Цепь неудач с осуществлением мягкой посадки вызвала гнев советских руководителей. Ученым пришлось оправдываться на заседании Военно-промышленной комиссии. Там выступил и сам Сергей Королёв. Согласно воспоминаниям Бориса Чертока, главный конструктор сказал:
«Объяснение причин всех неудач при решении проблемы мягкой посадки подробно расписано на представленных здесь плакатах, раздельно для каждого пуска. Но есть одна общая причина, которая все объясняет – идет процесс познания. На процесс познания в планах и графиках мы не предусмотрели затраты средств и времени. В этом наша ошибка, за нее мы расплатились, и, смею заверить, в ближайшее время задача будет решена. Мы прошли трудный путь познания, получили бесценный опыт. Прошу комиссию разрешить провести пуск и по его результатам, если сочтете необходимым, принимать окончательное решение…»
Довод Королёва возымел действие – комиссия дала согласие на проведение дальнейших запусков по программе «Е-6».
В 1965 году была предпринята еще одна попытка посадить аппарат на Луну. 3 декабря стартовала «Луна-8» («Е-6» № 12). Сначала все шло согласно программе. На расстоянии 800 км от Луны начали надуваться резиновые амортизаторы, но один из них был разорван сломавшимся стеклопластиковым кронштейном крепления лепестковых антенн, газ начал выходить в космос, создавая значительный вращающий момент, аппарат на скорости врезался в Луну на территории Океана Бурь.
31 января 1966 года стартовала станция «Луна-9». В документации ОКБ-1 эта станция значилась как «Е-6» № 13. Однако незадолго до запуска работы по межпланетным аппаратам были переданы в конструкторское бюро Георгия Николаевича Бабакина, который тут же поспешил присвоить станции свой заводской номер – «202». Станция была немного доработана: конструкторы переделали злосчастный кронштейн, изменили программу посадки так, чтобы амортизаторы наполнялись газом только после того, как начинает работать тормозной двигатель, и поставили новую улучшенную телекамеру.
И на этот раз советских специалистов ждал триумфальный успех. На высоте 75 км от поверхности Луны была включена двигательная установка, которая обеспечила гашение скорости с 2600 м/с почти до нулевой. 3 февраля 1966 года «Луна-9» совершила мягкую посадку в Океане Бурь, западнее кратеров Рейнер и Мария. Уже через 250 секунд с борта пошла телеметрическая информация, а через 15 минут начало передаваться первое пробное изображение. Через сутки на Землю поступили кадры круговой панорамы с места прилунения. Таким образом, в тот день советские ученые застолбили за собой сразу два приоритета: первая мягкая посадка на Луну и первые кадры с Луны.
Сергей Павлович Королёв не дожил до этого светлого момента, открывающего новую страницу в истории космонавтики. 14 января 1966 года он скончался на столе у хирурга в ходе заурядной операции.
«Засекреченный ракетчик»
В январе 1966 года имя таинственного Главного Конструктора наконец-то рассекретили и открыто оказали ему все причитающиеся почести. Самые массовые газеты страны опубликовали некрологи. Гроб с телом был выставлен в Колонном зале Дома союзов для прощания. После кремации, 18 января, на Красной площади состоялся траурный митинг. Урну с прахом члены Политбюро ЦК КПСС отнесли к кремлевской стене. Там она находится до сих пор – под черной табличкой с надписью золотом: «Сергей Павлович Королёв. 30.ХII.1906–14.I.1966».
Именем Королёва названы кратеры на Луне и на Марсе, астероид, высокогорный пик на Памире, перевал на Тянь-Шане, Ракетно-космическая корпорация «Энергия», улицы многих городов. 1 августа 1975 года открылся Мемориальный музей в Москве, в доме по 6-му Останкинскому переулку, где Королёв жил в последние годы. Рядом с Обелиском покорителям космоса и домом-музеем протянулась широкая и прямая улица Академика Королёва, на которой расположены всемирно известные Останкинская телебашня и Телевизионный центр. В 1996 году подмосковный город Подлипки-Калининград был переименован в Королёв.
Однако трагедия жизни Сергея Павловича Королёва состоит в том, что он, мечтая о публичной славе, так ее и не дождался. Секретность – это всегда палка о двух концах. С одной стороны, военные получали положительный эффект от того, что заокеанский противник не имел возможности анализировать достижения советского военно-промышленного комплекса, перенимая технические решения или делая прогнозы на будущее. С другой – ученые уровня Сергея Королёва, Валентина Глушко, Михаила Тихонравова, Бориса Чертока – весьма честолюбивые люди, а следовательно, жаждут не только орденов и премий, но и всенародной известности. Но известность доставалась другим.
Вот что писал по этому поводу Борис Евсеевич Черток:
«Положительные отзывы мировой прессы, восхваление наших неожиданных для западной общественности успехов иногда вызывали досаду. Остро переживали обиду “неизвестные” главные конструкторы.
В самом деле, каково было Королёву читать перевод из журнала “Quick”, который целиком был посвящен “красному сателлиту”. Редакция поместила портреты и высказывания выдающихся ученых об “искусственной луне”. Это были работавший в Америке с Вернером фон Брауном специалист по жидкостным двигателям Вальтер Ридель, Вернер Шульц – математик из ФРГ, проработавший семь лет в СССР на острове Городомля, и человек, “который смотрит в будущее” – астрофизик доктор Ван Фрид Петри из Мюнхена. Все они приветствовали достижения русских. Но кто эти русские?
Этот же журнал опубликовал фотографии “отца красной ракеты” – президента советской Академии артиллерийских наук А. А. Благонравова и “отца красной луны” – академика Л. И. Седова. Запуск спутника совпал с пребыванием Благонравова на геофизическом конгрессе в Вашингтоне и Седова на конгрессе по астронавтике в Барселоне. Эти два советских ученых получили наибольшее число поздравлений. Их портреты в разных ракурсах обошли всю мировую печать. Не имея прямого отношения к созданию “красной ракеты” и “красной луны”, они, тем не менее, не отрекались от присваиваемых им званий “отцов”, принимали поздравления и почести. Они отлично знали правду и имена истинных создателей ракеты и спутника. Каждого из них можно было бы обвинить в нескромности, но что было делать, если они не имели права говорить правду?
Особенно возмущался Пилюгин, у которого с Седовым были разногласия по проблемам приоритета в идеях инерциальной навигации. Он любил розыгрыши и на Совете главных не упустил случая заявить: “Оказывается, не мы с вами, а Седов и Благонравов спутник запустили. Давайте введем их в состав нашего совета”.
Королёв и Глушко, оба обладавшие достаточным честолюбием, имевшие уже академические звания, воспринимали такие шутки и славословия мировой прессы в чужой адрес очень болезненно. Жаловаться по этому поводу, к сожалению, было некому. Келдыш как-то обмолвился, что надо бы при очередной встрече с Хрущёвым попросить его о разрешении на участие в международных форумах наших настоящих, а не подставных ракетчиков. Но эта инициатива Келдыша, насколько я знаю, вплоть до самой смерти Королёва так и не получила поддержки».
Особенно вопиющим было то, что Седов ничего не понимал в реальной космонавтике. Как-то раз, уже после запуска первого спутника, Королёв пригласил Седова на очередной старт, показывал ему монтажно-испытательный корпус и стартовую площадку. Там уже стояла очередная «Р-7». Расхаживая вокруг нее, Седов простодушно спросил: «Сергей Павлович, а где, собственно, спутник?» Королёв сначала опешил. Потом присел на корточки, протянул указующий перст к верхушке ракеты и не своим, писклявым, голосом запел: «Во-о-о-он там!»
