Меня бросают на пол какого-то фургона и натягивают на голову тёмный мешок. Нейсон отдаёт приказ немедленно уезжать и наблюдать за слежкой. Он возмущён тем, что я сделал при последней встрече с ним. Удар прямо в живот сопровождается бранью и внутренней болью, не позволяющей мне издать ни звука. Затем он делает это ещё раз и ещё, с моих губ вытекают слюни от физического насилия над недвижимым телом. Я всё чувствую! Чувствую, как его ботинок с металлическим носом, переворачивает меня на спину после последнего мощного удара, а я дышать не могу. Диафрагма горит от боли. Внутри я ору, желая бороться. Подняться бы на ноги, но меня обезвредили. Меня предали. Я вижу самого себя в сознании, как падаю на колени, хватаясь за живот и напрочь забывая обо всех своих навыках, словно маленький мальчик, который каждый раз переживал наказание за домыслы и догадки о том, кто его окружает. Расплата. Ненависть. Сильнейшая боль, но не от насильственного, а от морального воздействия. Я же пытался… я стал мягким… я хотел быть её психопатом. Бланш бросила меня! Она меня оставила, не дав мне возможности избежать упадка сил, чтобы ответить нападающим с той же яростью. Лежачих не бьют? Бьют, ещё как. В моём мире требуется добивать до конца, наслаждаясь тем, что в данный момент жертва не может отразить ни единого удара. Подлость – норма в этом мире. Это первое правило, с которым приходится жить, не ощущая, что совесть существует.
Машина останавливается, и меня выволакивают из фургона. Это именно он. Газы. Вонь. Большое пространство для перевозки пятерых мужчин и меня, лежащего на полу.
Коробочка. Сознание возвращает меня в спальню Бланш, и я ощущаю, как дотрагиваюсь пальцами до гладкой поверхности белоснежного зеркального столика. Она забрала оттуда не документы, спрятанные на дне футляра для украшений. Она вернулась, чтобы забрать шприц, спрятанный для последнего решающего хода в её игре. Это было жизненно важно для неё, и вновь обман. Не будет такая женщина, как Бланш Фокс, рисковать всем, ради каких-то документов. Она не могла предположить, что на неё нападут и ранят Кьяру. Но вот шприц она должна была забрать с собой, спрятав его в моей спальне, чтобы не позволить случиться осечке. Она, действительно, изучила меня и все варианты, которые я пытался тщательно скрыть от неё. Она помогла им, не оставив нам ни единого шанса на спасение, считая, что сделала всё верно. И так больно оправдывать её сейчас, выбирая хоть какой-то слабый и глупый шанс отыскать во всём этом смысл. Парадокс, но я это буду делать, потому что верю её словам. Верю в то, что чувства оказывают давление на сознание намного сильнее, чем любой наркотик. Они самое мощное оружие и в то же время самое напрасное. Чувства могут испытывать те, кто умеет мечтать, а это уже психологическое отклонение. Большинство из нас подвержено этому, и мне не жаль, что я оказался в их числе. Я получил невероятное наслаждение от возможности побыть хоть немного человеком. И я безумно завидую тем, кто может быть таким постоянно. Обладать даром, потерянным в мире жестокости и насилия, власти и стремления к первенству. Деградация, заслуживающая полного и масштабного истребления, чтобы навсегда стереть с земли таких животных, как мы.
Удар по лицу вырывает меня из губительных воспоминаний, и я пытаюсь дёрнуться от боли в ноющей скуле и металлического привкуса во рту. Язык прикусил. Но могу лишь приоткрыть глаза, перед которыми плывут мутные круги желтоватого цвета. Тяну носом и ощущаю вонь едкой травы с примесью воска и сандаловых нот. Жмурюсь, чтобы зрение было лучше, и снова осматриваюсь. То вещество, что мне вколола Бланш, имеет довольно мощный эффект, но моя кровь приняла слишком много яда, чтобы позволить туману держать меня в своих лапах столько, сколько бывает у обычных людей. Хоть она это и сделала, но я уверен, Бланш подобрала дозу с расчётом на то, чтобы я смог двигаться к началу посвящения.
