Они, пчелы, зачаровывали его.
Юбер медленно, не торопясь, занялся научными исследованиями, которые потом легли в основу труда, что я держал сейчас в руках. Заручившись помощью своего верного ученика и тезки Франсуа Бурнена, Юбер принялся за изучение жизненного цикла пчел.
Первое большое открытие, сделанное ими, касалось оплодотворения. Прежде никому не удавалось постичь тайну, связанную с тем, каким образом происходит оплодотворение пчелиной матки. Процесса этого никто не видел, хотя в разные времена многие ученые вели неусыпное наблюдение за жизнью в улье. Однако Юбер с Бурненом догадались: оплодотворение происходит не в улье, а снаружи. Молодые матки, покинув улей, отправляются в брачный полет, во время которого свершается это таинство. Матка возвращается, полная семенной жидкости, а из ее тела торчат семенники трутней, оторванные при совокуплении. Зачем природе вздумалось обрекать трутней на такую колоссальную жертву, Юберу выяснить не удалось. На самом же деле жертва была еще больше: трутни расплачивались собственной жизнью, однако об этом натуралисты узнали намного позже, так что неведенье Юбера, вероятно, уберегло его от потрясения. Возможно, Юбер не вынес бы этого, ведь единственным предназначением трутня было совокупиться и умереть.
Юбер не только наблюдал за пчелами, но и решил улучшить условия их обитания и создать новый вид улья.
На протяжении долгих лет взаимодействие людей с пчелами оставалось весьма ограниченным: люди лишь собирали мед диких пчел, живущих в гнездах, а гнезда имеют вид полусферы и построены на ветвях деревьев или в расщелинах. Однако со временем производимое пчелами жидкое золото обрело такую власть над людьми, что те захотели приручить этих насекомых, одомашнить их. Сперва люди придумали глиняные ульи, но пчелам такое жилище не пришлось по вкусу, поэтому немного позже были разработаны ульи из соломы, наиболее распространенные в Европе во времена Юбера. Там, где я живу, таких ульев по-прежнему больше всего, они стоят на лугах и по обочинам дорог и давно успели превратиться в неотъемлемый элемент окрестных пейзажей. Прежде я никогда не удостаивал эти ульи вниманием, но сейчас, читая книгу Юбера, я видел все их недостатки и изъяны. Вести наблюдение за жизнью пчел в соломенном улье непросто, а когда наступает пора собирать мед, его приходится выдавливать из сот, убивая личинок и уничтожая яйца, отчего мед становится грязным. Мало этого — таким образом пчеловоды навсегда разрушают соты, пчелиное жилище.
Получается, что, добывая мед, люди лишают пчел возможности к существованию.
Задавшись целью изменить это, Юбер придумал модель улья, позволявшего собирать мед без подобных жертв. Такой улей открывается, как книга, где каждая страница представляет собой рамку, в которой хранится мед и развивается расплод. Книжный рамочный улей.
Я рассматривал чертежи ульев в книге Юбера, рамки, удивительно похожие на страницы книги. Красивая и тем не менее довольно бессмысленная форма. Я ни на секунду не сомневался в том, что можно усовершенствовать ее, так чтобы при сборе меда пчелы не страдали, а пчеловод получал возможность вести наблюдение за маткой, расплодом и заготовкой меда.
Я так увлекся, что тело мое охватила дрожь. Страсть, именно ее мне недоставало. Я был не в силах оторвать взгляда от чертежей, от нарисованных в книге пчел. Я жаждал оказаться там, в улье!
Тао
— Раз, два, три — прыг!
Мы шагали по дороге, стараясь не сходить с колеи. Я и Куань, а между нами — Вей-Вень. Шею он обмотал моим старым красным шарфом. Малыш его обожал и, будь его воля, вообще не снимал бы, но мы разрешали ему надевать этот шарф, только если никто из посторонних его не видел. Шарф был не просто элементом одежды, а наградой, хотя мне нравилось, когда Вей-Вень его повязывал. Я надеялась, что, возможно, ему самому тоже захочется когда-нибудь получить подобный.
Вей-Вень держал нас за руки и требовал, чтобы мы приподнимали его над землей и несли. Желательно подольше.
— Еще! Еще!
Шарф наползал ему на лицо, лез в нос и глаза, и малыш мотал головой.
— Глядите! — кричал он то и дело. — Глядите! — Он показывал пальцем на деревья, на небо, на цветы. Вей-Вень оказался здесь впервые, прежде он смотрел на деревья из окна лишь по утрам, пока его не выгоняли из-за стола и не отводили в школу, и по вечерам, перед сном.
Мы решили дойти до небольшого холма неподалеку от опушки леса, а там сделать привал и перекусить. Этот холм хорошо просматривался из окна нашей квартиры, идти до него было метров триста, так что устать Вей-Вень не успеет. К тому же оттуда, мы знали, открывается красивый вид на поселок и на сады. Мы взяли с собой жареный рис, чай, плед и коробку консервированных слив, которую берегли для особого случая. Поедим, а потом вытащим учебники, сядем в теньке и позанимаемся. Мне хотелось выучить его первым десяти цифрам. Сегодня мне будет проще: Вей-Вень отдохнул, и я тоже.
— Раз, два, три — прыг!
Мы снова, в пятый или шестой раз, приподняли его над землей.
— Выше! — закричал он.
Мы немного расстроенно переглянулись, а потом опять потянули его за руки. Мы понимали, что это ему никогда не надоест. Таковы трехлетки — им никогда ничего не надоедает. А Вей-Вень, ко всему прочему, привык получать желаемое.
— Ты только представь, каково ему будет, когда он перестанет быть единственным, — сказала я Куаню.
— Ему нелегко придется, — улыбнулся муж.
Еще несколько месяцев — и денег у нас накопится достаточно. Мы старались тратить поменьше, а сэкономленное складывали в копилку, стоявшую в серванте на кухне. Когда мы сможем доказать, что денег у нас достаточно, то получим наконец разрешение. Тридцать шесть тысяч юаней — столько нам требовалось. Сейчас же у нас накопилось тридцать две тысячи четыреста семьдесят шесть. И время поджимало, еще немного — и мы уже не пройдем по возрасту. Нам обоим было по двадцать восемь, а соискателям должно быть не больше тридцати.
Я попыталась отпустить его руку.
— Вей-Вень, давай ты сам немножко пройдешь.
— Нет!
— Немножко. Вон до того дерева. — Я показала на растущее метрах в пятидесяти от нас дерево.
— До какого?
— Вон того.
— Но они все одинаковые.
Я не смогла удержаться от улыбки. А ведь малыш прав. Я взглянула на Куаня. Он смеялся, радостно и искренне, и ничуть не жалел, что мы пришли сюда. Куань, как и я, решил, что сегодняшний день во что бы то ни стало будет хорошим.
— На ручки! — запищал Вей-Вень, вцепившись мне в ногу.
Я осторожно высвободилась из его объятий.
— Давай ладошку.
Но он захныкал:
— Нет! На ручки!!
Куань легко подхватил его и посадил себе на плечи.
— Ну-ка, поехали! Давай как будто я верблюд, а ты едешь на мне верхом!
