Я придвинула ему тарелку:
— Хочешь? Я наелась.
— Нет, что вы! — Он недоверчиво посмотрел на меня. — Вы же заплатили.
— Но я больше не хочу. — Я протянула ему палочки: — Вот, держи. И садись.
Он украдкой посмотрел в сторону кухни, на отца, но тому не было до нас никакого дела, и мальчик быстро выдвинул стул, сел и взял палочки. Он заглатывал рис мгновенно, и я вспомнила Вей-Веня, когда тот ел сливы. Но потом вдруг мальчик замер, точно мое внимание смущало его. Я приветливо улыбнулась, и он вновь принялся за еду, по всей видимости уговаривая себя не торопиться.
Не желая больше его смущать, я поднялась и собралась уходить. Мальчик тут же вскочил.
— Не вставай, — сказала я и направилась к двери.
— Хорошо. — Он замялся. — Хотя нет.
Он подошел ко мне. Положив руку на дверную ручку, я уж собиралась открыть дверь, но замерла и посмотрела на мальчика. Я не могла взять в толк, чего он хочет.
— Где вы живете? — спросил он.
— Вон там. — Я показала на гостиницу на другой стороне улицы.
Он подошел ближе и выглянул наружу: ни машин, ни людей, ни единого признака жизни.
— Вы идите, а я послежу, пока вы не дойдете до отеля.
— Как это?
— Я постою здесь, — по-взрослому серьезно сказал он.
— Спасибо.
Я открыла дверь и вышла из ресторана. На пустынной улице пахло мокрым бетоном, пылью и гнилью. Освежеванный город. Ободранные здания. На одной из стен висел информационный экран, где вновь и вновь прокручивались первые десять секунд какой-то передачи. Ли Сьяра, руководитель Комитета. Наверное, говорит о единстве и умеренности. Но звука не было, поэтому ее слова остались для меня тайной. Магазины закрыты, на дверях замки. Окна разбиты. Все вокруг коричневое или серое, других цветов здесь не осталось, будто город утонул в коричнево-сером тумане. И тяжелой гнетущей тишине.
Перейдя улицу, я обернулась. Да, мальчик и правда стоял возле двери. Он кивнул в сторону гостиницы, будто подгоняя меня.
Джордж
Ли суетился возле ульев, пытаясь исправить положение. На нем был комбинезон, шляпа и накидка, я видел, что он сам не свой от тревоги. Четыре улья валялись на земле, а над ними во влажном после дождя воздухе висело черное облако сердитых пчел, внезапно лишившихся крова.
— Ай! — Ли вдруг схватился за шею.
— Не оставляй зазоров. — Я подоткнул его накидку. Жало потом вытащит, ничего с ним не станется.
Он выругался, на глазах у него даже слезы выступили. Может, из-за боли, а может, он разревелся еще до того, как его укусила пчела.
— Я думал, что через забор он не полезет… — тихо проговорил он.
— Нет, если уж учуял мед, то его уже не остановишь. Тут я заметил, что Том не сводит с меня глаз.
— Ты же сказал, что медведи здесь перевелись?
Посмотреть на него я не отважился, а на вопрос решил не отвечать. Вместо этого поднял улей. Осмотрел его. Вроде целый.
— Подай-ка мне вон ту. — Я показал на валявшуюся чуть поодаль рамку.
Не сводя с меня взгляда, Том поднял рамку и протянул мне. Я увидел, что руки у него дрожат. И наконец посмотрел ему в лицо. Глаза у него были огромные, совсем как в тот раз. От профессора и следа не осталось — теперь передо мной стоял маленький мальчик.
— Он близко? — тихо спросил Том.
Я взял у него рамку и заглянул сыну в глаза:
— Нет. Медведь как улей сломает, так сразу же убегает.
Он молча глядел на меня. Сомневался.
Я приобнял его, хотя сам от себя подобного не ожидал.
— Том. Так, как тогда, больше не будет. Теперь все по-другому. Такое бывает каждый год, но самого медведя я ни единого раза не видел. Пчелам — да, им здорово достается. Но хуже всего Ли, ведь платить-то ему.
Том кивнул и руку мою не сбросил.
— Мы же именно поэтому живем в мотеле, понимаешь? А не в палатке, — добавил я.
Он опять кивнул.
Я сжал его плечо. Мне ужасно захотелось прижать его к себе, я был нужен ему. Я по-прежнему был ему нужен. Но тут к нам подошел Ли.
— Три улья, — сообщил он. — Это будет… двести сорок долларов?
Я отстранился от Тома и кивнул, но, увидев, как физиономию Ли перекосило отчаянием, сказал:
— Двести сорок? Нет. Пусть будет двести.
— Но, Джордж, ты же…
— И говорить не о чем. Считай, что это я тебе одолжил.
Ли отвернулся и сглотнул. Том все еще смотрел на меня. Он молчал, но глаза говорили за него. И они ничего не забывали.
Это случилось, когда я впервые приехал к Ли. Я тогда вообще в первый раз вывез пчел с пасеки. Мы взяли с собой всего несколько ульев — сколько поместилось в пикапе. Я считал всю эту затею экспериментом и думал, что если все пройдет удачно, то можно потихоньку заняться опылением. Но в основном я относился к этой поездке как к отпуску. Потому и взял с собой Тома, которому тогда было всего пять лет. Лишь мы с ним вдвоем, а вокруг — бескрайний лес. И ни души. Будем ловить рыбу, пить воду из ручья, жечь костры. Мы беспрерывно болтали с ним, планируя, чем займемся.
Поставив ульи, мы отыскали неподалеку холмик, всем неплохой: от ветра защищен, земля ровная и без кочек, еще и вид оттуда открывался отличный. С палаткой возился несколько часов, каждый колышек вбил как следует, проверил, чтобы стенки нигде не провисали. В этой палатке нам предстояло прожить три недели, поэтому я постарался.
Тома я попросил разложить спальные мешки. Он тоже подошел к заданию со всей ответственностью — дома он не раз видел, как Эмма застилает постели. От работы Том не отлынивал и без умолку болтал — похоже, по маме еще не скучал. «Ничего, — думал я, — мы и вдвоем с ним прекрасно справимся. Три недели пролетят — и глазом моргнуть не успеешь, а поездку эту он на всю жизнь запомнит».
Мы разожгли костер, прижались друг к дружке и жарили маршмеллоу. Том немного дрожал, и я обнял его за худенькие плечи. Мы разглядывали небо, я показывал ему знакомые созвездия. Сперва я нашел только Большой ковш и Орион, но, присмотревшись, отыскал еще парочку.
— Смотри, вон там — Змея.
— Где?
— А вон!
Он посмотрел туда, куда указывал мой палец, а я ткнул пальцем еще в несколько звезд.
— А почему оно называется Змея?
— Оно не просто так называется, оно и есть змея. И я рассказал ему про змею. Вообще сказочник из меня хуже некуда, но на этот раз я придумал такую сказку, что закачаешься. Может, потому что под боком у меня сидел Том, может, отсутствие телевизора и других развлечений разбудило во мне какие-то древние навыки, а может, меня подстегнула радость от того, что мы с сыном проведем целых три недели вдвоем.
