– Умрёшь ты не быстро, не волнуйся, потом мы заедем к твоей семье, поверь, они до суда не доживут. За что сержанта убил?
Тот криво усмехнулся, Бабочкин подсветил его лицо, и я впервые по-настоящему рассмотрел его. Обычное лицо ничем не примечательного человека, посмотришь, и не вспомнишь. Неприметный шоферюга. Тот же, ухмыляясь, едко ответил:
– Да я этого гадёныша за дело прирезал. Думаешь, он тут шпионов ловил? Как же. Поле на днях убрали, картофель, вот и отлавливал жителей деревень, что приходили собирать неубранный урожай. Не птицам же его отдавать, а тот охранял государственную собственность, лучше пусть гниёт, чем людям. Твари, ненавижу!
– Ну да, тут ты в чём-то прав, – задумчиво покивал я, мне подобные ситуации самому были непонятны. Я о таких случаях слышал, но гораздо позже, с сорок третьего до сорок пятого, а вроде в сорок первом такого еще не было.
– А ещё он на месте высадки бдел, остановил меня, дурачок, вот и закинул его тело в кузов. Думал, где в дороге избавлюсь. По пути в город у нас несколько речек, две вброд проезжать будем, хотел притопить.
– Ой, врёшь про поле, ой, врёшь, – покачал я головой. – Ладно. Бабочкин, в кабину, выезжаешь на дорогу, она вроде вон там, и направляешься к городу, а мы с этим типчиком в кузове более предметно поговорим. О командире группы, радисте и остальных.
– А где Москва, товарищ майор? – уточнил тот, и когда я указал, направился к кабине.
А вот связной задёргался, он и так понял, что мы не те, за кого себя выдаём, но надеялся до последнего, что это может быть проверка, а тут такое. Вот он и завыл. Лосев ловко вбил ему кляп и поволок к кузову, Бабочкин устраивался в кабине, я помог старшине закинуть связного в кузов и, подсвечивая, показал бойцу, что тут и как, так что, догоняя уже стронувшуюся машину, забрался в кузов и стал заниматься допросом. Машину на поле изрядно трясло, но чуть позже стало легче. Видимо, на полевую дорогу выехали, боец не гнал, ехали тихо, так что можно было поработать.
Связной меня удивил, он так нас ненавидел, что молчал, точнее ругался, плевался и орал, но ничего не говорил больше получаса. Работали мы спокойно, труп нам не мешал, даже добавлял антуража, отомстим мы за сержанта. Разговорить его всё же получилось, и так как тот был достаточно осведомлённым, я узнал немало сведений. Тем более тот работал в наркомате лёгкой промышленности и имел настоящие документы, коренной москвич, мог ездить где хотел, как наклепает путевых листов, так и ездит. Его сообщник из того же наркомата прикрывал его неслужебные поездки. В общем, для немцев незаменим, его частенько использовали, а он примечал многое, да и не последним человеком у немцев был. Как ни пытался доказать мне, что он простой связной и водитель, это ему не удалось, и он продолжил каяться. К шести утра, когда мы оказались в окрестностях Москвы – маршрут, самый безопасный, описал нам связник, – план у меня уже был готов. Так что, пока связник всё так же лежал в кузове под присмотром старшины, я перебрался в кабину и стал показывать, куда ехать. Карта Москвы у меня имелась, да пока шёл допрос, Лосев распотрошил все трофейные сидора, и теперь хотя бы знаем, что в них. Например, карта Москвы. Тридцать седьмого года выпуска. Я четыре года в Москве жил, в служебной квартире, многие улицы знал и приметил, что на этой карте некоторые имеют другие наименования. Значит, устаревшая, но всё равно с интересом изучал, окраины города я всё же плохо знал.
Тут меня отвлёк Бабочкин, как раз показалась Москва:
– Командир, топливо на исходе.
– Тормози, – кивнул я, не отрываясь от карты. – Там в кузове бочка стоит полная, ведро и шланг имеются, заправляй.
Тот, притормаживая, свернул на обочину и остановился, и пока они с Лосевым гремели в кузове, старшина сливал бензин в бочку, а Бабочкин носил к баку и через воронку заправлял машину, я уже закончил с мелкими деталями плана, можно было ехать.
