Эдмунд.
Тао
Я двигалась вдоль рельсов, мимо станций, но людей по пути не встречала. Вообще не видела вокруг никаких признаков жизни. Километр за километром я преодолевала, то и дело переходя на бег, хотя в легких кололо, а во рту стоял привкус крови. Каждая новая станция пробуждала во мне надежду, но каждая попытка открыть дверь и проникнуть на перрон была похожа на пощечину. Потому что станции не работали. Я по-прежнему не выбралась с заброшенной территории.
Я и не предполагала, что смогу столько пройти, что во мне столько сил. Однако силы были на исходе.
Я привалилась к стене и осела на землю. От нехватки кислорода грудь резало. Вокруг сгущалась тьма, надвигаясь на город. На то, что когда-то было городом. Прямо передо мной высилось полуразрушенное здание, до неузнаваемости изуродованное. Возможно, это сделали те, кто здесь жил, напоследок, перед отъездом. Не желали ничего оставлять. Следы людского давнего присутствия повсюду. Старые рекламные плакаты, сломанный велосипед, рваные занавески за разбитым стеклом, таблички с именами на дверях — некоторые из них простенькие, написанные от руки, другие металлические, изготовленные на заказ. Где они сейчас — все те, чья жизнь прошла в этих стенах?
Прежде я этого не замечала, но мусора не было, кто-то убрал его. Пустые мусорные баки стояли рядком вдоль тротуаров. Возможно, последним проявлением жизни, что видели эти дома, был мусоровоз, опустошающий контейнеры, чтобы предотвратить нашествие крыс. Или, возможно, мусорщики собирали остатки еды, пищевые отходы, которые можно было скормить скоту или даже нам, людям, — превратить помои в человеческую еду, подмешать в фарш, колбасу или консервы, добавить в них консервантов и усилителей вкуса, сделать съедобными.
Рот наполнился слюной. Упаковку печенья я берегла на обратную дорогу. Теперь есть нечего.
Я попыталась встать, но ноги не слушались. Мышцы пылали. Ухватившись за стену, я повторила попытку, на этот раз успешно.
Медленно переступая, я доплелась до ближайших ворот и осторожно дернула за ручку. Металлические ворота тихо загудели. За дверью оказался пустой двор. В углах лежали кучки сухой листвы, с обеих сторон двора было по двери.
Я подошла к одной из них. Дверь вела в пустой подъезд, на узкую и тесную лестницу. Внутри стояла почти непроглядная тьма — сумеречный свет проникал лишь сквозь крошечные окошки.
Я начала карабкаться наверх. Каждый шаг отдавался болью, однако дышалось уже полегче. Добралась до второго этажа. Здесь тоже было по двери с каждой стороны. Я подергала ближайшую ко мне. Заперто. Сделав несколько шагов, остановилась перед второй дверью и надавила на ручку. Я почти не сомневалась, что и эта дверь окажется запертой, поэтому, когда она открылась, я вздрогнула.
Зашла я не сразу — сперва чуть постояла, вдыхая запах из квартиры. В нем не было ничего особенного, но каждый дом пахнет по-своему. Людьми, которые в нем живут. Едой, которую они готовят, одеждой, которую стирают, ношеной обувью. В этом запахе — их пот, их ночное дыханье, которые ощущаешь, когда наклоняешься над спящим человеком, их постельное белье, которое, возможно, пора поменять, сковорода, которую поленились вовремя помыть, так что остатки еды на ней засохли и отдавали душком.
Я вдыхала то, что осталось от этих запахов, то, что не умерло взаперти.
Наконец я шагнула внутрь. Квартирка была крошечной, прямо как наша с Куанем. Возможно, в ней тоже жила маленькая семья из трех человек. Окна спальни выходили во двор, а кухня была совмещена с гостиной.
Я закрыла дверь и прошла в гостиную. Вещей осталось совсем мало, хотя самую громоздкую мебель хозяева не забрали — нелепый угловой диван, занимавший почти полкомнаты, и обшарпанный массивный комод из черного полированного дерева у противоположной стены.
На кухне я быстро заглянула во все ящики, не смогла удержаться, хотя знала, что там пусто. В самом нижнем шкафчике обнаружилась большая видавшая виды кастрюля. И ничего больше.
В комоде я наткнулась на старые провода и телефон с треснутым диском. Затем я прошла в спальню. Там меня встретили распахнутые шкафы. Словно тот, кто вытащил из них вещи, не успел прикрыть дверцы. Из стен торчали гвозди, под ними — светлые квадраты, оставшиеся от висевших здесь когда-то фотографий.
Возле одной стены стояла узкая двуспальная кровать, на ней — голый матрас, и ни подушек, ни одеял. Здесь они спали, читали, ссорились, смеялись, любили друг друга. Где они сейчас? Вместе ли они?
К другой стене притулилась детская кроватка. Скорее всего, спавший на ней ребенок еще не ходил в школу. Уже не колыбель, но и для взрослой кровати слишком короткая. На такой мог бы спать Вей-Вень. На кровати валялась подушка с вмятиной посредине — след от головы.
Ноги вдруг подкосились. Я села на детскую кроватку и сжалась. На много миль вокруг — ни души, ни единого человека. Пусто. Заброшенно. И я такая же заброшенная, как эта квартира.
Нет.
Грудь сдавило. Неужели я тоскую по нему? До сих пор о Куане я едва вспоминала, отметала любые мысли о нем, и как только в памяти всплывало его лицо, я тотчас же прогоняла его. Заставляла себя думать только о Вей-Вене, о моем малыше, о том, как отыскать его.
Вернувшись в гостиную, я вытащила из комода телефон, огляделась и увидела возле дивана штепсель. Я подбежала к нему, воткнула вилку и прижала к уху трубку.
И услышала тихий гудок.
Я торопливо набрала домашний номер.
Сперва ответом мне было потрескивание. Сигналы беззвучно летели по почти уничтоженной сети.
А потом в трубке загудело.
И еще раз.
Вскоре меня заполнит его голос. Голос Куаня. Что говорить, я не знала, мне просто хотелось услышать его.
Два гудка.
Возможно, мы еще не потеряли друг друга, возможно, теперь, когда нас разделяют все эти километры, мы снова станем семьей.
Три гудка.
Может, его нет дома?
Секунды убегали.
Четыре гудка.
А потом гудок вдруг оборвался.
— Алло? — услышала я его голос.
От радости у меня перехватило дыхание.
— Привет…
— Тао!
В ответ я лишь всхлипывала, но ни слова сказать не могла.
— Что случилось? С тобой все в порядке?
— Я… Я не знаю, где я…
— В смысле?
— Я… Тут нет людей…
В трубке все стихло. Сбой сигнала.
— Куань? Нет!
Тихое жужжание в трубке. А затем телефон умолк.
Я снова набрала номер.
Тишина.
Я выдернула вилку и заново воткнула ее в штепсель.
Безуспешно.
Я положила трубку, поставила телефон на пол и встала, не сводя глаз с телефона.
