26. Разговорчик
Октябрь 1983
Следующий день – воскресенье. По субботам у нас занятия только до середины дня, поэтому воскресенье – единственный день недели, когда по расписанию ничего нет. Мы можем спать допоздна, можем играть на лужайке в тарелочки, можем даже не ходить на завтраки и обеды. По воскресеньям также полагается нагонять домашние задания и – для большинства учеников – делать еженедельный телефонный звонок домой. После перепалки с Бэбс я не склонна снова разговаривать с ней, пока она не приедет на «суд», как я его теперь называю.
Пусть даже пока ничего не произошло, мне все равно тревожно и неуютно.
Меня еще не вышибли, но всякий раз, когда я выхожу из общежития, у меня такое чувство, будто я на чужой территории. А кроме того – поверить не могу, – мы с Кейпом не поговорили о событиях той ночи. В глубине души я, наверное, верила, что он меня разыщет, но, как всегда, именно мне приходится гнаться за желаемым. Нет, я не спешу с ним увидеться. Когда это произойдет, мне придется рассказать ему про Мака, не то его исподтишка огорошит этой информацией Бэбс.
Я иду в столовую на ланч, отмечаю, где сидят Кейп и Лоуэлл. Я сижу за столом, одна. Пью мой кофе, ем два куска белого тоста с маслом.
Потом бросаю недоеденное в мусорный бак и подхожу к их столу.
– Привет, Беттина, – говорит Кейп дружелюбно, но осторожно, словно боится, что я сейчас предложу заняться сексом прямо в столовой или по меньшей мере устрою сцену.
– Ну… – тяну я, поскольку оба на меня пялятся. – Я хотела спросить, не можем ли мы пройтись?
Он медлит, потом:
– Мне бы очень хотелось, но я не хочу, чтобы учителя нас увидели и решили, что мы делаем это постоянно. Что мы не выказываем раскаяния.
– Мы могли бы встретиться у лодочного сарая.
– Отлично, – говорит он. – Ты иди первой, а я тебя там встречу через двадцать минут.
Учебный год начался недавно, и мы с Кейпом первые, кто попался. Нет, конечно, мы не единственные, кто занимается чем-то противозаконным, просто остальные осторожнее. Пока я иду к реке, ученики обходят меня стороной, точно боятся, что могут заразиться тем, что постигло нас с Кейпом. Мне грустно. Любой, кто сейчас меня избегает, мог бы быть моим другом, а я сосредоточилась на том, чтобы завоевать Мередит.
Я сажусь на скамейку и жду.
Кейп приходит минут черед двадцать, садится со мной рядом.
– Полагаю, ты хочешь обсудить стратегию.
Удивленная его уверенностью в том, что таковы мои намерения, я отвечаю:
– Да.
– К твоему сведению, отчислять учащихся – скорее искусство, чем наука. Комиссия принимает во внимание уйму вещей, причем таких, которые не имеют ничего общего с самим нарушением. Одному ученику позволяют остаться, а другого просят уйти, даже если оба совершили одно и то же.
– И как это работает? – спрашиваю я, ошарашенная новой для меня информацией.
– Ну, для начала они рассматривают, «наследственный» ты или нет. Мой отец учился в Кардиссе. А твой?
– Дед. Это считается?
– Похуже, чем отец, но тоже сойдет. Затем фактор денег. Они не любят отчислять тех, у кого богатые предки. Моя семья состоятельная, но не богатая. Моя мама, по сути, живет на страховку отца, и у нее есть кое-какие семейные деньги. А у тебя как?
– Моя мама – «шоколадная наследница». – Я морщусь, что это произнесла, но разговор как будто этого требует.
– Как в «Шоколад Баллентайн»?
– Да.
– Благотворительностью занимается?
– Только что подарила миллион долларов «Школе мисс Портер»
[17], и там построили новую столовую.
Зачем рассказывать Кейпу, какая в этом кроется ирония, учитывая, как Бэбс ненавидит еду.
– Отлично, отлично. Глава отдела развития прекрасно знает, что творится в других школах и, несомненно, сообщит остальным преподавателям. Идем дальше. У тебя в чем-нибудь большие успехи есть? Есть что-нибудь такое, чего преподавателям не хотелось бы терять?
– Э… французский и английская литература, но это вроде все.
– От учебных предметов проку мало. Это должны быть спорт или музыка. Например, не хочу хвалиться, но тренер по лакроссу будет драться, чтобы я остался.
– А, понятно. – Жаль, что у меня нет внеучебных увлечений, помимо курения и ловли кайфа.
– Значит, у нас обоих есть что-то, из-за чего нас трудно будет отчислить. Твои деньги и то, что я «наследственный» и из-за лакросса.
– А нас не захотят наказать для острастки?
– Из всех нарушений – секс не самое худшее. Хуже всего обман на экзаменах и преследование других учащихся, за ними идут наркотики и алкоголь. Проблема с сексом в том, что девчонка может забеременеть, а ответственность возложат на школу.
Я вспоминаю тот факт, что мы обошлись без презерватива. Куда бы Кейп его прятал, когда нас поймали? Ему пришлось бы сдать его как улику?
– Тебе все понятно? Думаю, наши дела не так уж плохи.
– Да, – рассеянно отвечаю я. Почему-то зная, что они ой как плохи. – Послушай, Кейп, – начинаю я, – я должна тебе кое-что рассказать. – Я тушу одну сигарету, закуриваю другую.
– Что? – спрашивает он, чуточку удивленный, что я хочу еще что-то обсудить, когда он только что объяснил, что расклад очень даже в нашу пользу.
Я медлю, понимая, что мое признание, возможно, самая неудачная «стратегия», но я не могу допустить, чтобы про Мака рассказывала Бэбс.
– Я была не вполне с тобой честна. Моя мать знала твоего отца и помимо вечеринок. Он довольно часто ее навещал.
Многозначительная пауза, потом он спрашивает:
– И что значит «навещал»?
Черт. Вот сейчас…
– У них был роман. Он продолжался около полугода. Мне очень жаль.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает он так, словно его интересуют источники, подлинные документы, словно я написала курсовую с хлипкими аргументами и сомнительными сносками.
Я решаю избавить Кейпа от подробностей того, как сидела на лестнице и слушала, как Бэбс с Маком занимаются сексом, как позже Бэбс рассказывала мне все то, чего я не могла видеть или слышать.
– Я видела его обувь в коридоре поздно ночью.
Кейп целую минуту молчит, потом хрустит пальцами. У него нет сигареты, чтобы снять напряжение.
– А… тогда это объясняет долбаные пенни. Кстати, я хочу получить их назад. Почему ты мне, черт побери, раньше не сказала? Я бы ни за что с тобой не переспал. Моя мама про эти визиты знает?
