– Но я не хочу навсегда расставаться со всеми…
– Они будут жить здесь, раз подвал им так нравится.
– А они смогут тут остаться, если люди о них узнают?
– Конечно, смогут. – Сестра улыбнулась, но, кажется, не совсем искренне. – Так ты хочешь узнать, где выход, или нет?
– Его нет. Дверь в кухне заперта. А на окнах решетки.
– В подвале есть много того, о чем ты не знаешь. – Сестра хитро улыбнулась и замолчала, будто ожидая, когда я потеряю терпение.
– Что?
– Например, что здесь есть еще одна дверь.
В наступившей тишине я слышал лишь, как трутся о подушку мои волосы.
– Еще одна дверь? – прошептал я.
– Еще одна дверь. Но я скажу, где она находится, только если буду уверена, что тебе можно доверять.
Я молчал.
– А как мне это доказать?
– Обещай, что будешь меня слушаться, – сказала сестра и улыбнулась довольно и загадочно.
30
Сестра вышла к завтраку последней. На ней была маска, словно вчера ничего не случилось. Она покосилась на меня и подмигнула, напоминая о соглашении прошлой ночи.
Стоило ей подойти к столу, отец прикрыл лицо рукой и закашлялся.
– Что за запах? – сказал он. – Иди прими душ. Быстро.
Запах представлял собой неприятную смесь давно немытого тела, свежего пота и чего-то химического, все усугублявшего. Видимо, это был запах яда.
Сестра отодвинула стул.
– Я приму ванну после зав…
Бабушка толкнула стул, он покачнулся и ударился спинкой о стол. Ложки в чашках зазвенели.
– Отправляйся в ванну, – грозно произнесла она.
– Без завтрака? – спросила сестра, вцепившись в спинку стула. – Мне станет плохо.
Она попыталась поставить стул, как ей было нужно, но лишь немного сдвинула его с места.
Брат истерично загоготал, как осел. Я посмотрел на этого предателя, пугавшего меня Человеком-сверчком.
– В ванную, – повторила бабушка.
Глаза в прорезях маски оглядели присутствующих и остановились на маме, прижимавшей к себе малыша. Она нашла в своей комнате детскую бутылочку и кормила его разведенным водой молоком из пакета, тем, что пили мы.
Ей с трудом удавалось заставить малыша пить, но вскоре он уже сосал его с удовольствием.
– Понятно, я здесь больше не нужна, – сказала сестра и перевела взгляд на меня. Я вспомнил наш ночной разговор.
Она отпустила спинку стула, быстрым движением схватила со стола два тоста, второй рукой вырвала у меня стакан молока и выбежала в коридор прежде, чем папа успел отреагировать.
Он так и остался стоять, приподнявшись над стулом с зажатой в кулаке салфеткой, похожей на клочок ткани ночной сорочки, которую порвал вчера ночью.
Хлопнула дверь ванной. Ложки в чашках опять звякнули.
– Будто ей до сих пор восемнадцать, – вздохнула мама, потом встала и принесла мне стакан.
– Мама приготовила тебе яйца, – сказала мне бабушка. – Как ты и хотел.
– На этот раз вареные, – добавила мама.
Яйцо покатилось по тарелке. Я посмотрел на племянника, который пил молоко не его матери. Сосал резиновую соску. Личико малыша было недовольным, на нем отразились все внутренние страдания. Я представил себе его будущее. Как он будет учиться ходить в подвале. Потом, как и я, размышлять, откуда взялся этот лучик солнца. Задавать вопросы, на которые не ответят родители. Представлять, как выглядит обожженное лицо его матери под маской. Сжимать решетки на окне, тянуться вперед, чтобы вдохнуть воздух, который покажется ему особенным. И он будет мечтать выбраться отсюда.
Мне обязательно надо узнать, где находится вторая дверь. Можно расспросить сестру, пока она одна в ванной.
Я принялся быстро очищать яйцо. Потом второпях прожевал его и налил молоко в стакан. И выпил почти залпом.
– К чему такая спешка? – спросила мама и ущипнула меня за щеку.
– Ты не хочешь поговорить о том, что произошло ночью? – спросила бабуля. – У тебя нет вопросов?
Я покачал головой. Их ответам больше нельзя верить.
Отставив пустой стакан, я повернулся к маме. Она вытерла большим пальцем мои губы, стирая следы молока, и улыбнулась.
– Можно я пойду к себе?
– Куда ты так спешишь?
– Надо освободить место для вещей сестры, – выпалил я. – Ведь она теперь будет жить со мной, так?
Мама разрешила мне идти. Почти у самой арки меня остановил отец:
– Разве ты не должен сегодня кататься на велосипеде?
И он был прав. Это был один из тех трех дней, когда наступала моя очередь. Плечи мои поникли, я повернулся к велосипеду.
– Надо увеличить нагрузку, – сказал отец. – Физические упражнения очень полезны.
Я устроился на сиденье и стал энергично крутить педали, надеясь закончить прежде, чем сестра выйдет из ванной. Непонятно, почему мне казалось, что, если двигать ногами быстрее, время пролетит незаметно. Я считал, сколько раз педаль коснется рамы. Дойдя до тысячи, спрыгнул на пол.
– Уже? – удивился отец. Он по-прежнему сидел за столом, допивая четвертую или пятую чашку кофе.
Мама мыла посуду. Бабушка тоже сидела за столом, устремив невидящий взгляд в стену. Я услышал тихий стон, вырвавшийся из ее горла, слетевшее с губ бессвязное бормотание, вызванное, видимо, мрачными мыслями.
Ребенок лежал у нее на коленях.
– Я прокрутил тысячу раз!
– Точно?
– Я ехал… – задыхаясь, произнес я, – быстрее, чем обычно.
Отец посмотрел с сомнением.
– А если я скажу тебе, что нужно сделать еще тысячу?
Я молчал.
– Оставь мальчика, – вмешалась бабушка.
Я поспешил выбежать в коридор, пока отец не принял окончательное решение, а оттуда направился в ванную.
– Где вторая дверь? – с ходу спросил я сестру.
– Открой глаза, – сказала она. – Ты забыл, больше не надо их закрывать?
Я закрыл их по привычке. Мне понадобится время, чтобы привыкнуть к новшествам. Нелегко отказаться от того, к чему привык за годы.
– Открывай, – повторила она.
Я медленно подчинился. Маска лежала на раковине. Сама сестра сидела в трусах и бюстгальтере на краю ванны, из которой сливалась вода. Я обошел кучку одежды на полу.
– Ты уверен? – спросила сестра. – Ты хочешь знать, как выйти отсюда?
Я сел напротив нее на закрытый крышкой унитаз.
– Если я выйду, то смогу иногда приходить, чтобы навестить маму?