Вскоре над аэродромом загремел металлический командный голос ведущего – и праздник начался.
Откуда-то сбоку донесся звук приближающегося самолета. Пряхин отыскал темно-зеленый крестообразный профиль Ан-2, от которого вскоре начали отделяться крохотные точки.
– Смотри, смотри! – громко крикнул он. – Парашютисты!
Стремительно падающие темные точки выкинули разноцветные купола и начали свой неторопливый кругообразный ход по синему небу.
А через полчаса, уже со взлетного поля, в небо поднялся параплан.
Быстро допив кофе, они пошли к тому месту, откуда взлетело это чудное, летающее на капроновом парашютном крыле приспособление. Сделав круг над Тушино, параплан приземлился неподалеку от них. Григорий с Натальей подошли к планеристу, и тут Пряхина ждала приятная неожиданность: пилотом на параплане оказался сын Цырена Цыреновича Торонова – Веллингтон. И он узнал Пряхина, протянул руку.
– Григорий Ильич, вот так встреча! Не ожидал!
– И я не ожидал, – удивленно протянул Пряхин. – Но мне твой батя Цырен Цыренович про тебя рассказывал. Говорил, что ты чемпион и летаешь по всему миру.
– Какой там… – махнул рукой Торонов. – Но несколько раз довелось. Вот что: пока не слетаете со мной, я вас не отпущу, – сказал Веллингтон, поглядывая почему-то на Наталью.
– Я согласна, – тут же ответила она.
– Ну, ты поперед батьки в небо не лезь, – наставительно сказал Пряхин. – Сколько стоит такая прогулка?
– Я вас, командир, подниму бесплатно, – ответил Веллингтон.
И вот после короткого разбега Пряхин уже сверху смотрел на крошечные дома Москвы, на запруженные автомобилями дороги, на ровную зелень парков, на стальной блеск реки Сходни. Под ногами качалась бездна, Веллингтон кренил параплан, делал крутые развороты, ветер рвал волосы, тугой воздух бил в лицо, норовил залезть под куртку, лизнуть грудь, все было, как и при полете на вертолете, но не было защитной оболочки. Приземлились они по-самолетному, пробежали немного по траве и остановились. Купол погас и обессиленно свалился на землю.
– С крещением! – сказал Веллингтон.
– А теперь моя очередь! – сказала подбежавшая к ним Наталья. – Я хочу понять, как поднимаются над землей тибетские монахи.
Григорий не ожидал от нее такой смелости и настойчивости. Уже вдвоем с Тороновым они привязали ее к креслу, Наталья Владимировна молча смотрела на Григория, бледная и сосредоточенная, видимо, читала про себя молитву. Веллингтон уселся на свое пилотское кресло, которое располагалось прямо за спиной Натальи, но чуть выше.
Вновь за спиной у Веллингтона загудел вентилятор, пробежав по полю, параплан поднял на стропах парашют и, оторвавшись от земли, понес Наталью Владимировну от Пряхина куда-то в небеса. И только тут Пряхин разглядел, что на аэродром надвигается гроза. Чернея своим вислым брюхом, она, увеличиваясь на глазах, быстро ползла в сторону Тушино. Пряхин с тревогой начал следить за куполом парашюта, углядывая под ним висевшую белую фигурку, она, как живая капля, по огромной дуге отклонялась то в одну, то в другую сторону. Сделав пологий пролет прямо перед черной пастью грозы Торонов со снижением начал заходить на посадку. Приземлилась Наталья все такая же бледная, но счастливая. Григорий помог ей отстегнуть ремни, она, неожиданно для него, бросилась к Веллингтону, расцеловала его, затем обернулась к Пряхину.
– Я слетала! – только и смогла вымолвить она. – Я смогла!
– Все, сегодня шабаш, – сказал Торонов, складывая свое нехитрое хозяйство. – А вам посоветую бежать в укрытие. Сейчас вдарит такой дождь, боже упаси!
– Кажется, действительно, на сегодня все, праздник заканчивается, – согласился Пряхин.
