Я посмотрел в окно, на улей в дальнем углу сада. Еды я положил себе совсем немного, желая поскорее закончить с ужином и вернуться к работе.
Тильда взяла у меня блюдо и по очереди принялась накладывать детям. Я порадовался, что Эдмунд среди них старший, ему полагается накладывать себе еду сразу после Тильды, а значит, и достанется больше, ведь в этом возрасте мальчикам надо питаться четыре раза в день. Однако Эдмунд ел мало и лишь вяло ковырял вилкой в тарелке. Он был болезненно бледным и худым, словно редко бывал на солнце. Руки у него дрожали, а на лбу выступила испарина. Неужели он болен?
Девочки же, напротив, с жадностью накинулись на еду, которой на всех едва хватало. Крошке Джорджиане пришлось довольствоваться жалкими остатками. Шарлотта взяла со своей тарелки картофелину и отдала ее сестренке.
Ели мы в полной тишине, и спустя несколько минут тарелки девочек опустели.
Во время ужина Тильда не сводила с меня глаз. Говорить ей ничего и не требовалось — я и так прекрасно понимал, что она хочет сказать.
Джордж
Я выехал на рассвете. Сделал несколько бутербродов в дорогу и захватил термос с кофе. По пути я ни разу не остановился — так все семь часов и проехал на одном дыхании. Эмму с утра не видел. Закончив с лампой, я на пару часов прикорнул на диване, а Эмма из спальни так и не выходила — может, спала, а может, и нет. Проверять я не стал. Да и времени не было особо. Хотя… по правде говоря, я просто струхнул.
Глаза резало, словно в них песка насыпали, но спать я и не думал, так что домчался с легкостью. Ехал намного быстрее положенного, но машин на дороге было мало, и полицейских тоже, а то у меня наверняка отобрали бы права. Хорошенькое было бы дело!
Часы на приборной доске показывали 12:25, когда я затормозил перед зданием колледжа. Машину оставил на парковке — там, правда, была табличка «Место профессора Стефенсона», но мне было плевать. Найдет себе другое место, Стефенсон этот.
Крыша колледжа была покрыта красной черепицей. Ну естественно, у нас что ни колледж — то с черепичной крышей. Здание это построили относительно недавно, но оно смахивало на старое — такое высокое и внушительное, вокруг окон белые наличники — видать, хотели, чтоб было похоже на Гарвард. Чтобы вызывало уважение, но не отпугивало.
В последний раз я был тут прошлой осенью, когда мы привезли сюда Тома. Мы тогда отнесли его вещи в крошечную тесную комнатенку, в которой жил еще один студент, очкастый коротышка-японец. В комнате воняло грязными носками и гормонами. Бедные парни, один и не останешься — непременно рядом будет кто-нибудь ошиваться. Ну, видно, так оно здесь принято.
Я вошел внутрь и прошел мимо длинного ряда блестящих табличек с именами благодетелей, среди которых, к счастью, не было «Пчеловодческого хозяйства Грина», потом мимо витрины с кубками, которые студенты получили за участие во всяких дурацких соревнованиях, а потом — мимо портретов, с которых на меня смотрели кислые физиономии ректоров. Все они были мужчинами. Впрочем, их оказалось не так уж и много — колледж основали в семидесятых, поэтому никакими давними традициями он похвастать не мог.
Вскоре я очутился в просторном помещении с каменным полом и услышал эхо собственных шагов. Сперва я даже оторопел и постарался особо не топать, но потом одумался. Чего мне бояться-то? Я плачу за то, что мой сын тут обучается, поэтому нельзя сказать, что я тут совсем уж лишний. В какой-то степени меня даже можно назвать акционером этого колледжа.
Я подошел к стойке и спросил, где Том. Громко и четко. Без всяких вводных фраз.
За стойкой тощий парень с дредами сидел, уставившись в компьютер. Не удостоив меня даже взглядом, он залез в расписание.
— У него сейчас свободное время, — сообщил он и принялся стучать по клавишам, наверняка играл в какую-нибудь компьютерную игрушку прямо посреди рабочего дня.
— Это срочно, — сказал я.
Парень ухмыльнулся. Что такое работа — этого, похоже, ему в детстве не объяснили.
— А вы тогда проверьте в библиотеке.
* * *
Перед Томом высился штабель книжек, а сам он тихо переговаривался с двумя другими студентами — довольно милой, но ужасно одетой брюнеткой и парнем в очках. Они, похоже, обсуждали что-то важное, потому что Том заметил меня, только когда я подошел к нему вплотную.
— Папа?! — произнес он довольно тихо. Видать, в этой цитадели знаний громко говорить не полагалось.
Двое других тоже посмотрели на меня — так, словно я был назойливой мухой, прервавшей их важную беседу.
Мне почему-то представлялось, что он сидит тут в полном одиночестве и ждет меня, а у него, оказывается, имеется собственная жизнь, и участвуют в ней люди, которых я знать не знаю.
В качестве приветствия я неловко помахал рукой:
— Наше вам с кисточкой! — И тут же пожалел. Наше вам с кисточкой? Так уже сто лет никто не говорит.
— Ты приехал? — спросил он.
— А то!
Еще хуже. А то? Завязать разговор никак не получалось. Наверное, придется подождать и сказать все, что собирался, попозже.
— Что-то случилось? — Он вскочил. — Мама заболела?
— Да нет, все путем. Мама здорова как бык. Хе-хе. О господи. Нет, лучше уж мне вообще молчать.
* * *
Мы с Томом вышли на улицу и уселись на скамейку. Здесь весна уже набрала силу, воздух был плотным и теплым. Повсюду вокруг бродила молодежь. Студенты. Многие в очках и с кожаными сумками.
Я заметил, что Том удивленно разглядывает меня, но вдруг растерялся и теперь не знал, с чего начать.
— Ты приехал сюда просто поболтать?
— Может, и так.
— Как на ферме дела? Как пчелы?
— Да вроде все на месте, никуда не улетели пока. — Я было засмеялся, но смех прозвучал так натужно, что я притворился, будто кашляю.
Мы немного посидели молча. Я собрался с силами и решился наконец сказать то, зачем приехал:
— Я на следующей неделе поеду в Блю-Хилл. Это в округе Хэнкок.
— Вон оно что. А где это?
— В Мэне. До моря там всего десять минут. Помнишь, ты со мной туда ездил?
— Кажется, да… Не знаю.
— Тебе пять лет было, ты еще в школу не ходил. Мы с тобой вдвоем ездили. А спали в палатке.
— А, ну да. Та наша поездка.
— Да, та поездка.
Он немного помолчал.
— Там еще медведь был, — проговорил он наконец. — Но закончилось-то все хорошо, — сказал я, но получилось почему-то чересчур громко.
— Они по-прежнему там водятся?
— Кто?
— Медведи.
— Да нет, конечно. Их там давно уже нету.
Я вдруг вспомнил его испуганные глаза. Огромные и круглые. И сопение медведя возле палатки.