Всё же торопиться я не стал. В планы это не вписывается. Поэтому покинул кабину и, используя капот как стол, стал писать рапорты. В планшетке два блокнота было и командирская тетрадь, бумаги хватит. Потом часть блокнота заполнил листами допроса связного. Раньше я этого сделать не мог – а как писать в движущейся машине? – но к счастью, с памятью у меня было всё в порядке, и я так сухими строчками доклада описывал большую часть того, что узнал от связника, но не всё, адреса резидента и радиста, где боевая группа схоронилась, описывать не стал. Также написал новый рапорт от имени майора Корнева о своих дальнейших действиях в тылу противника, от момента, как покинул захваченный аэродром. Как взорвал мост с диверсантами и как, выяснив их задание, надел личину диверсантов и теперь со своими бойцами нахожусь в Москве, работаю по диверсантам. Я понимаю, что буду это делать топорно, но у меня стоит задача предотвратить покушение, а тут все средства хороши. Кстати, ещё написал два наградных листа на старшину Лосева и младшего сержанта Бабочкина. Обоих представил за последнее дело к ордену Красной Звезды. Наверняка похерят, как и остальные, но что-то должно проскочить, парни заслужили.
Я почти час писал, за это время бойцы успели перекурить, точнее Лосев подымил, а также приготовить завтрак, и мы поели. Я минут на десять отвлёкся. Мимо стали проскакивать машины, и довольно много, деревенские на телегах и пешком появились. Бойцы по привычке изображали пост, причём Лосев стоял так, чтобы кузов и связника видеть, ни на секунду не хотел терять того из вида, тоже видел, что тот кручёный и может попытаться освободиться. Завтракали мы запасами диверсантов и связника. У диверсантов свежий хлеб и советская тушёнка была, у связника – шмат сала с хлебом, шесть варёных яиц, луковиц пара, три солёных огурца и жареная куриная нога. Всё подмели, но тушёнку не трогали, НЗ, а запасы связника все съели, вполне хватало. Жаль, у того термоса не было. Горячим чайком бы побаловались. У диверсантов, к сожалению, тоже не было.
Дальше, когда я закончил, время за семь перевалило, велел распотрошить сидора, оставили только то, что нужно, несколько толстых пачек советских рублей, тушёнку, припасы, гранаты, патроны и комплекты документов и командирских удостоверений на разные имена. Нашивки и петлицы разных родов войск тоже. Могут пригодиться. Запалы, запасные батареи к рации, и всё такое в кузове сложили.
Скомандовав грузиться в машину, проверил, как застёгнута планшетка, сам сел на место пассажира в кабине, и мы покатили в город. Поста на этой дороге не было, сведенья, полученные от связника, подтвердились, покрутившись по улочкам, мы выехали на центральную, эта уже имела брусчатку, и немного потряслись по ней, пока грузовик не остановился у одноэтажного здания с надписью «Милиция» над дверью. Синей краской на белом фоне было написано. Бойцы тут же покинули кузов и, держа оружие наготове, поглядывали вокруг, а я, покинув кабину и не закрыв дверцу, стремительным шагом прошёл в здание. Выскочивший молоденький милиционер с пустыми петлицами открыл мне дверь. Дежурный был в звании младшего лейтенанта, и я с напором начал говорить, предъявив своё удостоверение командированного из Казани сотрудника НКВД:
– Моей группой ночью был взят связник немцев, ожидающий высадки парашютистов. Она прошла удачно, парашютисты приземлились, и в бою с нами частью были перебиты, частью захвачены. В кузове захваченной нами машины находится тело сержанта, участкового. Его связник как свидетеля убрал. Вот тут мой рапорт на имя товарища Берии, тот лично курирует эту операцию, его вместе со связником и листами допроса немедленно доставить в наш наркомат. Тело вашего коллеги из машины выгрузить. Парашюты немецких диверсантов забрать. Мне нужен водитель, хорошо знающий город, и пять-шесть милиционеров для оцепления. Нужно взять штурмом два дома с немецкими диверсантами и их пособниками. Пока мы будем использовать машину связника, наша в ночном бою пострадала, но потом ваш водитель пригонит её сюда, всё же вещественное доказательство. Ещё немедленно отправьте группу в наркомат лёгкой промышленности для ареста подручного связника немцев. Его данные в моём рапорте сверху.
