– Эйс, не нужно. На сегодня мы ещё не закончили, поэтому лучше не расслабляться, – шепчет она.
С недовольным рычанием отталкиваю её руки и подскакиваю на ноги. Как же я устал испытывать напряжение в теле, которое не знаю, как снять. Нет, я знаю, но не хочу таким способом. Её хочу. Эту проклятую женщину, с кучей тайн и планов. С каждой минутой мои мысли становятся жёстче, и меня это пугает. Я тоже боюсь, что, когда придёт время контракта, я могу убить её. Я дорвусь до заветной сладости и разорву зубами и руками. Чёрт, что со мной происходит? Почему я?
– Я устал, – сквозь зубы произношу я, когда Бланш уже стоит на ногах. Сжимаю руки в кулаки и желаю ударить сейчас хотя бы что-то, причинив боль, схожую с той, что сейчас терзает всю мою поясницу.
– Меня это раздражает. Я не могу нормально думать из-за тебя. Скажи мне, для чего это всё нужно? Зачем делать со мной то, что ты наверняка практиковала не раз? По какой причине ты отказываешь мне, хотя не раз уже призналась, что ты готова сорваться? Почему я? – Разворачиваюсь к ней, зло осматривая женщину, приглаживающую волосы.
– Тогда ты будешь рад услышать, что не один такой. Мне сложно сосредоточиться на чём-то, когда ты приближаешься, когда ты не хочешь быть тем, в кого тебя превратил Нейсон. Думаешь, мне легко? Нет. По моим подсчётам такого рода разговоры мы должны были вести через полторы недели, а не раньше. Не сейчас. Не сегодня. Мы не прошли и половины. Всё слишком быстро. Почему ты? – Бланш взмахивает руками, и из её горла вырывается нервный смешок.
– Не знаю. Не знаю, почему ты! Возможно, по той причине, что ты умён и отличаешься от других. Возможно, потому что ты работаешь в парламенте и состоишь в секретной службе безопасности Её Величества. Возможно, из-за того, что отвергаешь страсть и не понимаешь, как с ней справляться. Не знаю, Эйс. Я спрашиваю себя об этом так долго, что ты даже представить себе не можешь. Но я не имею ответа на твой вопрос, как и на свой, – она подхватывает с пола стек, и сейчас я впервые вижу, как она паникует. Я не помню, чтобы эта женщина позволила себе выйти из образа спокойной и уравновешенной стервы, руководящей игрой. А в эту минуту она такая маленькая, такая ранимая и одинокая, что это не позволяет даже ничего сказать ей.
– Думаю, тебе лучше уйти. Я не так планировала всё. Да, я точно была уверена, что ты придёшь раньше, но то, что с тобой творится, – она вздыхает и пожимает плечами, – я не имею права вести тебя дальше. Никаких чувств. Никаких запрещённых эмоций. Никакого сожаления. Ничего. Нельзя, понимаешь? Нельзя. На кону не только твоя жизнь, но и Молли. Хотя бы о ней подумай. Уходи, Эйс, я сама разберусь с любовником Алисии. Когда остыну, тогда встретимся. Не здесь. Не завтра. Я всё решу сама без тебя. Эта встреча была ошибкой. Я совершила глупость, решив, что было бы очень интересно поделиться с тобой преступлением. Я больная. Сумасшедшая, поэтому лучше уходи. Я сообщу тебе позже о месте встречи и передам все данные. Уходи.
Бланш срывается и быстрым шагом доходит до гардеробной. Да она рехнулась? После всего сказанного, я должен забыть обо всём и пойти пить чай с Нейсоном?
Следую за ней и, останавливаясь, упираюсь ладонями в двери.
– Хорошо ты придумала, Бланш. Вывалила на меня всё и теперь не знаешь, что делать дальше. Не знаешь? – Повышаю голос, наблюдая, как дрожат её руки, пока она убирает стек.
– Уходи, – глухо повторяет она.
– Уйти? Уйти, когда меня трясёт внутри от того, что ты вытворяешь со мной? Уйти, когда мне хочется схватить тебя и целовать пока не сдохну? Уйти, когда я начал мыслить, как примат, и не могу больше складывать воедино цепочки, лежащие на поверхности? Уйти? – Ударяю кулаками по дверям, отчего они издают грохот.
