Иногда он делал такие замечания, как казалось, из лучших побуждений, и они могли бы сойти за шутку, но каждый раз в этих словах сквозил оттенок насмешки.
– Кто же не хочет быть Шерлоком Холмсом? – улыбнувшись и глядя в глаза отцу Стиви, сказала Пикс. – Я, правда, больше читала Агату Кристи, когда была помоложе, так как она писала также и про археологию. Но Шерлока любят все. Давайте я покажу вам дом…
В этот момент Пикс навсегда завоевала симпатию Стиви.
Все шесть комнат студентов «Минервы» находились в левой части здания от общей комнаты: три на первом этаже, три – на втором. На первом этаже была общая ванная комната, выложенная плиткой, которая, должно быть, не менялась со времен постройки дома, так как вряд ли хоть какая-нибудь фабрика стала бы выпускать плитку такого цвета повторно.
Если бы Стиви попросили описать этот оттенок, ей пришлось бы употребить слова «тухлый лосось».
В конце коридора была дверь, ведущая в башню.
– Тут у нас кое-что особенное, – сказала Пикс, открывая ее. – Когда здесь еще не было школы, в «Минерве» останавливались гости Эллингэма. Так что в этом здании есть то, чего нет в других…
За дверью скрывалась роскошная круглая комната с высоким потолком – еще одна ванная. Пол был выложен серебристой плиткой, переливающейся перламутром. Большая чугунная ванна на позолоченных львиных лапах стояла в центре. Свет из витражных арочных окон с изображением цветов и виноградных лоз окрашивал комнату во все цвета радуги.
– Эта комната пользуется повышенным спросом во время экзаменов, – сказала Пикс. – Студенты любят заниматься, сидя в горячей ванне, особенно когда холодно. Но, вообще-то, сюда редко кто заходит, из-за пауков, конечно. А теперь давай посмотрим твою комнату.
Стиви решила пропустить мимо ушей замечание насчет пауков. В ее комнате № 2 пахло воском для мебели, свежей краской, и к спертому воздуху закрытого помещения примешивалась какая-то ароматная струя, словно тут выпекали имбирные пряники. Рамы обоих окон, выходящих на фасад, были подняты, но слабый ветерок, залетавший в комнату, ленился прогонять тяжелые запахи. Под высоким потолком гонялись друг за другом две мухи. Светлые стены, выкрашенные в кремовый цвет, резко контрастировали с черным камином.
Вещи Стиви уже ждали ее в комнате. Какое-то время разговор шел вокруг насущных вопросов: куда лучше передвинуть кровать, а вдруг кто-нибудь влезет в окно и, кстати, во сколько у вас отбой? Пикс легко ответила на все: что окна открываются только вверх, у каждого надежная защелка, отбой в десять вечера по будням и в одиннадцать – по выходным, передвижение студентов отслеживают с помощью электронных пропусков, ну и сама Пикс, конечно же, смотрит за порядком.
Мать Стиви собралась распаковывать вещи, но Пикс предложила родителям присоединиться к экскурсии по территории. Стиви осталась в комнате одна. В наступившей тишине слышались лишь чириканье птиц за окном и чьи-то голоса, замирающие вдали. Стиви прошлась по комнате, темные половицы легонько поскрипывали под ногами. Она провела рукой по стене, чувствуя все шероховатости. Десятилетиями на нее наносили один слой краски за другим, скрывая следы пребывания предыдущих жильцов. Недавно Стиви смотрела документальный фильм о реальном преступлении, рассказывающий, как под слоем краски обнаружили старую надпись, ставшую уликой. После этого ей безумно захотелось ободрать все стены в окру´ге: вдруг и они хранят секреты?
Стены в этой комнате наверняка могли о многом рассказать.
