– У нас тоже есть такая пословица, сир. Но посмотрите на это!
Настойчивый тон шотландца раздражал короля, известного своей вспыльчивостью, но ему удалось совладать с гневом. Иоанн провел по сплющенному наконечнику пальцем.
– Вы хотите сказать, что он плохо сделан? – спросил он. – Всего одна стрела? Вашему зверю попросту повезло.
– Англичане изготавливают стрелы тысячами, сир, – заявил Дуглас. Теперь он понизил голос, и тон его из наставительного стал доверительным. – Каждое графство в Англии обязано поставить много тысяч стрел. Одни люди заготавливают древки, другие остругивают их, третьи собирают гусиные перья, кто-то варит клей, а кузнецы куют наконечники. Сотни кузнецов по всей стране тысячами выковывают острия. Затем все это – древки, перья и наконечники – собирают, свозят воедино и отсылают в Лондон. Мне хорошо известно одно, сир: когда какие-то вещи производятся сотнями тысяч, они получаются не такими добротными, как единичный предмет, выходящий из рук мастера. Вы кушаете с золотой посуды, сир, как и положено, но ваши подданные едят на дешевой глине. Их блюда изготавливаются тысячами и с легкостью бьются. А стрелы сделать труднее, чем кувшины и тарелки! Кузнецу нужно рассчитать, сколько костей добавить в горн, и кто поручится, что он вообще это делает?
– Костей? – удивился король. Рассказ Дугласа заинтриговал его. Так вот как англичане делают свои стрелы? Впрочем, чему удивляться? За одну-единственную битву они расходуют сотни тысяч стрел, поэтому делать их нужно в неисчислимых количествах, а это явно требует организации. Он мысленно представил себе подобное мероприятие во Франции и вздохнул, отбросив идею как невыполнимую. – Кости? – Король перекрестился. – Похоже на колдовство.
– Расплавив в горне железную руду, сир, вы получите железо, но добавив в огонь костей – получите сталь.
– Я не знал.
– Говорят, что из костей девственницы сталь получается самая крепкая.
– Полагаю, это вполне разумно.
– А девственницы – редкий товар, – заметил шотландец. – Но ваши оружейники, сир, заботятся о своей стали. Они куют добрые нагрудники, шлемы и поножи. Такие прочные, что им по силам остановить дешевую английскую стрелу.
Король кивнул. Ему пришлось признать, что лорд говорит разумные вещи.
– Так вы думаете, мы чрезмерно опасаемся английских лучников?
– Я думаю, сир, что, если вы поскачете на англичан, они разорвут вас на клочки. Даже плохая стрела способна поразить лошадь. Но если вы вступите в сражение пешими, государь, то стрелы будут отскакивать от качественной французской стали. Стрелы смогут проткнуть щит, но не пробьют доспехи. Ублюдки с таким же успехом могли бы швыряться в вас камнями.
Иоанн разглядывал стрелу. При Креси, как он знал, французы атаковали на конях, и лошадей убивали сотнями, а в последовавшем хаосе сотнями гибли и латники. Англичане сражались пешими. Всегда пешими. Этим они и прославились. Их разбили в Шотландии – шотландские пикинеры истребляли их толпами, – и то был последний раз, когда англичане шли в бой верхом. Король понял, что враги усвоили урок. Значит, теперь пришла его пора. Французские рыцари не знали иного способа воевать, как верхом на лошади. Это был благородный способ – величественный и пугающий, слияние человека, металла и коня, – но здравый смысл подсказывал, что Дуглас прав.
Град из стрел истребит лошадей. Иоанн еще раз ощупал гнутый наконечник. Значит, идти в бой пешими? Взять пример с англичан? И тогда стрелы им не помогут?
– Я поразмыслю над вашими словами, милорд, – сказал он Дугласу, возвращая стрелу. – И благодарю за совет.
– Оставьте стрелу у себя, сир, – ответил шотландец. – И одержите завтра великую победу.
Король коротко мотнул головой:
– Нет, не завтра! Завтра воскресенье. Божий мир. Кардиналы обещали поговорить с принцем и убедить его принять наши требования. – Он поглядел на север. – Если англичане все еще там, конечно.
Лорд Дуглас поостерегся высмеивать идею Божьего мира по воскресеньям. По его мнению, для истребления англичан подходил любой день. Но шотландец чувствовал, что убедил короля в уязвимости врага, поэтому почел за благо не перегибать палку.
– И когда вы одержите эту великую победу, сир, – добавил он, – и поведете в Париж пленников, захватите эту стрелу и храните ее в память о том, как англичане положились на оружие, которое их подвело. – Лорд помолчал, потом поклонился. – Желаю вам доброй ночи, сир.
Король ничего не ответил. Только вертел в руках стрелу с погнутым наконечником.
И грезил о Париже, гудящем от торжества.
* * *
На рассвете на деревьях повис туман. Все было серым. От дыма тысяч костров туман густел, и воины в кольчугах бродили в нем подобно призракам. Одна из лошадей сорвалась с привязи, проскакала через дубовую рощу и устремилась вниз по склону к далекой реке. Стук копыт заглох в тумане. Лучники прятали тетивы под шлемами или в кошелях, чтобы не отсырели. Воины водили точильным камнем по граням серых клинков. Разговаривали мало. Двое слуг ногами отгребали желуди подальше от привязанных лошадей.
– Странно, – заметил Кин. – Пони желудями кормить можно, а лошадей нельзя.
– Ненавижу желуди, – проворчал Томас.
– Для лошадей они ядовиты, а для пони – нет. Странно.
– Вкус у них слишком горький.
– Нужно вымочить их в проточной воде, – посоветовал Кин. – Когда вода перестанет окрашиваться, желуди не будут горькими.
У них под ногами было полно желудей. С дубовых ветвей свисала омела, но, когда Томас и Кин подошли к западной опушке леса, могучие дубы сменились каштанами, дикими грушами и можжевельником.
– Принято считать, – сказал Томас, – что вырезанная из омелы стрела не может пройти мимо цели.
– Как, бога ради, вырезать стрелу из омелы? Это же просто охапка хвороста.
– Стрела получится короткой.
Обе собаки бежали впереди, уткнув носы в землю.
– Эти с голоду не подохнут, – сказал ирландец.
– Ты их кормишь?
– Сами кормятся. Это же охотничьи псы.
Они вышли из леса и пошли через неровную полосу пастбища туда, где холм круто спускался к речной долине. Сама река скрывалась в тумане. Войсковой обоз остановился где-то внизу, на дороге, ведущей к броду. Из тумана проступили верхушки деревьев. К западу лежала другая долина, не такая глубокая. В Дорсете, подумал Томас, ее назвали бы ложбиной. Ближний к ним склон занимали террасы виноградников, а дальний – пашня, поднимавшаяся вплоть до широкого ровного плато. На плато не наблюдалось никакого движения.
– Это там расположились французы? – осведомился Кин, заметив направление взгляда Томаса.
– Точно, похоже, никто не знает. Впрочем, они где-то поблизости.
– Правда?
– Прислушайся.
