– Сказала всегда держать в тепле. Так рождаются цыплята. Папа одного убил, и мама дала другое яйцо. А теперь оно зашевелилось. Потрогай. Цыпленок точно скоро вылупится.
Лицо бабушки разгладилось, кажется, даже исчезли складки обожженной пламенем кожи.
– Да, все правильно, – сказала она. – Дай-ка его мне.
Бабушка натянула покрывало с кровати на колени. Я сел напротив, скрестил ноги, передал ей яйцо и положил подбородок на подставку из рук.
Бабушка приложила яйцо к уху, а палец прижала к губам, чтобы я сидел тихо.
– Да, слышу, – произнесла она через несколько секунд и вытянула руку с яйцом к самому моему лицу. Я отодвинул ее к уху.
– Слышишь?
Я ничего не слышал.
– Неужели не слышишь писк? – настаивала бабушка.
И я услышал. Писк. Очень слабый.
– Да! Слышу! – выкрикнул я, и бабушка зашикала. – Он скоро вылупится, – восторженно выдохнул я.
Бабушка кивнула и положила яйцо под подушку.
– А теперь закрой глаза, – велела она.
– Закрыть глаза?
– Цыплята никогда не вылупляются, когда на них смотрят. – Она накрыла ладонью мои глаза. Мы сидели несколько минут в полной тишине.
– Ну вот, – услышал я голос бабушки.
Она убрала руку, но отвернулась к подушке, закрывая обзор, поэтому я не видел, что она делает. Бабушка развернулась ко мне и вытянула сложенные пригоршней ладошки.
– Видишь?
Я удивленно смотрел на ее руки – в них ничего не было.
– Видишь? – настойчиво повторила бабушка.
Но я и правда ничего не видел. Сначала.
– Смотри. Он здесь.
И я увидел. Ярко-желтого цыпленка. Пушистого. Он так громко пищал, что мог разбудить ребенка.
Бабушка улыбнулась и положила цыпленка себе на плечо. Он принялся рыться клювом в ее седых волосах, будто искал там свою первую еду. Бабушка рассмеялась и повела плечом. Ей было щекотно.
– Видишь?
Я кивнул, завороженный происходящим настолько, что не мог говорить.
– Видишь? – повторила бабушка, ведь она не знала, что я кивнул.
– Конечно, – громко сказал я, чтобы она точно услышала. – Он такой, каким я его представлял. Желтый.
Бабушка одной рукой взяла цыпленка, его голова просунулась между пальцев и стала вертеться во все стороны. И запищал он еще громче.
– Сложи ладони, как я, – велела бабушка.
Я послушно вытянул руки. Цыпленок прыгнул, и его коготки впились в кожу, а пушок коснулся пальцев. Я поднес малыша к лицу.
– Я ждал тебя целых два ряда, – сказал я ему.
На стене в подвале, рядом с велосипедом, висел календарь. Ячейки были днями, а ряды неделями. Когда все ячейки в рядах были закрыты крестами, отец отрывал лист – значит, прошел месяц. Календари не менялись часто, но, если появлялся новый, я знал, что прошел год. И еще год я отсчитывал, когда для одного из нас готовили торт. Каждый в нашей семье часто смотрел на календарь. Мне же было важно отмечать, когда сменялись день и ночь, а для этого у меня был лоскуток света на полу.
– Я ведь спас тебя от смерти на сковороде, – добавил я, подумав.
Бабушка громко рассмеялась.
А потом раздался громкий голос отца.
Он выкрикивал мое имя.
Дверь бабушкиной спальни резко распахнулась, даже ручка ударилась о стену и оставила на ней вмятину.
Я боязливо спрятал руки за спину, защищая цыпленка, и медленно встал.
Из-под простыни сбоку появилась рука сестры и быстро положила маску на лицо.
Заплакал ребенок.
– Ты посмел зайти в мою комнату, когда дверь была заперта? – спросил отец.
– Это было важно.
Я взглянул на бабушку, надеясь на поддержку, но она молчала.
– Иди сюда, – велел отец.
Я опасливо посмотрел на него и не двинулся с места.
– Быстро!
Я сделал несколько шагов и встал перед ним.
– Что ты прячешь за спиной?
– Ничего.
Я почувствовал, как цыпленок клюнул меня в ладонь.
– Как это – ничего?
Я не успел ответить, отец схватил меня за плечо, пробежал пальцами вниз до локтя, затем сжал запястье и потянул, заставляя выставить руку вперед.
Я зажмурился, словно от этого мой питомец мог исчезнуть.
Отец разжал ладонь – ничего.
– Покажи другую руку, – приказал он. – Быстро.
Я медленно вытянул ее из-за спины. В ней тоже ничего не было. Ни единого следа цыпленка.
Кажется, папа даже удивился.
– Объясни, зачем ты явился в комнату? – Он приложил ладонь к моему лбу. – Твоя мать сказала, ты заболел.
Не представляя, что ответить, я поднял глаза и стал разглядывать шрам на лице отца. Ноздри расширились, когда он тяжело задышал.
– Это правда? Ты болен?
Я решил, что будет лучше промолчать. К тому же сейчас я мог думать только о том, куда делся мой цыпленок.
– Ничего страшного, – наконец вмешалась бабушка. – Немного поднялась температура, совсем невысокая. Никаких лекарств не надо.
Отец опять потрогал мой лоб.
– Сейчас я объясню тебе, что значит закрытый на замок, – сказал он и сильными, как клещи, пальцами схватил меня за шею. Если бы он постарался, ему даже удалось бы сомкнуть их.
– Эй! – выкрикнула бабушка.
Папа повернулся к ней и немного ослабил хватку, поэтому я тоже смог повернуться.
– Этой лампе скоро конец, – спокойно произнесла она. – Пару дней назад она громко потрескивала.
Отец поднял голову и стал вглядываться в прозрачное стекло, а бабушка осторожно погладила подушку, куда раньше положила яйцо, и подмигнула мне.
Я все понял.
– Спасибо, бабуля, – прошептал я.
Она улыбнулась и сложила руки на коленях.
– Не знаю, когда получится ее заменить, – произнес отец.
– Может, еще и протянет немного, – кивнула бабушка.
Клещи опять сомкнулись на моей шее, но мне было уже все равно. Мой цыпленок в безопасности, пока он будет жить с бабушкой. И привыкать к запаху пудры.
5
В ту ночь меня разбудил крик:
– Он задыхается!
Я сел в кровати и несколько секунд размышлял, слышал я это наяву или мне приснилось.
– Он задыхается!
Крик доносился из дальнего конца коридора. Пружины койки брата скрипнули над головой, когда он перенес вес своего тела и спрыгнул на пол. Брат приоткрыл дверь, и на полу появилась желтая трапеция света, самая широкая ее сторона протянулась точно от одного конца моей кровати до другого.