13 апреля 1936 года, 18.45
Туман быстро опустился на горы в тот день: до обеда природа играла яркими красками, но сразу после четырех землю заволокло голубовато-серой пеленой. Этот туман многие потом отметят. К вечеру вся окрестность была укутана темной жемчужной вуалью; ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. «Роллс-ройс фантом» медленно полз в молочной пелене по узкой дороге к эллингэмскому поместью. Не доехав до центрального круга перед Гранд-Хаусом, он остановился. Машина всегда не доезжала половину расстояния: Альберт Эллингэм любил лишний раз пройтись по своему горному королевству. Вот и сейчас, не дожидаясь полной остановки, он открыл заднюю дверь и выпрыгнул на дорожку. Его секретарь, Роберт Макензи, благоразумно подождал пару секунд, прежде чем выйти.
– Вам нужно съездить в Филадельфию, – сказал он в спину своему хозяину.
– Совершенно не за чем туда ехать, Роберт.
– Вам нужно съездить в Филадельфию, а заодно заехать в нью-йоркский офис на пару дней.
Мимо них медленно проехал последний автобус с рабочими, возвращающимися домой, в Берлингтон и другие окрестные городки, после трудового дня на стройке у Эллингэма. Они дружно помахали на прощание хозяину поместья.
– Отлично поработали сегодня! – крикнул он им. – До завтра, парни!
Эллингэм и Макензи подошли к дому, дверь была уже открыта дворецким. Каждый раз, входя в великолепный холл, Эллингэм не мог сдержать восхищения: так причудливо, отражаясь от каждой грани, на пол и стены ложился разноцветный свет, проникающий сквозь шотландские витражи.
– Привет, Монтгомери, – сказал Эллингэм, и его низкий голос отразился эхом в высоком атриуме.
– Добрый вечер, сэр, – ответил дворецкий, принимая пальто и шляпы. – Добрый вечер, мистер Макензи. Надеюсь, из-за тумана поездка не оказалась слишком утомительной?
– Ехали целую вечность, – покачал головой Эллингэм. – Роберт прожужжал мне все уши по поводу встреч.
– Пожалуйста, передайте мистеру Эллингэму, что ему нужно съездить в Филадельфию, – обратился Роберт к дворецкому.
– Мистер Макензи просит передать вам, сэр…
– Умираю с голода, Монтгомери, – перебил его Эллингэм. – Что на ужин?
– Суп-пюре из сельдерея, сэр, на закуску морской язык под миндальным соусом, затем жареный барашек с горохом, мятой и спаржей под голландезом, на гарнир картофель по-лионски и лимонное суфле на десерт.
– Вполне достаточно. Мы скоро подойдем, пусть накрывают. Сколько у нас сегодня нахлебников?
– Мисс Робинсон и мистер Нейр все еще здесь, хотя большую часть дня они не выходили из своих комнат, так что, я полагаю, будет миссис Эллингэм, мистер Макензи и вы, сэр.
– Хорошо. Зови их. Давайте ужинать.
– Миссис Эллингэм нет дома, сэр. После обеда они с мисс Элис уехали на прогулку.
– И до сих пор не вернулись?
– Полагаю, их задержал туман.
– Пошли нескольких человек с фонарями на дорогу, чтобы им было легче добраться. И скажи, пусть сразу идут в столовую, прямо в пальто, не задерживаясь.
– Я вас понял, сэр.
– Роберт, идем в мой кабинет. Сыграем партию в карты, пока нам накрывают на стол. И не пытайся спорить. В жизни нет ничего серьезнее игры.
Секретарь вежливо промолчал в ответ. Игра в карты с шефом не подлежала обсуждению, будучи одной из его обязанностей, а фраза «в жизни нет ничего серьезнее игры» служила Эллингэму девизом. Поэтому и студентам не возбранялось играть, более того – новая «Монополия» была обязательной и для них, и для гостей поместья, и даже для персонала. Каждый должен был поиграть хотя бы раз в неделю, ежемесячно устраивались турниры. Так текла жизнь в мире Альберта Эллингэма.