Он увидел, что продавцы быстро сворачивают палатки, а все зрители толпой побежали к выходу с аэродрома, стараясь до дождя успеть спрятаться в метро. Пряхин схватил Наталью за руку, и они бросились за бегущими с аэродрома людьми. Бежали быстро, но не успели. Внезапно сверху, без всякой подготовки, на них будто вылили из ведра. Хорошо, что Наталья взяла с собой зонтик. Но и он не помог, укрыться или даже спрятаться под ним, двоим на бегу, было невозможно. Попасть в метро тоже оказалось непросто, толпа лезла к дверям буквально через головы.
– Вот что, Григорий Ильич, прошу за мной! – неожиданно скомандовала Наталья. – В метро не обсохнешь. А воспаление схватить можно.
– А может, куда-нибудь в кафе? – закрутил головой Пряхин.
– Там не сушат, – засмеялась Наталья. – Там людей шелушат.
Она не договорила и, схватив за руку, потянула его прочь от входа в метро. И они побежали, через мутные потоки по весенним лужам, уже не выбирая дороги; тому, кто промок до нитки, вода – уже не помеха. Пряхин чувствовал, как к коленям липнут промокшие брюки и бухает прямо у горла сердце. Давненько он так не бегал. Давненько!
Жила она действительно недалеко. Они забежали в подъезд, поднялись на третий этаж. Наталья Владимировна достала из сумочки связку ключей, открыла дверь.
– Вот здесь я живу. Вернее, снимаю комнату, – сказала Наталья, сбрасывая мокрые туфли.
– Сколько берут? – поинтересовался Пряхин, оглядывая комнату.
– Ой, не спрашивайте! Но по московским меркам недорого. Жанна Андреевна мне приплачивает. Так что жить можно. Быстро раздевайтесь. А я поставлю чай. – И, улыбнувшись, добавила: – Ну, чего раздумываете? Это тибетские монахи могут сушить одежду своим телом. А мы еще не научились.
Пряхин зашел в ванную, присел на краешек стиральной машины. Еще полчаса назад он не мог себе представить, что окажется здесь, в этой крохотной ванне, и будет смотреть на себя в чужое зеркало и чувствовать за спиной свисающие с вешалки махровые полотенца. Даже по этим вещам можно было составить представление о привычках человека, обладающего ими. Наталья была аккуратна, на полочке под зеркалом стояли флаконы с дезодорантами, зубными щетками, духами, одеколонами, массажными щетками и другими дамскими принадлежностями. Здесь витал особый запах, присущий только женщинам – мир, который приоткрывают самым близким людям.
За дверью раздался голос Натальи Владимировны:
– Григорий Ильич, возьмите полотенце. И халат. Извините, но у меня нет мужского.
Пряхин открыл защелку, в образовавшуюся щель влезли белое полотенце и зеленый махровый халат.
Пряхин взял полотенце, разделся и, включив кран, стал принимать душ.
– Григорий Ильич, выходите, – вновь напомнила о себе Наталья. – Теперь моя очередь.
– Лечу-лечу! – откашлялся Пряхин.
– Я включила чайник.
Выходя из ванной, Григорий в узком коридорчике натолкнулся на ожидавшую Наталью и ненароком, как медведь, коснулся ее груди. Она испуганно снизу вверх глянула на него, он извиняюще улыбнулся, показывая: мол, не виноват, скорее всего, виноваты проектировщики, которые слепили такие узкие коридоры, в них ни разойтись, ни разъехаться. Она, вздохнув, моргнула, поправила мокрые от дождя волосы и сделала движение в полуоткрытую дверь. И вновь натолкнулась на Пряхина. Он, неожиданно для самого себя, преградил ей дорогу, ему уже не хотелось все сваливать на строителей, полет в кабине вертолета под оболочкой обеспечивает определенную защищенность, на параплане же все было напрямую с природой, и от нее, как известно, не уйдешь. Он, запустив пальцы в мокрые волосы, положил руку ей на плечо и потянул к себе. Она закрыла глаза и, выгнувшись всем телом, мягкими податливыми губами ответно потянулась к Григорию. На кухне, пытаясь остановить их, засвистел чайник. Но им было не до него, вновь, как и на летном поле, над головой щелкнул, но уже не раскрывшийся парашют, а обыкновенный коридорный выключатель…
