— Где это мы?
Улаф повернулся к нему.
— Как ты?
— Лучше не бывает, — ответил Джессан, морщась от боли. — Откуда взялись эти двуногие звери? И вообще, что происходит?
— Это тааны, порождения Пустоты, — сказал Улаф.
— Что они собираются с нами делать?
— Похоже, что съесть.
Джессан с нескрываемым отвращением смотрел на таанов. Бабушка заморгала и что-то пробормотала.
— Таанам во вкусу человечина, — объяснил ему Улаф.
— Я не позволю этому зверью себя съесть!
Джессан напряг мышцы рук и попробовал выпутаться из веревочного плена.
Услышав шум, тааны вскочили и подбежали к Джессану. Они с любопытством глядели на него, скалили зубы и, казалось, подстрекали упрямого тревиниса к новым попыткам освободиться.
— Подразни их! — быстро шепнул ему Улаф. — Постарайся обманом заставить их тебя развязать.
— Обрежьте веревки! — закричал Джессан, напрягаясь всем телом. — Что, трусите сразиться со мной по-честному?
Один из зверолюдей, более похожий на человека, чем на таана, что-то сказал остальным. Его слова вызвали новые ухмылки и взрыв гиканья.
— Таш-кет не желает сражаться с рабом, — сказал получеловек на довольно беглом и правильном эльдерском языке. — Он окажет тебе честь, наполнив твоим мясом свой желудок.
Джессан зарычал и забился в веревках. Ухмылявшиеся тааны тыкали в него острыми прутьями.
Улаф владел заклинанием, прозванным им «трясучкой». Оно заставляло содрогаться землю. Таанов с силой швырнуло бы вниз. «Трясучка» вполне могла сломать кому-то из них ногу или вышибить сознание. «Только бы они развязали Джессана», — думал Улаф. Тогда с помощью его заклинания и кулаков тревиниса они сумеют справиться с этим отродьем.
Увы, тааны не были столь наивны и на уловку не попались. Тот, кто точил нож, шагнул к Джессану. Сверкавшие глаза таана ясно показывали: «мясо» дозрело. Джессан изловчился и ударил таана обеими ногами. Отчаявшемуся Улафу не оставалось ничего иного, как произнести первые слова заклинания.
И тут Бабушка начала петь.
Кожа таана была густо изрезана шрамами. Под ними… чертовщина какая-то, — подумал Улаф… скрывались самоцветы. Часть из них вросли в кожу и выпирали причудливыми шишками; другие были лишь вставлены и поблескивали в свете костра. «Что за странная манера носить украшения? — недоумевал Улаф. — Или камни служат им совсем не для красоты?» Пока он раздумывал, один из камней на руке таана, прорвав кожу, выскочил наружу и упал.
Таан удивленно хрюкнул. Опустив нож, он разглядывал кровоточащую рану на руке. Бабушка продолжала петь. Ее голос становился все громче и сильнее. Таан, неопределенно пожав плечами, вновь поднял нож и нацелился Джессану в сердце.
Второй камень вылетел у таана из лба, третий — из груди. Таан сердито зарычал и оглянулся на соплеменников. За это время из его левой руки выпали еще два самоцвета.
Таан что-то крикнул соплеменникам и замахал им рукой, требуя подойти. Остальные тааны замотали головами и попятились, бросая на него испуганные взгляды. Кто-то даже схватился за оружие.
Из ноги таана вылетел новый камень. Разъяренный таан повернулся к пленникам. Он подозрительно оглядел Улафа, потом Джессана и, наконец, остановился на Бабушке, певшей высоким, пронзительным голосом. Таан замахнулся на нее ножом. Джессан взревел и забился в своих путах. Улаф спешно начал произносить заклинание, но после нескольких слов его разум заволокло какой-то зловещей тьмой, и он напрочь забыл, что говорить дальше.
Костер погас. На небе исчезла луна, пропали звезды. Опустилась густая, непроницаемая ночь. Затихло и Бабушкино пение, и яростное рычание таана.
В этой кромешной тьме Улафу все же удалось разглядеть черные доспехи. Они переливались подобно воронову крылу.
— Кил-сарнц! — закричали тааны. — Кил-сарнц!
— Врикиль! — сдавленно выдохнул Джессан.
«Шакур», — сразу же подумал Улаф, ударяясь спиной о ствол. Вот тебе и противостояние других сил Пустоте! Врикиль, конечно же, явился сюда за Камнем Владычества. Улаф вспомнил о девочке и попытался отыскать ее глазами, но на прежнем месте ее не было.
— Она здесь, — шепнула Бабушка. — Сидит рядом со мной. Когда я запела, она пришла.
— У вас находится Камень Владычества, — заговорил врикиль. Казалось, его голос исходит из глубокого пустого колодца. — Дагнарус, ваш бог, будет доволен вами. Эй, раб. Переведи мои слова.
Полутаан не замедлил подчиниться и перевел слова Шакура на язык таанов.
Тааны переглянулись. Тот, у кого выпали камни, что-то произнес властным тоном и махнул полутаану.
— Таш-кет, мой хозяин, просит передать кил-сарнцу, что Дагнарус нам не бог. Дагнарус — самозванец, которому нет дела до таанов. Мы служим Клету и нашим старым богам.
— И Клет говорит, что вы хорошо ему служите, — сказал еще один таан, появившийся на поляне.
Внешне он сильно отличался от остальных таанов. Он был намного старше их. Его белая кожа пугающе мерцала во тьме. Он говорил на языке таанов, но слова были такими же холодными, жесткими и пустыми, как у Шакура. Полутаан перевел сказанное им Шакуру.
— Клет говорит, что мы будем вознаграждены. Клет говорит, что ты, Шакур, стар и немощен, и для него нет никакой чести сражаться с тобой. Он велит тебе убираться отсюда к твоему Дагнарусу.
Шакур пренебрежительно что-то буркнул и повернулся к Клету. Пустота сгущалась вместе с темнотой. Улаф почувствовал, что проваливается, соскальзывает неизвестно куда… Кто-то коснулся его рук. Это прикосновение и резкий шепот над ухом вернули его в сознание.
— Не шевелись, — прошептал голос.
Улаф почувствовал, как на нем обрезают веревки.
— Приготовься, — велел тот же голос.
— К чему? — тихо спросил Улаф.
— Сражаться, если можешь и умеешь, — ответил голос — Если нет, приготовься бежать отсюда.
Улаф освободил руки от обрезков веревок. Он делал это медленно и очень осторожно, чтобы тааны ничего не заподозрили. Оглянувшись через плечо, Улаф увидел дворфа с ножом в руке. Дворф подобрался к Джессану.
— Рад тебя видеть, парень, — шепнул тому дворф, принимаясь обрезать его путы.
— Вольфрам? — Джессан изогнулся, желая увидеть старого знакомого.
— Не крути головой, глупый тревинис! — сердито прошипел Вольфрам. — Не выдавай меня.
Джессан повиновался. Он взглянул на Улафа: может, тот что-нибудь объяснит.
Улаф качнул головой, не отрываясь от своего заклинания. Еще неизвестно, что на уме у этого дворфа. Лучше быть готовым ко всему.
Вольфрам не осмеливался подойти к Бабушке и девочке, ибо там его могли заметить. Он следил за ними из-за деревьев, куда неслышно нырнул.
