают наслаждение, когда мужчина, подаривший ей то, чего она даже не ожидала, расслабляется в её руках. Можно сказать, это негласное правило – всегда делать так, чтобы её Мастер или же доминант был доволен и преподнёс ей не наказание, а сладкую прострацию оргазма.
– Не улыбайся, ты меня уже начинаешь пугать, – предостерегает Бланш, но я всё же делаю это и не испытываю больше боли. Я не боюсь улыбаться, мне весело. Не помню, чтобы мне было так хорошо и комфортно просто лежать и разговаривать с женщиной.
– У меня такого не было, – отвечаю я.
– Чего именно?
– Я не принимаю ванну. Нет, она у меня есть и ты, я уверен, об этом знаешь. Я привык к душу, быстрому и контрастному, своей внешности не придаю значения, даже сам не брею себя, а Гамильтон. И сейчас я понимаю, какого удовольствия себя лишил, а вот причин не знаю.
– Но и это тебя не удивит, ты выучила меня досконально. Хотя это нечестно. Тебе помогали, а вот мне никто. Наоборот, все против меня, и я хочу знать, кто ты такая на самом деле. Почему ты выбрала такую жизнь? Сложно ли было тебе в приёмной семье? Как ты пришла к тому, что лежишь сейчас со мной в одной ванне и наслаждаешься тем, что эта ночь принадлежит нам? – Удобнее укладываюсь на её плече, замечая грустную усмешку на губах Бланш.
– Для тебя это так важно? – Интересуется она, набирая в ладони воду и поливая мою грудь.
– Да. Очень. Я хочу узнать тебя. Хочу обладать тем, что никогда не будет доступно кому-то другому. Тем, что всегда сохранится в моём сознании и даст мне объяснение, почему я. Случайностей не бывает.
– Не бывает? А как же теракты, к примеру. Кто подтолкнул того или иного человека, оказаться именно в том месте, где его жизнь прервётся? – Она возмущённо дёргает головой.
– Почему кто-то забирает у семьи родителей, детей, любимых и родных?
– Ты уходишь от темы.
– Нет, я готова тебе рассказать, но я не поддерживаю тебя в том, что случайностей не бывает. Иногда именно случай ведёт к непоправимому, и это никак не изменить. Случаи тоже играют важную роль в любом задании, потому что именно случай и дал мне узнать о тебе, – настаивая на своём, Бланш словно преображается, становясь хищницей, готовой разорвать любого, кто ей будет противоречить.
– Тогда я бы хотел услышать, как зовут этот случай, – мягко произношу я. Она бросает на меня острый взгляд, и через несколько секунд он смягчается.
– Меня бросили в роддоме, а затем передали в детдом, где я жила до удочерения. В таких маленьких городах, как мой, подобные учреждения не имеют возможности дать детям большего. В основном они живут там до совершеннолетия на государственные гроши и потом теряются в этом мире. Большинство умирает ещё до тридцати, так и не выбравшись из роли жертвы и обиженного на всех ребёнка, – ей явно неприятно это говорить.
– Но я не поверю, чтобы ты не нашла свою мать.
– И правильно, – усмехается Бланш. – Я нашла её, точнее, могилу, а ещё, точнее, просто место, где её закопали. Насилие, алкоголь и растерзанное тело. Она не могла бы закончить иначе, но меня это не тронуло. Я никогда её не знала и не собиралась скорбеть. Мне было интересно, и я наняла частного детектива.
