В любом случае у полиции было достаточно оснований, чтобы провести обыск в его доме, где была обнаружена пачка денег, помеченных специальным составом Леонарда Холмса Нейра, а также купюра с невидимым отпечатком пальца Альберта Эллингэма. Еще большую тревогу вызвала другая находка – детская туфелька, пара к которой осталась на Рок-Пойнте.
Ворачека арестовали и предъявили обвинение в похищении Айрис и Элис Эллингэм и в убийстве Айрис Эллингэм и Дотти Эпштейн.
– Я это сделал, – заявил он, когда на него надели наручники. – Все тираны падут. Это только начало!
* * *
Жернова правосудия принялись перемалывать это дело. Всю осень и зиму привлеченные эксперты изучали улики. Защищать Ворачека вызвался известный адвокат. Слушания должны были начаться весной, когда, казалось, уже все было готово, но тут случилась задержка. В город нагрянули анархисты, протестовавшие против ареста Ворачека. Пошли разговоры, что заседание перенесут, однако их быстро пресекли.
Наконец 15 июля, когда изматывающая жара накрыла город, процесс начался. Берлингтон захлебывался от наплыва репортеров со всех уголков Америки, и не только Штатов. В отелях не осталось ни одного свободного номера, так что Альберт Эллингэм попросту купил дом неподалеку от здания суда. Пресса заполонила все тротуары, лужайки перед судом и ближайшие улицы. Заголовки об эллингэмском деле пестрели на первых полосах всех газет каждый день, повсюду. Телеграфные провода опутали здание суда; в некоторых местах их было так много, что они перекрывали небо. У здания постоянно толпились зеваки; по Черч-стрит невозможно было ни проехать, ни пройти.
В ресторанах смели´ все запасы продуктов. По озеру Шамплейн плыли лодки, под завязку набитые людьми, жаждавшими увидеть, как Антон Ворачек предстанет перед судом. Напротив суда ушлые торговцы поставили прилавки с холодным пивом, попкорном и лимонадом. Атмосфера была почти праздничной, словно перед бейсбольным матчем.
Каждый день в течение того напряженного месяца Роберт Макензи сидел рядом с Альбертом Эллингэмом в душном зале судебных заседаний и наблюдал за представлением доказательств. Он делал заметки, что, в общем-то, было необязательно, но он был правой рукой, а правая рука должна что-то делать. Он видел, как полицейские показывали фотографии денег, найденных под половицами, тех самых, что они пометили специальной краской Леонарда. Среди них была и та единственная купюра, на которой Альберт Эллингэм оставил отпечаток своего пальца. Ни у кого не осталось никаких сомнений, откуда эти деньги получены. Лео дал показания о том, как он приготовил невидимую краску, и пояснил, как ее можно потом обнаружить.
Ворачек превратил зал суда в собственную трибуну для пламенных выпадов против промышленников всего мира. Он заявил, что это была его месть. Скоро такие, как Альберт Эллингэм, заплатят. Анархисты так бурно приветствовали его выкрики, что их вывели из зала. Толпа ахала, разевала рты, кричала и поглощала попкорн.
Все это время Альберт Эллингэм оставался безучастным. Пока люди вокруг изнемогали от жары и утирались платками, он, казалось, даже ни разу не вспотел. Он сидел не шевелясь и мрачно наблюдал за происходящим, не упуская ничего из виду. Каждый день он говорил Роберту: «Может быть, сегодня он скажет, где Элис».
Ворачека признали виновным по всем пунктам.
Вечером после оглашения приговора Эллингэм вошел в комнату Роберта.
– Мы сейчас же идем в суд, – сказал он. – Я хочу с ним поговорить.
Роберт схватил шляпу и вышел за ним на улицу. Их появление вызвало очередной ажиотаж у журналистов. Многие из них ужинали на открытых террасах ресторанов или просто закусывали сэндвичами на траве, но, увидев магната в сопровождении секретаря, вскочили со своих мест и бросились за ними по Черч-стрит, атакуя вопросами.
Ворачека не рискнули держать в обычной тюрьме, все-таки дело получило небывалый размах и общественный резонанс, поэтому камеру для него обустроили в подвале соседнего с судом здания, в котором располагались почта и таможня. Там их встретил Джордж Марш.
– Нам сюда, – указал он на темный коридор, в конце которого начинались ступеньки, ведущие вниз.
Несколько охранников провели Роберта и Эллингэма в подвал мимо сортировочных комнат, набитых мешками с корреспонденцией, в пустые глубины помещения. Здесь, в маленьком закутке, огороженном специально сваренной решетчатой дверью, на грубо сколоченной скамье, сидел тот, кого признали виновным в чудовищном преступлении. Это был маленький, щуп-
лый человек с узкой бородкой, дерзко торчащей вперед, и цепким взглядом. Коричневый комбинезон из грубой ткани болтался на нем как мешок. Роберту было ясно, что Ворачек давно не мылся: по́том разило на несколько метров.
В углу камеры была раскладушка, а по нужде он, видимо, ходил в ведра, стоявшие рядом. Окон не было; тусклый коридорный свет не мог до конца разогнать темноту, так что в камере царил полумрак.
– А тебе здесь обеспечили безопасность, – сказал Эллингэм вместо приветствия.
Антон Ворачек заморгал и выпрямился на скамейке. Один из охранников принес Эллингэму стул, и тот поставил его прямо напротив решетки.
– Скажи мне, где она, – глухо произнес он. – Кто тебе помог? Ты ни за что не справился бы один.
Ворачек молчал и смотрел куда-то мимо Эллингэма. С час они просидели, не говоря ни слова и разглядывая друг друга. Роберт и Марш курили в стороне, иногда прохаживались вдоль коридора, но ни разу не нарушили молчания.
– Тебя посадят на электрический стул, ты же знаешь, – наконец произнес Альберт Эллингэм.
Антон Ворачек поднялся со своего места, медленно подошел к решетке и с силой сжал прутья.
– Какая тебе разница, кто я? – сказал он. – Такие, как ты, каждый день уничтожают таких, как я.
«Какая разница, кто я? – подумал Роберт. – Звучит странно».
– Это твой последний шанс, – сказал Эллингэм.
– Шанс? – усмехнулся Ворачек. – На что?
– Как на что?! – Эллингэм задохнулся от негодования. – Если ты расскажешь, где Элис, я поговорю с судьей. Пойду прямо отсюда к нему домой. Выступлю в твою защиту, и ты сможешь сохранить себе жизнь. Даже если ты расскажешь, где ее тело…
При слове «тело» Эллингэма передернуло.
Антон Ворачек пристально смотрел на Эллингэма, и тот взгляд, который был у него на суде, исчез. Маска была сброшена – перед ним сидел обыкновенный человек. Человек, который… вызывал сострадание.
– Иди домой, старик, – наконец произнес Ворачек. – Мне нечего тебе сказать.
– В таком случае завтра я увижу, как ты умрешь, – сквозь зубы процедил Эллингэм.
Он встал и отшвырнул ногой стул. На ступенях Джордж Марш положил ему руку на плечо.
– Он бы все равно не раскололся, Альберт, – сказал он. – Завтра все это кончится.
– Это никогда не кончится, – ответил Эллингэм. – Неужели ты не понимаешь? Завтра все только начнется.
