– Чи тут у вас бункер, как у бандеров, – сказал приехавший с Западной Украины Микола.
– Сам ты Бандера! – осадил его Вадька Кулик. – Это у нас блиндаж Рокоссовского.
– Парни, а в нем можно зимовать, – сказал Дохлый. – У вас есть свои берлоги, вы не возражаете, если я обоснуюсь здесь? А на следующее лето построю рядом дом.
В штаб мы решили перенести часть библиотеки, которая располагалась в сарае Олега Оводнева. Постоянное хождение ребят раздражало его мать, и самые ходовые книги мы перенесли в штаб. Туда же мы перетащили рыболовные принадлежности, сковороду, кастрюлю, металлические кружки, ложки и тарелки. Кроме того, туда перенесли топоры, пилу, лопаты и другой необходимый для ремонта и общественных работ хозяйственный инвентарь. На деревянной стене вывесили график дежурств по штабу и портреты наших космонавтов: Юрия Гагарина и Германа Титова. Где-то далеко существовал другой, большой мир. Он напоминал нам о себе сообщениями по радио, о нем мы читали в газетах. Но еще с нами был мир, который мы познавали через книги и журналы. И окружавшее нас целиком принадлежало нам на то короткое время, которое нам было отпущено. Для меня главным было, что теперь я свою жизнь выстраивал сам и уже не было нужды бежать к Королю или еще кому и выполнять их прихоти.
Нашей ребячьей коммуне нужны были деньги на футбол: сетки, майки, трусы и гетры. Мы их зарабатывали сами, но я уже не брал в руки шайбу, мы пилили дрова, сдавали металлолом, кости, макулатуру. Зарабатывали даже ловлей рыбы и покупали книги. Катя оказалась права: кино, театр, хорошие книги, занятия спортом не только отвлекают, но и направляют мысли в нужную сторону.
Вспоминая то время, могу сказать, что мы жили по законам ребячьей республики, где все было по-честному, всерьез и надолго. Помогал нам и Дохлый. Он нанялся пасти барабинских коров, а мы стали помогать ему. Но для этого надо было рано вставать, поскольку коров выгоняли на улицу, когда солнце едва выползало из-за горы. Дохлый собирал стадо и перегонял его через протоку на остров, где они паслись сами по себе; уйти или убежать им было некуда: с одной стороны остров омывала Ангара, с другой стороны подпирал Иркут.
Пока коровы шли по своему заданному кругу, мы сидели с удочками на Ангаре. За светлый день попадалось несколько харюзков, которые мы жарили на костре и съедали. Когда улов был поболе, мы выносили рыбу на дорогу, ее покупали шоферы с проезжающих машин. Потом нам пришла мысль ловить рыбу бреднем. Мы распороли несколько крапивных мешков, сшили их дратвой, к краям приделали палки и пошли в устье Иркута. Тащить самодельный бредень по воде оказалось непростым делом, мешковина плохо пропускала воду, это походило на то, что мы пытались направить воду Иркута в новое русло. Сделав несколько попыток, мы набрали маленькую кастрюлю рыбной мелюзги и решили, что овчинка выделки не стоит. Дохлый усовершенствовал невод: сшил для него огромную мотню и проредил мешковину. После переделок тащить ее по воде стало легче, но все равно в бредень попадала одна мелочь. Мы промывали ее в воде, ссыпали в большую кастрюлю, бросали туда мелко нарезанный дикий лук, если была картошка, то чистили ее и засыпали следом, а потом ставили на огонь. Получалась неплохая уха. Бывало, что уху сдабривали яичницей. Это происходило, когда в тростнике мы находили отложенные утками яйца. Их тоже пускали в общий котел.
Однажды Дохлый принес настоящую, сработанную из лески с мелкими ячейками сеть. В городском магазине она стоила дорого, но мне кажется, что он спер ее у браконьеров, сняв в протоке за островом.
– А что, робя, если пройтись с ней по курейке? – сплюнув, сказал он.
