В понедельник меня вызвали в обком, и я целый день присутствовал при таинствах – обком писал ответ в «Правду», в ЦК Казахстана и в ЦК КПСС. Мне его не показали, но позвонил из «Правды» журналист и зачитал мне его по телефону с вопросом – согласен ли я с таким ответом? Я не согласился (хотелось заодно додавить и городского прокурора, замордовавшего наших работников дурацкими исками), но во второй статье, завершающей тему, которую «Правда» дала уже сама, вопрос о прокуроре не прозвучал. Но даже то, что было сделано «Правдой», уже было огромным подспорьем в работе, да и прокурор поутих.
И подобное отношение к прессе было общим государственным правилом. Мой директор заставлял писать ответы во все газеты, включая собственную заводскую многотиражку, если только в них был хотя бы критический намек на наш завод или его работников. Был такой смешной случай.
У нас в городе служил офицер-пожарный, большой сукин сын. Как-то он задел меня лично тем, что оскорбил мою жену, и я, прикинув обстоятельства, нашел более выгодным не тащить его в суд, а дать ему в морду. И хотя сукин сын просимулировал в больнице сотрясение мозга две недели, но по Уголовному Кодексу КазССР мое дело подлежало товарищескому суду, где меня и приговорили к максимально возможному наказанию – 30 руб. штрафа. (Божеские были тогда цены, надо сказать). Сукин сын написал во все газеты и инстанции. Занималась этим делом масса людей. Я дал кучу объяснительных по его жалобам, но на защиту этой мрази никто не встал, хотя и убрать его из МВД тоже не смогли. И вот прошел слух, что статья об этом инциденте появилась где-то в ведомственной газете (многотиражке) пожарных в Алма-Ате. В области этой газеты найти не смогли, и тогда директор дал дополнительное задание ближайшему командированному в Алма-Ату. И только когда тот привез оттуда нужный номер и когда директор убедился, что ни обо мне, ни о заводе в статье не было ничего плохого, успокоился.
Да, не все в советских газетах могло быть напечатано, но о советских людях, об их нуждах и интересах печаталось в сотни раз больше, чем сегодня. И – главное – эти газеты ОБЯЗАТЕЛЬНО ЧИТАЛИСЬ ТЕМИ, кого это касалось.
Попробовал бы какой-нибудь козел-депутат или чиновник вякнуть, что он, дескать, какую-то газету не читает. Не газета бы была виновата, что ее не читают, а он, мерзавец, был бы виноват в этом. Потому что в СССР была ОБЯЗАННОСТЬ СЛУШАТЬ СЛОВО. Потому слово в СССР и было в тысячи раз свободнее, чем сегодня.
Но займемся Протоколами.
Вызывает удивление проработка автором Протоколов вопроса формирования общественного мнения – вопроса прессы. И точность его анализа и рекомендаций производят глубокое впечатление на тех, кто считает Протоколы подлинным еврейским планом.
«В руках современных государств имеется великая сила, создающая движение мысли в народе, – это пресса. Роль прессы – указывать якобы необходимые требования, передавать жалобы народного голоса, выражать и создавать неудовольствия. В прессе выражается торжество свободоговорения. Но государства не умели воспользоваться этой силой: и она очутилась в наших руках. Через нее мы добились влияния, сами оставаясь в тени, благодаря ей мы собрали в свои руки золото, невзирая на то, что нам его приходилось брать из потоков крови и слез…».
В этом вопросе крыть нечем, мировые СМИ, если, пожалуй, исключить такие страны, как Китай или Япония, принадлежат евреям, или находятся под их контролем, а значительную часть работников даже самой «свободной прессы» тоже составляют евреи. Вот, скажем, Исраэль Шамир в книге «Каббала власти» сообщает распространенные в Израиле данные о количестве евреев в «очень свободной» британской прессе: «В то время как среди представителей СМИ их более 50 %, по сообщению Haaretz «среди 45 тысяч солдат британского контингента насчитывается 15 солдат-евреев» (то есть 0,03 % британского контингента в Ираке)». Чего уж тут удивляться, когда малейшая критика еврейского лобби Великобритании или критика Израиля вызывают дружный вой и обвинения в антисемитизме всей «свободной прессы»?
Это так, но это никак не подтверждает, что Протоколы подготовлены евреями.
Любое государство стремится оказать влияние на прессу, а в угрожающие народу периоды устанавливает и жесткую цензуру. Вряд ли Сталин действовал по «Протоколам сионских мудрецов», когда в беседе с писателем Леоном Фейхтвангером на его вопрос: «В каких пределах возможна в советской литературе критика?», – откровенно ответил:
«Надо различать критику деловую и критику, имеющую целью вести пропаганду против советского строя.
Есть у нас, например, группа писателей, которые не согласны с нашей национальной политикой, с национальным равноправием. Они хотели бы покритиковать нашу национальную политику. Можно раз покритиковать. Но их цель не критика, а пропаганда против нашей политики равноправия наций. Мы не можем допустить пропаганду натравливания одной части населения на другую, одной нации на другую. Мы не можем допустить, чтобы постоянно напоминали, что русские были когда-то господствующей нацией.
Есть группа литераторов, которая не хочет, чтобы мы вели борьбу против фашистских элементов, а такие элементы у нас имеются. Дать право пропаганды за фашизм, против социализма – нецелесообразно.
Если элиминировать попытки пропаганды против политики советской власти, пропаганды фашизма и шовинизма, то писатель у нас пользуется самой широкой свободой, более широкой, чем где бы то ни было.
Критику деловую, которая вскрывает недостатки в целях их устранения, мы приветствуем. Мы, руководители, сами проводим и предоставляем самую широкую возможность любой такой критики всем писателям.
Но критика, которая хочет опрокинуть советский строй, не встречает у нас сочувствия. Есть у нас такой грех».
А вот Британский историк Лен Дейтон пишет о состоянии со свободой слова в Великобритании времен Второй мировой войны: «Граждане Великобритании тоже подвергались драконовским наказаниям. 17 июля 1940 года один человек был приговорен к месяцу тюрьмы за то, что прилюдно заявил, что у Великобритании нет шансов победить в этой войне. Человек, посоветовавший двум новозеландцам: «Какой вам смысл погибать в этой кровавой бойне?» – получил три месяца тюрьмы. Женщина, назвавшая Гитлера «хорошим правителем, лучшим, чем наш мистер Черчилль», была приговорена к пяти годам тюремного заключения. Английские газеты получили предупреждение остерегаться опрометчивых высказываний. Редакторам весьма недвусмысленно дали понять, что правительство не потерпит «безответственной» критики; причем оно само будет решать, какая критика ответственная, а какая нет». И что нам делать? Считать, что У. Черчилль и британский истеблишмент руководствовались «Протоколами сионских мудрецов»?
Однако автор Протоколов на том, на что были способны Сталин и Черчилль, – на простом захвате прессы и установления в ней своей цензуры, – не останавливается.
«…Главная задача нашего правления состоит в том, чтобы ослабить общественный ум критикой, отучить от размышлений, вызывающих отпор, отвлечь силы ума на перестрелку пустого красноречия».
Казалось бы, нет логики – в связи с чем критика «отучает от размышлений»? Но…