Перед моими глазами опускается лицо Нейсона. На одном глазу, который я прожёг сигаретой, повязка, и теперь он выглядит ещё более отвратительным, чем раньше.
– Неприятно, да, Эйс, знать, что тебя снова обманули? – Довольный своей колкой фразой и считающий, что ударил меня по болевой точке, он улыбается.
– Надо было… язык тебе поджечь… хотя… Бланш уже делала это… неприятно, да, знать, что ты не такой умный? – Сипло отвечая ему, шумно дышу.
– Я это переживу, а вот что будет с тобой, никто не угадает, – выпрямляясь, он замахивается и ударяет меня кулаком по скуле, отчего голова дёргается в сторону, и я сплёвываю кровь.
– Привыкай, Эйс, к тому, что с этой ночи ты больше ничего не почувствуешь, – бросает он, пока я отмечаю, что сижу на металлическом стуле. Мои руки сзади закованы в кандалы. Широкие. Железные. Тяжёлые. От них идут две цепи, прикреплённые по бокам к полу. Из наручников я мог бы выбраться, а здесь даже пытаться не собираюсь, это бессмысленно. Ноги ничем не связаны, но я сейчас не буду двигать ими. Чувствую подошву своих ботинок и медленно поджимаю пальцы, чтобы проверить – как долго ещё будет действовать укол Бланш. Придётся тянуть время, если я поднимусь сейчас, то тут же рухну.
Я нахожусь один в большой комнате, скорее всего, это подвал. Без окон. Без какого-то, проникающего снаружи уличного освещения. Вокруг только свечи. Их огромное количество. Разных размеров и форм. Они жутко воняют, отравляя мои лёгкие с каждой секундой. Передо мной мраморный камень, по форме и высоте похожий на место для жертвоприношения. Но он новый, точнее, на нём ещё никого не убивали. За ним следуют три ступени и ещё одно возвышение, предполагаю, для главного, чтобы он мог всё видеть. И сейчас он смотрит на меня, желая найти хоть одно непроизвольное движение моего тела, которое ему подскажет о том, что я больше не обездвижен. Нет. Не покажу. Я даже в таком состоянии легко могу не шевелиться.
Мы ехали долго, хотя я не полагаюсь больше на способность отслеживания времени, ведь могу ошибиться из-за состояния, в котором пребывал. И если меня довезли сюда, в место, где будет проходить ритуал, то они уверены в отсутствии слежки. Выходит, мне придётся как-то самому действовать, именно этого и добилась Бланш. Она придёт сюда, я чувствую это. И она близко. Очень близко ко мне, но не в плену, как Молли. Она сама принесёт себя в жертву, только так и никак иначе. Это её война, сделавшая меня средством помощи ей. Я это сделаю, а потом придушу Бланш. Буду душить до тех пор, пока не останется нескольких минут до смерти, и отпущу, затем снова и снова, чтобы выплеснуть на неё всё своё негодование и держать её рядом с собой до тех пор, пока она не поймёт – никогда больше такого не повторять. Она моя, вне зависимости от проступков, и только я имею право приказывать ей.
За моей спиной раздаётся гул голосов. Он приближается, и я могу различить в низком и монотонном бормотании слоган лозунга, открывающего ночь правосудия. Начало конца обычной жизни и наступление нового мира, в котором будет править Орден «Чистой Крови». Люди, облачённые в красные накидки и разделённые на две группы, обходят вокруг меня. Их тридцать два человека. И я всех их знаю. Я работал с ними столько лет. Мужчины. С правой стороны находится Нейсон, шевелящий губами и произносящий вместе со всеми что-то похожее на сектантскую мантру, гипнотическую речь, в которую они все верят. Таддеус слева от меня во втором ряду. Но никто даже не обращает внимания на то, что я сижу здесь. Их взгляды обращены к лестнице и возвышению, они клянутся оберегать и защищать свой род, ставший для них единственно правильным. Члены Ордена молятся по своим безумным канонам, обещая убивать всех, кто попытается разрушить их семью. Они поклоняются законам, согласно которым имеют право вершить правосудие, ставшее за сотни лет истинным способом выживания. Мне сообщают о том, что сегодня для них важная ночь, когда они пригласят к себе новых участников Ордена и сделают их такими же безумными.
