Томас, верхом на лошади, захваченной близ Монпелье, нашел повозку, которая собиралась переправиться через реку, едва опрокинутый фургон уберут. На полке повозки стояли бочки.
– Что в них? – спросил он у возницы.
– Вино, сэр.
– Наполни их водой, потом веди чертову телегу на холм.
Возчик пришел в ужас:
– Эти лошади не поднимутся на холм – только не с грузом из полных бочек!
– Тогда добавь коней. И людей. Давай! Или я вернусь и найду тебя. А когда сделаешь одну ходку, возвращайся за новой.
Возница буркнул что-то себе под нос, но Томас не слушал и вернулся к броду, где его лучники садились в седла.
– На холм, – приказал Томас, а потом заметил, что в числе всадников находятся Женевьева, Бертилла и Хью. – Вы, трое! Останетесь здесь, с обозом!
Он пришпорил коня и повел его вверх, мимо пыхтящих в своей броне воинов Уорика.
– Хватайтесь за стремена! – крикнул Бастард.
Он поманил латника, который с благодарностью уцепился за кожаное стремя, чтобы лошадь облегчила ему подъем.
* * *
Кин вернулся быстро, поискал глазами Томаса и заметил его среди поднимающихся по склону воинов. Он замолотил по бокам кобылы пятками, чтобы нагнать своих.
– Они ушли, – доложил ирландец. – Но там, наверху, их тысячи!
– Где?
– Над долиной. Тысячи! Исусе!
– Езжай на вершину холма и разыщи священника, – распорядился Томас.
– Священника?
Обещанный священник так и не добрался до брода.
– Людям нужно исповедаться, – пояснил Томас. – Найди священника и скажи ему, что мы не слушали мессу.
Теперь для мессы времени не было, но умирающие успеют хотя бы собороваться.
Кин свистнул собак и погнал лошадь.
А Томас услышал доносящийся с вершины холма звук – это воины сошлись с воинами. Сталь со сталью, сталь с железом, сталь с плотью. Он взбирался по склону.
* * *
Отряд дофина нацелился на центр английской линии. Там располагался самый широкий проем в изгороди, и когда французы приблизились, то увидели, что именно за ним развеваются над готовыми к встрече латниками большие штандарты, включая то возмутительное знамя, на котором французский королевский герб соединялся с английскими львами. Этот стяг говорил, что здесь находится принц Уэльский, и сквозь прорези в забралах французы видели принца верхом на коне, чуть позади линии. Ярость боя охватила рыцарей. Не только ярость, но и ужас, а кого-то – радость. Эти пробивались в первые ряды. Они жаждали драки, были уверены в себе и свирепо прекрасны в своем ремесле. Многие выпили перед боем, и вино горячило их. Стрелы летели справа и слева, втыкались в щиты, наконечники мялись о доспехи; иногда попадали в незащищенное место, но атакующие перешагивали через упавших. Подойдя близко, совсем близко, французы перешли на бег, заорали и набросились на англичан.
Этот первый натиск был самым важным. Именно сейчас укороченные копья могли опрокинуть врага, а секирам, молотам и палицам разгон придавал дополнительную мощь. Поэтому воины дофина орали во все горло, устремляясь вперед. Они размахивали, рубили, кололи своим оружием.
И англичане отступили.
Они подались назад под яростным натиском атаки и людской массы, хлынувшей в проем. Клинки загремели по щитам. Замелькали секиры и палицы. Утяжеленная свинцом сталь сминала шлемы, крушила черепа, заставляя кровь и мозги разлетаться через прорубленный металл. Воины падали, и другие спотыкались о них. Атака выдыхалась, бойцы пытались устоять на ногах и шатались от ударов. Но французы проложили себе дорогу в проем, и фронт схватки расширялся по мере того, как изгородь миновало все больше воинов. Вбив клин, французы давили вправо и влево.
Англичан и гасконцев по-прежнему теснили, но уже медленнее. Первоначальное столкновение оставило за собой убитых, истекающих кровью и стонущих раненых, но строй враги так и не прорвали. Командиры на лошадях находились сразу за спешенными латниками, приказывали бойцам оставаться в сомкнутом порядке. Держать строй. А французы пытались прорваться, прорезать и проломить себе путь через щиты, чтобы раздробить англичан на мелкие группы, которые затем легко окружить и уничтожить. Воины орудовали секирами, выкрикивали оскорбления, кололи копьями, били палицами; щиты раскалывались, но линия выдержала. Под напором она подалась назад, и сквозь прогал вливалось все больше французов, но англичане и гасконцы дрались с отчаянием людей, загнанных в угол, и с уверенностью воинов, сплотившихся за многие месяцы. Воинов, доверяющих друг другу и знающих, что их ждет, если строй будет прорван.
– Добро пожаловать на дьявольскую бойню, сир, – бросил сэр Реджинальд Кобхэм принцу Уэльскому.
Оба были верхом позади боевого порядка и наблюдали. Сэр Реджинальд заметил, что натиск ослабевает. Он ожидал конной атаки и, поняв, что французы собираются драться пешими, почувствовал тревогу.
– Они усвоили урок, – сухо сообщил он принцу.
Кобхэм видел, как ряды столкнулись и как яростный напор французов не смог прорвать строй англичан и гасконцев, но теперь трудно стало отличить противников друг от друга, так они сблизились. Задние шеренги обеих сторон стремились вперед, толкая передние на врага и не оставляя пространства, чтобы замахнуться оружием. Вражеские силы по-прежнему вливались через проемы в изгороди, расширяя атаку, но упрямая линия не поддавалась. Бойцы либо нападали на противника, либо сбивались в кучки и шли в бой, раздавая удары, а затем отступали, чтобы перевести дух и оценить нанесенный ущерб. Они скорее выкрикивали оскорбления, чем яростно сражались, и сэр Реджинальд это подметил. И нападающие, и обороняющиеся приходили в себя от первого потрясения, но через проем в изгороди проникало все больше французов, и бой обещал стать более жестоким, потому как атакующие будут действовать расчетливо, а страдающие от голода и жажды англичане быстрее устанут.
– Мы неплохо держимся, сэр Реджинальд! – бодро воскликнул принц.
– Нам ничего иного и не остается, сир.
– Тот мальчишка – дофин? – Эдуард разглядел в рядах французов золотую корону поверх отполированного шлема и по самому большому знамени догадался, что в атаке принимает участие дофин.
– Определенно, – отозвался сэр Реджинальд, – Или, быть может, его двойник?
– Настоящий он дофин или нет, – проговорил Эдуард, – приличия требуют от меня засвидетельствовать ему свое почтение.
Он ухмыльнулся, перекинул ногу через высокую луку седла, спрыгнул на землю и подозвал оруженосца.
– Щит, – велел принц, вытянув левую руку. – И секиру, пожалуй.
– Сир! – воскликнул сэр Реджинальд, но осекся. Принц выполнял свой долг; кости бросал сатана, и советовать Эдуарду блюсти осторожность бессмысленно.
– Что, сэр Реджинальд?
