Однако сразу после завтрака к работе нам приступить не
удалось. Жара с утра поднялась до тридцати градусов. Мы отправились на речку,
но она в этом месте выглядела такой грязной, с желтой пеной и огромным
количеством разного мусора, не спеша плывшего мимо нас, что освежаться в ней
разом расхотелось. Мы вернулись домой совершенно несчастными. Евгений, видя
наше горе, посоветовал нам не падать духом, принес два ведра воды с колонки, и
мы в саду под яблоней стали неторопливо обливаться из ковша. Сестрица охала и
постанывала. Вскоре, кроме ее постанываний, до меня донеслись еще чьи-то.
Некто, очень эмоциональный, дважды сказал:
— Е-мое. — Потом крякнул, потом взвизгнул, потом
охнул:
— Убиться можно… — и все это на два голоса.
Я решительно направилась к забору, забыв надеть футболку
(бюстгальтер я не ношу принципиально).
За забором послышался шорох, затем возня, кто-то нецензурно
пожелал кому-то утопиться, а я, опершись на забор, заглянула в чужой сад. По ту
сторону на зеленой травке сидели два стриженых придурка и во все глаза смотрели
на мою голову.
— Доброе утро, — приветствовала их я.
— Здрасьте, — разом ответили они и попытались
встать, потратив на это не меньше минуты, но если они и думали произвести
впечатление, то у них из этого ничего не вышло: их макушки едва возвышались над
забором, и на меня они взирали, по-прежнему задрав голову.
— Соседи? — спросила я.
— Ага, — ответил один. — Нет, — ответил
другой. Они неодобрительно посмотрели друг на друга и выпалили:
— Соседи.
— Приятно познакомиться, — сказала я, протягивая
руку через забор. — Елизавета.
Один из парней, тот, что час назад подходил ко мне на улице,
торопливо пожал мою руку, заметно скривился и ответил:
— Николай.
Я протянула ладонь другому, он задумался, легонько коснулся
моих пальцев и назвался:
— Сергей.
Тут подскочила Мышильда и дважды подпрыгнула, силясь посмотреть,
что там за забором. Я подхватила ее, приподняла, хотела посадить на забор, но
передумала и представила:
— Сестрица моя: Мария. Можно Маша.
— Привет, — сверкнув глазками, сказала Мышильда,
парни никак не отреагировали на ее приветствие: их одолевал столбняк. Держать
сестрицу в левой руке было неудобно, я перебросила ее на правую и продолжила
знакомство:
— Вы местные или отдыхать приехали?
— Местные, — ответил Николай и ахнул:
— Господи! — Он облизнул губы.
— А мы приезжие. Прадед наш, купец Калашников, раньше
жил в доме, что на пустыре стоял, пустырь видели?
Парни вновь ответили невпопад: один «да», другой «нет».
— Бабка говорила, прадед где-то здесь клад
зарыл, — доверчиво сообщила я. — Вот мы и пытаем счастья. Может,
повезет? — Вопрос я адресовала парням. На сей раз они ответили осмысленно:
один сказал «может», другой «конечно». — Что ж, — широко улыбнувшись,
закончила я. — Всего доброго, еще увидимся.
Но расставания не получилось. В саду вдруг появился третий тип:
выше, шире и мордастее этих двух. Голую грудь украшала шерсть, произраставшая
сплошным покровом, и увесистая цепь с крестом.
— Вы что тут лясы точите? — не очень вежливо
поинтересовался он у парней, те беспомощно повернулись, пожали плечами, но с
места сойти не смогли.
— Привет, — Мышильда сделала ручкой новому
знакомому, а я лучисто улыбнулась и спросила парней:
— Ваш товарищ?
— Товарищ, — ошалело кивнул Коля.
Товарищ между тем приближался и вроде бы все еще гневался,
но по мере приближения на его лице появлялась растерянность, он все чаще
переводил взгляд со своих друзей на мою голову, потом подошел к забору
вплотную, уцепился за доски, подтянулся, заглядывая на нашу половину, да так и
повис ненадолго. Я распрямила плечи, чтобы продемонстрировать бюст, и сказала
застенчиво:
— Вы извините, я не совсем одета.
Мышильда, сидя на моем согнутом локте, услужливо влезла:
— Они душ принимали, жарко.
— Ничего-ничего, — пролепетал номер три и начал
сползать с забора, при этом заработал доской себе по зубам, приземлился на обе
конечности, ошалело мотнул головой и все-таки сказал:
— О Господи!
— Я ж говорил, — пожал плечами Николай с тихой
грустью.
— А вас как зовут? — улыбнулась я.
— Меня? — Третий вроде бы даже забыл, как его
зовут, и наконец брякнул:
— Клей. То есть Сашка.
— А меня Елизавета, — похвасталась я. — А это
Машка, моя сестрица. Мы на пустыре клад ищем…
Мышильда хоть и худосочная, но тяжелая, и демонстрация
собственной силы меня уже изрядно утомила, потому я решила закончить нашу
беседу:
— Привет, ребята. Приходите чай пить.
Я поставила Мышь на землю, и мы вернулись к нашим ведрам.
Из-за забора раздался дружный вопль: «Мамочка!» — и характерный стук. С таким
стуком затылок ничем не заполненной головы соприкасается с твердой
поверхностью.
— Они умерли? — испугалась Мышильда.
— Да брось ты. Полежат немного и очухаются.
— Все-таки это нелегко, — поглядывая на мой бюст с
таким видом, точно прикидывая шансы парней выжить, заметила сестрица.
— Дикари несчастные, — посетовала я, и Мышильда
умолкла.
Мы оделись и, на минуту заскочив к Иннокентию, который, как
оказалось, все еще почивал, пошли к фундаменту. С собой прихватили Евгения
сторожить возле шалаша и при малейшем подозрительном шуме сигнализировать нам
свистом. Михаил был оставлен в доме для хозяйственных нужд и ухода за
пострадавшим Иннокентием. Мы же с Мышильдой тщательно осмотрели следы
вчерашнего вторжения. Троюродный рыл в месте, обозначенном у нас как «людская».
Мышь недоумевала:
— Неужели он думает, что прадед вовсе спятил, чтоб в
людской-то зарывать?
— Выходит. Подпол был под всем домом? — думая о
своем, спросила я. — То есть из любой комнаты в подпол был лаз?
— Не знаю, — запечалилась Мышь. — Мне это
кажется глупым. К примеру, зачем лаз в гостиной?