– Эйс, хватит, – Бланш поднимается и, мягко отталкивая меня, выходит из гардеробной.
– Да ты издеваешься! – Поднимаю лицо к потолку, стараясь перебороть ярость, поглощающую мой разум.
– Я должна принести свои извинения вам, мистер Рассел. Месячные. В этот период я становлюсь нервозной и не могу себя контролировать абсолютно. Лучше вам уйти, в таком состоянии вам не следует ни с кем говорить, – от её равнодушного тона я бешусь ещё больше. Она подхватывает расчёску и проводит ей по волосам, а я сотрясаюсь от злости.
– Если вы не подчинитесь, то мне придётся вызвать полицию и сообщить о том, что вы проникли сюда незаконно.
– Так, да? Тогда, может быть, мне следует рассказать всё Нейсону, и дело с концом? О том, что ты знаешь, и о нашей договорённости. Я-то выживу, а вот ты нет. И никто тебя не защитит, даже твои рабы. Они струсят, эти жалкие и ничтожные твари, и это ты сделала с ними. От их рук и умрёшь, – угрожая, подхожу к Бланш.
– Шантаж бессмыслен, мистер Рассел. Вы сами знаете, что ничего из сказанного не совершите. Эмоции вам испытывать запрещено, – она откладывает расчёску и поворачивает голову ко мне. И в её глазах столько равнодушия, сухости и даже скуки, что это становится последней каплей в моём контроле.
– Запрещено? – Повторяю я, выходя из себя ещё больше. Такого я не испытывал до этих пор.
– Да, вы не можете сейчас рационально мыслить, мистер Рассел…
– Закрой ты свой рот! Мистер Рассел! Медвежонок! Зайчик! Удав! – Перебивая её, передразниваю.
– Ты работала с моим досье. Готовилась, чтобы уложить меня в постель. Теперь же ты играешь по тем правилам, которых просто нет. Ты трусиха. У тебя множество слабостей, и ты их прячешь за насилием, называя это наслаждением. Ты нашла способ обезопасить себя до той поры, пока твоя информация не иссякнет, и тогда тебе нужен буду я! Так вот, я ни черта тебе не дам, понятно? Ничего. Ведь для этого ты то подпускаешь ближе, то отказываешь мне. Но я не тот тип мужчин, который поведётся на это. Я беру то, что хочу. И мне плевать, как это отразится на жертве. Я убиваю без зазрения совести и, если нужно, то и тебя прикончу, не испытывая никаких эмоций. Этого хочешь? Ты хочешь именно этого? – Выхватываю из-за пояса пистолет и направляю на неё.
Задерживает дыхание и цепляется руками за стол.
– Страшно, да? Разглагольствуешь о том, как тебя возбуждает психопат во мне, да? Так вот он я! Убеждаешь, что ничего не опасаешься, даже расправы? Ложь! Ты врёшь, потому что каждый человек, если он не безумен, боится! Ты меня достала! Достала своими приказами! Теперь я отдаю распоряжения! Всё тебе понятно? – Дышу быстро и рвано. Бланш бледнеет, смотрит на дуло пистолета и сглатывает.
Я не хочу, чтобы она меня боялась. Я не хочу быть таким. Не хочу видеть, как эта женщина проявляет интерес ко мне в этом состоянии, как её зрачки расширяются, и она облизывает губы. Страх рождает в ней возбуждение. Насилие – тот же стек для её кожи. Игра – ширма, за которой прячется та самая Бланш, испытывающая сильнейшее давление и не понимающая, что делать дальше. Не могу! Не могу больше!
Поворачиваясь, открываю рот и кричу, пока выстрелы каждым метким ударом разбивают «плазму», висящую на стене. Я не в силах побороть того, кто живёт внутри меня, просыпается медленно и ведёт моим сознанием. Это как сбросить кожу, чтобы появиться другим. Напряжение в моих венах неимоверно высокое. И я уже стреляю вхолостую, пока в висках стучит от боли. Отбрасываю пистолет и, хватая телевизор, срываю его со стены. Он с грохотом летит на пол, открывая сейф в стене.
