– Тогда скажите, как нам поступить? – прошептал он. – У меня нет предложений. – Он положил локти на колени, согнулся и опустил глаза в пол. – Я больше не могу все это выносить.
– И не надо, – предложила бабушка тихим голосом, будто сама не верила, что сказанное возможно.
Женщина заходила по комнате.
– Не надо? – повторила она таким тоном, будто не вполне поняла значение неизвестного выражения. – И сделать аборт? Убить моего ребенка?
Каждое слово она произносила громче предыдущего. Остановилась, ожидая ответа.
Бабушка пожевала губами. Женщина прижала руки к животу, словно хотела прикоснуться к ребенку внутри.
– Я добровольно заключила себя в тюрьму в этом подвале, чтобы не потерять сына! – выкрикнула она и сделала шаг вперед, словно желая придать словам значимости. Луч света, просочившийся в подвал сквозь щель в потолке, нарисовал маленькое круглое пятнышко на ее животе. – Этого ребенка я тоже не хочу потерять.
Мужчина напряженно смотрел в глаза жены.
– Даже если ему придется жить здесь? – спросил он.
Женщина не успела ответить. Из спальни, которая изначально была кладовой, раздался грохот. Бабушка поправила кофту и пригладила волосы, пытаясь скрыть залысины, выжженные огнем. Не дожидаясь помощи, она встала и направилась в коридор.
– Ты отлично передвигаешься сама! – воскликнул мужчина.
– Это моя жизнь. Мне надо к ней привыкать.
Мужчина обнял жену, и они вместе наблюдали, как бабушка бросилась к железной двери, взволнованная приходом деда. На всем пути она сделала лишь пару неловких движений.
– Ключ! – выкрикнула она. – Дайте мне ключ.
Сын подошел и взялся за висевший на шее ключ.
– Она ведь в своей комнате? – уточнил он, имея в виду дочь.
Дверь установили для того, чтобы предотвратить возможные попытки мальчика убежать из нового жилища, а получилось – использовали для удержания в подвале дочери. Если бы ей это удалось, всем им грозила тюрьма. Девушка часто напоминала родственникам, что расскажет о них всему городу, как только выберется наружу. Первые несколько недель она совершала попытку за попыткой. Выход через кухню уже не представлял опасности, поскольку дедушка замуровал его, поставив прочную стену, как и планировалось. Теперь целью дочери стало открыть железную дверь без ручки. Подслушав разговоры, она узнала о двери в шкафу и ведущем наверх земляном тоннеле.
– Она точно в своей комнате? – повторил вопрос мужчина.
– Открывай скорее, – потребовала мать.
Он открыл дверь, не снимая ключа с шеи.
Раздался скрип, из своей комнаты выбежала дочь и мгновенно оказалась у железной двери. Она выставила ногу, чтобы не дать ей закрыться, но опоздала. Опять опоздала.
– Я клянусь вам всем, что выберусь из этого чертова подвала, – зло произнесла она. – И заставлю вас заплатить.
Возвращаясь к себе, она увидела брата, стоящего посреди спальни. Он ничего не делал, просто стоял, вытянув руки вдоль тела.
– Вокруг одни уроды, – фыркнула она. – А ты даже не в состоянии ничего понять.
У дверей шкафа мужчина велел матери подождать и прошел вперед один. Повернул направо. Налево. Опять направо. Перед ним лежал огромный мешок.
– Папа? – произнес он в темноту. Звуки разнеслись по тоннелю и стихли, будто впитались в землю. Ответа не было. На этот раз отец не спустился к ним.
Что ж, иногда лучше не рисковать. Сбросить мешок вниз и скорее уйти подальше от маяка, пока никто не заметил. Мужчина ухватился за веревку, стягивающую мешок сверху, и потащил. После второго поворота впереди появился свет.
– Он с тобой? – взволнованно спросила бабушка.
– Нет.
Лицо ее помрачнело, таким оно не было даже тогда, когда они сняли повязку. Казалось, невозможность увидеться с мужем печалила ее больше, чем вечная тьма, хотя на самом деле оба события были одинаково ужасны.
– Садись, – сказала ей невестка и хотела взять за руку, чтобы подвести к кровати, но та уклонилась. Она сама нащупала матрас. Потом сама сняла повязку с глаз, свернула в комок и положила на кровать. Потерла руки, сложив меж колен. Дикий, раздирающий душу стон взлетел к низкому потолку подвала. Женщина села рядом, чтобы разделить горе свекрови. Мужчина принялся развязывать узел на мешке. Они отчаянно нуждались в зубной пасте и обезболивающих, им был необходим рис, витамин D, лекарства для бабушки, однако прежде всего мужчину беспокоило, найдется ли в посылке то, о чем он думал постоянно. Палец его попал в дыру и оказался зажат пластмассовыми краями. Нащупав еще одну, и еще, он вставил в них три пальца, пригляделся и потянул.
Затаил дыхание.
Обожженные губы растянулись на уродливом лице.
– Что там? – не выдержала жена.
Мужчина извлек то, что мечтал найти.
– Больше мы не будем видеть ее лицо, – сказал он и показал жене белую маску.
Настоящее время
29
Через мгновение я был рядом с сестрой. Отшвырнул ногой маску, валявшуюся на полу.
Я провел рукой по ее лицу, тщательно изучая каждый изгиб и впадину. Прикасаться к коже, такой же гладкой, как моя, было непривычно. Я впервые видел лицо взрослого человека, которое не было изуродовано. Сестра не сопротивлялась, она затаила дыхание, испытывая чувства, новые для нас обоих.
– Твое лицо, – прошептал я, – оно же нормальное.
Сестра кивнула.
– Почему ты не обгорела?
Она сглотнула, стараясь сдержать эмоции.
– Вы ведь были все вместе, когда это случилось, – продолжал я.
По крайней мере, так говорили мама и папа. Впрочем, они мало что рассказывали о прошлом. И не отвечали на мои вопросы.
– Так почему ты не обгорела? – повторил я вопрос.
Сестра убрала мою руку от лица. Закрыла глаза и тяжело перевела дыхание. Я с удивлением наблюдал за ее веками, подрагивавшими в такт ритма сердца, за удивительным цветом здоровой кожи. Поразился, когда ее щеки запылали румянцем.
– Я не была тогда с ними, – ответила она. Веки поднялись, глаза смотрели прямо на меня.
– Ты была не в подвале?
– Нет. – Взгляд ее затуманился, она посмотрела в сторону, будто куда-то в прошлое. Потом дернула меня за руку, почти бессознательно.
– Ты не была с ними?
– Я вообще не должна была здесь находиться, – наконец прозвучал ответ. – И тебе совсем необязательно быть здесь. Мы тебя вытащим. Раз ты этого хочешь. Ты ведь сам сказал.
– Но отсюда нельзя выйти, – растерянно произнес я. – Дверь в кухне заперта. На окнах решетки. И мама сказала, мы можем жить только здесь.
