Собравшись с духом, я попытался еще.
На этот раз ручка поддалась.
Настоящее время
2
В подвале было два окна. Одно в конце коридора, второе в кухне. По ту сторону были решетки и стена. Когда мне было десять лет, я мог, приложив усилие, огромное, до боли в плече, просунуть руку между двумя решетками и средним пальцем дотронуться до стены. Опять же бетонной. Из обоих окон было видно одно и то же, такое впечатление, что подвал был коробкой внутри коробки побольше. Однажды я взял зеркало из ванной и просунул сквозь решетку, поместив между ней и стеной напротив. В нем отразилась лишь чернота. Темный потолок над головой. Коробка внутри коробки. Иногда я прижимался лицом к решеткам и вглядывался в темноту, ставшую для меня внешним миром. Мне нравилось так делать, потому что дуновение ветра ласкало кожу. Этот воздух был совсем не таким, как в подвале.
– Не слышишь, как орет твоя сестра? – спросил отец в тот день, когда родился младенец. – Ты нужен нам в кухне. И закрой окно. Немедленно.
Папа открыл дверь своей комнаты ключом, который всегда висел у него на шее, и сразу же закрыл передо мной. Глаза были сухими, и мне пришлось несколько раз моргнуть. Сухими сделал их ветер. Потом я услышал крик сестры. Видимо, я был слишком поглощен ветром, раз не услышал такие крики. Они вырывались, кажется, не из ее горла, а из самого живота, откуда-то из глубины тела. Дверь опять приоткрылась, и отец потащил меня по коридору в общую комнату.
– Встань там, – велел отец. – Держи ногу.
Сестра лежала на столе и была одета лишь до талии. Под ней лежала простыня с ее кровати. Мама стояла у ее головы и держала за руку. Сестра смотрела вниз, на свою промежность, лицо ее было белой маской и не выражало никаких эмоций. Три отверстия на белом фоне – два глаза и рот. Брат, цеплявшийся за вторую ее ногу, тоже пытался разглядеть, что творится в ее промежности. Бабушка вскипятила воду в двух больших кастрюлях. Она задержала руку над плитой, чтобы понять, насколько она горячая.
Отец подошел к ней и протянул два полотенца.
– Думаешь, этого хватит?
Без слов бабушка вырвала их из его рук и бросила одно в кастрюлю что побольше.
Отец так и остался стоять, опустив голову и с поднятой рукой, будто ничего не заметил.
– Иди сюда, – наконец сказал он мне. – Держи ее за ногу.
Я схватил колено сестры и прижался к нему лбом, чтобы ничего не видеть. Я не смел поднять глаз. Сестра опять закричала. Отец покосился на окно и вытер ладони о брюки, словно они вспотели.
– Сынок, а второе ты оставил?..
Не договорив, он выбежал в коридор. Сестра заорала еще громче. На этот раз она даже не открыла рта. Звуки просачивались между зубами, мне на руки попадали брызги слюны.
– Дыши, – сказала мама, продолжая сжимать кулак дочери. Она склонилась к выступающему сбоку от маски уху и начала показывать, как это делать правильно, как дышат, когда долго едут на велосипеде. – Дыши, моя девочка… Не волнуйся… просто дыши, как я.
Сестра попробовала подражать ей, внезапно ее колено выскользнуло из моих рук. Я отступил, чтобы она не ударила меня по лицу. Она бешено брыкалась и лупила по столу пяткой. Ей удалось оттолкнуть брата, упереться ногой в стол и изогнуться так, что бугорок между ног был теперь обращен к потолку, а не к стене, как прежде. Словно обессилев, она упала на стол. Копчик ударился о дерево, издав звук, похожий на удар молотка. Между ног что-то захлюпало.
– Я не могу дышать в этой маске! – выкрикнула сестра. Слова были полны ярости и боли, они мешали ей даже говорить. – Уберите эту дрянь!
Она корчилась и била по столу ногами. Мы с братом попытались ухватить их, и я заметил, что простыня пропитывается чем-то склизким и зловонным, отчего меня сильно затошнило. Мама стиснула руки и закричала, страдальчески открыв рот, когда увидела, что сестра пытается стянуть маску. Ей удалось схватить ее за твердый нос и оторвать от лица.
Отец сжал запястье сестры и отвел ее руку. Растопырив пальцы, она истово тянулась к белому пластмассовому носу. Отец удерживал ее с большим трудом, даже костяшки побелели. Она снова закричала так пронзительно, что ушам стало больно. Отец отбросил безвольную руку сестры, словно та была чем-то отвратительным. Она упала на стол, ударившись локтевой костью.
– Прекрати вести себя так глупо. Твоя мать тоже здесь рожала. – Папа покосился на меня. – И не наделала столько шума. Ты уже не маленькая девочка. В твоем возрасте у мамы было двое детей.
– Мне было даже меньше, – вмешалась мама. – Двадцать шесть.
Сестра перестала дергать ногами, и мы с братом снова крепко в них вцепились.
Отец оглядел сестру с ног до головы, улыбнулся и спросил:
– Больно?
Брат издал гортанное бульканье, что было одним из любимых вариантов его смеха. Папа отвлекся на него и не заметил легкого движения – рука сестры медленно поползла вверх. На этот раз ей удалось дотянуться до лица и накрыть рукой маску. Услышав скрип протезного пластика, отец спохватился и повернулся. Зная, что времени остановить ее недостаточно, он бросился ко мне и прижал лицом к своему животу, лишая возможности что-либо видеть, а потом боком вытолкал в коридор. Мы вошли в мою комнату, и отец усадил меня на нижнюю койку двухъярусной кровати.
– Тебе повезло, – сказал папа и выкрикнул в открытую дверь, обращаясь к сестре: – Давай снимай, если хочешь, чтобы твой новорожденный ребенок сразу увидел изуродованное лицо матери! – Потом он повернулся ко мне и закрыл мои глаза большими пальцами рук. – Мне решать, что увидит мой сын.
Свет не проникал сквозь закрытые веки, но лучик плясал, мелькая на фоне тьмы в моей голове.
Лежа лицом вниз на полу в общей комнате, я попытался перевернуться так, чтобы дотянуться до солнечного пятнышка. Сквозь щель в потолке удалось пробиться сразу нескольким лучикам, но они образовали пятно на полу не больше монеты. Оно появлялось каждый день и двигалось быстро от одной стены к другой.
– Интересно, откуда этот свет? – Я сжал пальцы, ухватив лишь воздух.
– Спроси своего отца, – равнодушно ответила мама.
На руке она держала младенца и мыла его в наполненной водой раковине. Сестра осталась одна в своей комнате, когда мама вышла оттуда, неся коробку для вязания.
Стоя у стола, брат собирал мокрые полотенца, простыню и складывал в кучу. Высунув язык от усердия, он попытался соединить края одного из них ровно, что оказалось задачей для его рук невыполнимой, и он с рычанием отбросил полотенце на пол и скрестил руки на груди.
Я накрывал ладонью пятнышко света, а потом убирал руку и подставлял ее под лучик, словно под струю воды, от которой не становилось мокро. В его свете кожа казалась белее и прозрачнее, чем виделась обычно. Я даже мог разглядеть голубые с фиолетовым линии сосудов.
– А из чего сделано солнце?