– Да там тина да гниль. Ну, может, пару гольянов и зачерпнем, – ответил ему Оводнев. – Или порвем ее напрочь.
– Не бойсь, за все уплачено, – уговаривал Дохлый. – Ну что, рискнем?
Когда мы начали траление дальней курейки, то почувствовали, что сеть идет хорошо, свободно – тянуть ее было одно удовольствие. Я тут же вспомнил, как на аэродроме мы скопом натягивали резиновый амортизатор, перед тем как запустить планер в небо. Чем дальше, чем тяжелее было натяжение резинового жгута. Тогда я еще не знал, что, натягивая амортизатор, я вытягиваю свою судьбу.
Поначалу нам казалось, что тянем мы впустую. Но когда увидели, что впереди заволновалась, пошла кругами вода – верный признак того, что рыба в курейке водилась, сердце начало подпрыгивать и замирать, словно и его зацепило сетью. Мы и сами не предполагали, когда стали заворачивать к берегу и вытаскивать сеть на траву, что она вдруг оживет, начнет подпрыгивать, сверкать на солнце; вместе со струйками воды во все стороны, виляя хвостами, поползут караси, желтобрюхие гольяны, выгибаясь, уставятся на нас злобными глазами узконосые щуки. За один раз мы вытащили около трех ведер рыбы – такого улова мы не ожидали. Особенно много рыбы было в мотне. Собрав добычу, мы повторили заход, и вновь нас ожидала удача.
Потом была не только уха, но и дележ улова. Часть рыбы мы продали, не доходя до дома, другую часть отдали родителям.
Нам бы промолчать, где нам достался такой улов, но на другой день курейку цедили и перецеживали десятки взрослых мужиков. Что-то они поймали, но рыбное царство было напугано, и позже нам не удавалось наловить там хотя бы на уху.
Осенью, когда мы вновь пошли в школу, разговоры про рыбную ловлю были отложены до следующего лета, но я начал готовиться не к выпускным экзаменам, как того можно было ожидать – впереди маячило окончание школы, а к соревнованиям по лыжным гонкам. Основным моим соперником я считал Вовку Савватеева, который жил на Барабе. Теперь в школу я уже не шел, а бежал, как на тренировке. То же происходило и после уроков. Прибежав домой, я вставал на табуретку, усаживал на ступню младшего брата Саню и начинал поднимать его. Когда выпал снег, я встал на лыжи и вдоль Иркута начал накатывать километры. Моими тренерами и болельщиками были Олег Оводнев и Дохлый. Они брали с собой будильник, засекали время, и я бегал километровые отрезки на скорость, а пятикилометровые – на время. Весь класс следил за моими приготовлениями дать бой лучшему лыжнику школы. Весной на районных соревнованиях я обогнал Вовку и занял первое место по району. Мне выдали грамоту, которой я очень гордился. Это была моя третья грамота. Первая – за легкую атлетику, вторая – за стрельбу.
ВЫПУСКНОЙ КОСТЮМ
Окончания школы я просто не заметил. Будто ехал на электричке, отсчитывал остановки, ждал десятую, а когда она подошла, то признал ее за очередную. На выпускной мама купила мне черные брюки: на костюм у нее не было денег. Я был рад и этому подарку; костюмы, рубашки, другие обновки куплю себе сам, ведь впереди – целая жизнь.
И вдруг в наш дом пришла беда. В тот день, когда прозвенел последний звонок, мы хоронили отца. Его нашли убитым в тайге, куда он поехал в начале апреля за паданкой – так у нас называли кедровые шишки, упавшие на землю от ветра. На кладбище я не поехал, потрясение было настолько велико, что я, плача, держался за штакетник и не хотел идти вместе с теми, кто провожал отца. Став взрослым, я понял, что поступил неправильно: все детские обиды должны были отступить перед вечностью, в которую уносили отца. И эту вину перед ним я буду чувствовать всю жизнь: не пошел, не проводил… Прости, отец!
