Шерзод и Барно уже давно отвыкли строго контролировать издержки. Там, в Узбекистане, это казалось совершенно излишней аскезой: как-то это странно — жить в отличном доме, зарабатывать приличные деньги и при этом постоянно себя ограничивать, маниакально отвечать за каждую копейку. Но, переехав в Москву, Шерзоду пришлось вспоминать детские уроки оптимизации, когда-то преподанные отцом.
В Москве деньги всегда разлетаются непозволительно быстро и в неизвестном направлении. Турсунов-младший быстро это понял и завел серую тетрадку — это был бортовой журнал на пути к успеху. Туда он записывал все без исключения траты: билет на автобус — пять рублей, газета «Из рук в руки» — два с половиной рубля. Чтобы не вернуться с позором в Ташкент, Шерзод поставил верхнюю границу трат — сто долларов на двоих в месяц. Пятнадцать тысяч медленно, но верно таяли, а у них еще не было не только своего бизнеса, но даже идеи — на чем именно делать этот бизнес.
Барно плакала едва ли не каждый день. Ее тошнило от Москвы, она скучала по детям и искренне надеялась, что скоро это все закончится, они воспользуются обратными билетами на открытую дату и вернутся в Ташкент. Но Шерзод был непреклонен.
Раз в неделю Турсуновы отправлялись на Белорусскую к другу Шухрата Маруфовича, хранителя дружеского сейфа. Он бесплатно разрешал звонить им по межгороду. Сами они такой роскоши позволить себе не могли, потому что еще ничего не зарабатывали. Барно постоянно просилась назад, хотела повидать детей, но Шерзод отвечал, что он никуда не вернется, пока не добьется успеха. Ей оставалось только уезжать одной или держаться.
Однажды вечером в этом большом и сером городе было особенно холодно. Супруги Турсуновы шли за продуктами. Они вычислили, что дешевле всего еду покупать на рынке, и морозными зимними вечерами прогуливались за едой пешком. После раскаленного Ташкента продрогшая серая столица казалась настоящей пыткой, безжизненной лунной поверхностью. У Барно и Шерзода были одни перчатки на двоих, каждый надевал по одной, а вторую руку засовывал в карман. Так они шли несколько километров до рынка и обратно.
Порог своей квартиры они называли таможней. Дальше него проносить сумки с продуктами запрещалось, пока Шерзод не достанет серый бортовой журнал и скрупулезно не опишет каждую позицию. Если цифра сходилась с оставшейся в кармане суммой, товары могли пересекать таможню. Благодаря этому ритуалу Шерзод вычислял самые крупные статьи расходов, сокращал их и прикидывал, получится ли дожить до следующего месяца. В графе доходов постоянно зиял предательский ноль.
Спустя шестнадцать лет этот ноль в графе месячных доходов превратился во внушительную цифру с большим количеством таких нолей. Бортовой журнал закончился и лег на почетное место в семейном архиве. Но на смену серой тетрадке пришло мобильное приложение — в нем Шерзод до сих пор тщательно фиксирует каждую копейку и знает, на что потратил 120 рублей три года назад. Почему эта привычка никуда не уходит? Потому что если бы не она, то эту историю пришлось бы закончить прямо сейчас. А еще лучше — не начинать вовсе.
В узбекском эпосе редко встретишь приторные голливудские сюжетные повороты. Но свой специфический хеппи-энд тут все-таки есть. Он наступает, когда герои «достигают своих желаний». Пусть пока Барно и Шерзод переживают интоксикацию Москвой, а мы послушаем сказку про упертого комара, который доказал, что если долбить в одну точку очень долго, то все непременно получится.
Сказка про хитрого комара
Комар сел на колючку и уколол себе нос. Обозлился он и полетел к козлу.
— Братец козел, — сказал он, — а братец козел, съешь колючку.
Козел ответил:
— Убирайся! Что ты мне говоришь о какой-то колючке, когда есть клевер и молодая травка.
Комар сказал:
— Ну погоди же, я тебе это припомню! Пойду к братцу волку и скажу ему, где ты. Я не я, если он не слопает тебя.
Прилетел комар к волку и сказал ему:
— Братец волк, а братец волк, слопай козла! Говорю ему, съешь колючку, а он не ест.
Волк рассердился:
— Отстань! У меня есть сколько угодно баранины, стану я есть мясо старого козла-шайтана!
Комар сказал:
— Ну погоди же! Скажу охотнику, чтобы он пристрелил тебя!
И прямо полетел к охотнику.
— Братец охотник, а братец охотник, — сказал комар. — Застрели волка. Говорю ему, съешь козла, он не ест!
Охотник рассердился:
— Отстань. Буду я стрелять волка, когда у меня сколько угодно дичи.
Комар сказал:
— Погоди же! Скажу я сестрице мышке. Не буду я комаром, если не заставлю ее прогрызть у тебя мешок, чтобы вся дробь рассыпалась.
Прилетел комар к мыши и сказал:
— Сестрица мышь! Прогрызи охотнику мешок, чтобы вся дробь у него просыпалась. Много этот охотник бед причиняет всем зверям.
Мышь возмутилась:
— Сколько есть у меня пшеницы, ячменя. Буду я еще грызть мешок какой-то у охотника.
Комар заволновался:
— Погоди же! Скажу братцу коту. Не буду я комар, если тебя кот не слопает.
Полетел комар к коту и закричал:
— Братец кот, а братец кот, съешь, пожалуйста, мышь!
Кот даже обиделся:
— Отстань! Я найду сколько угодно мяса и сала. Стану я ловить какую-то еще мышь?
Комар сказал:
— Погоди же! Скажу я братцу псу про тебя. Не буду я комаром, если он тебя не загрызет!
Полетел к собаке и сказал:
— Братец пес, а братец пес, загрызи вон того кота! Я ему говорю, чтобы он съел мышь, а он не ест.
Пес сказал:
— Почему это ни за что ни про что я должен загрызть кота? Отстань!
Комар совсем разозлился:
— Погоди же! Скажу мальчишкам, они тебя изобьют, в твоей собственной крови тебя искупают. Не буду я комаром, если так не сделаю!
Полетел он по дороге и повстречал ребят.
— Эй, ребятишки, — закричал комар. — Пойдите и поколотите собаку. Я ей сказал «загрызи кота!», а она не хочет.
Ребята засмеялись:
— Не кружи нам голову, комар. Не видишь, мы играем. Что же, бросим игру и пойдем ловить какую-то собаку?
— Погодите же! — закричал комар. — Скажу вашим матерям, не буду я комар, если они вас не высекут.
Прилетел комар к женщине, которая из хлопкового волокна пряла нитки.
— Эй, мамаша, поучила бы ты своих ребят палкой!
Мать ответила:
— У меня работы выше головы! Что же я теперь должна бросить все дела и бегать за ребятами?
Комар сказал:
— Погоди же! Я пойду и скажу братцу ветру, чтобы он растрепал и развеял все твое волокно. Не буду я комар, если так не сделаю!
