Перед передовой траншеей немцы набросали пустых консервных банок. Наткнёшься – забренчит, вроде сигнала. Руками убирал в сторону. Разведчики ползли друг за другом, все опасности доставались первому. Вот уже и бруствер. Замерли, прислушивались. По траншее кто-то прошёл. Илья подтянулся, заглянул в траншею. В обе стороны видно метров на семь-восемь. Траншеи всегда изгибами шли. Попади в неё мина или снаряд, осколки далеко не полетят. Для разведчиков плохо – часовой может выйти неожиданно. Это самый опасный момент перехода линии фронта.
Илья перепрыгнул и залёг, за ним по очереди остальные. Сразу отползать стали. Луна за тучами, темнота почти кромешная. Ползли быстро, мин между первой и второй линиями траншей быть не должно. Илья перед собой рукой водил, но только с целью убирать консервные банки или острые предметы вроде разбитых бутылок. Бруствер второй линии траншей. Тишина, не слышно шагов часового. Несколько минут выждали, перебрались, отползли. Потом встали, зашагали. И вдруг огонёк совсем рядом. Без команды все залегли. Илью холодный пот пробил. В нескольких шагах перед ним капонир, а в нём самоходка – артиллерийское орудие. Кто-то из экипажа открыл люк, а в кабине горел свет. Отползли в сторону, некоторое расстояние на пузе преодолели. Самоходки часто батареями стоят, и рядом могли быть другие. Впрочем, у немцев это называлось ротой, поскольку САУ относились к танкистам, а в РККА – батареей и числились за артиллерией.
Некоторое время пробирались то ползком, то в рост. Многовато немецких частей стоит – и самоходки, и артиллерия крупных калибров, и пехота. Илье как-то обидно стало за Красную армию, потому что в наших тылах ничего подобного не наблюдалось, а хотелось ощущать себя частичкой огромной и сильной державы. При всём коммунистическом воспитании наших бойцов – дескать, Гитлер силой гонит солдат в армию и на флот, так ничего подобного. Немцы в Гитлера верят, он сделал страну экономически сильной, плюнув на Версальский договор. Вот ещё вермахт захватит плодородные земли на востоке, даст каждому арийцу надел и рабов – славян, тогда всей Германии будет хорошо. А впереди новые победы над заносчивыми англичанами. Как-то так немцы размышляли. Слушал их Илья на допросах: вроде не фанатики, а в фюрера своего верили сильно. Или это характерная черта всех тираний?
Вышли на дорогу. По ночам немцы редко по ним передвигались. После многочисленных нападений партизан и окруженцев приказ по вермахту вышел – только колоннами и в сопровождении бронетехники, одиночным машинам запрещено. Единственно, на дорогах посты, на перекрёстках, мостах, дамбах. Кто знает, легко обойдёт. Плохо, что у полковой и дивизионной разведки связь с местным населением налажена скверно, могли бы информировать. За ночь километров десять-двенадцать преодолели. Учитывая потерянное на переход нейтралки время и медленное передвижение по второму эшелону, совсем неплохо. К утру обосновались между деревнями Теменское и Колпны. В предрассветных сумерках замаскировали днёвку, как могли. Группа отдыхать легла, первым дежурить и за немцами наблюдать Илья стал. Движение на дорогах началось после девяти утра. Всё же педанты немцы: завтрак, обед, ужин – по расписанию, как и смена караула, выход радиостанций в эфир. Пока ничего любопытного. Один грузовик в Колпны проехал, один «кюбельваген» выехал. Потом сделал круг на малой высоте и сел за селом «Шторьх», небольшой немецкий самолёт. Обычно он использовался для связи, вроде нашего У-2, только кабина закрытая. Самолёт заставил задуматься. Обычно авиацией забрасывались в штабы важные сообщения – о перегруппировке, подготовке к наступлению. Выходит, в Колпнах штаб находится? Сразу интерес появился: что за штаб, где расположен и как подобраться?
В полдень разбудил парней. После перекуса сухарями и салом поставил задачу – определить, где штаб и, по возможности, где проживают офицеры. Сам улёгся спать. К ночи он нужен со свежей головой, а парни уже отдохнули. Внутренние часы не подвели, проснулся, как и намечал, – в девятнадцать часов. Ещё полтора часа – и будет темнеть. Потёр ладонями лицо, сбрасывая остатки сна.
– Бойцы, давайте по очереди. Наблюдение, предположения.
Бинокль в группе был один, наблюдали через оптику по очереди, но кое-что нарыли. Штаб в красном одноэтажном здании, похоже, раньше там был сельсовет или правление колхоза. К зданию подъезжали мотоциклисты, иногда легковые машины. У входа стоял часовой и развевался флаг со свастикой. Офицеры стали разъезжаться и расходиться.
– Старшой, офицерик с портфелем в машину садится!
Битков протянул бинокль Илье. Да, от здания отъехала легковушка, но из села не выехала. За избами видно не было, где она остановилась. Пожалуй, ночью стоит аккуратно пройтись по селу. Где машина, там на постое офицер будет. А уж как взять-повязать, после продумать можно, сейчас для плана деталей нет. Как стемнело, Илья скомандовал:
– Выходим, идём задами, тихаримся.
Задами – это по огородам, заднему двору домовладений. Собак опасаться не стоит, немцы их стреляли, как только в населённый пункт входили. Подобрались к крайнему дому, перемахнули через низкий забор. Илья сам подобрался к избе. Низкая, старая, с покосившимся крыльцом, можно сказать, избушка на курьих ножках: штабной офицер в такой жить не будет. Снова через забор перелезли, уже на соседний двор. И здесь неудача. Илья прикинул: если группа в сборе будет осматривать все избы, до утра не успеют. Прошептал:
– Битков, Яковлев, ваша та сторона улицы. Мы с Кузовлевым осматриваем эту. Встретимся в конце улицы. Если увидите машину, дайте сигнал. Ну, скажем, ухните филином дважды.
– Старшой, какой филин в селе? Он в лесу живёт, – негодующе прошептал в ответ Битков.
– А ты хотел прокукарекать или соловьём залиться? Выполнять!
Тоже мне орнитологи нашлись. Через полчаса в самом деле уханье филина послышалось.
– Кузовлев, ты слышал?
– Ага, филином гукали.
– По очереди на ту сторону перебегаем. Ты первый, пошёл.
Ефрейтор осмотрелся, метнулся к избам на другой стороне улицы и пропал в темноте. Немного подождав, его путь повторил Илья. В кустах у забора его встретил Яковлев:
– Туточки, в двадцати шагах, машина, у крыльца часовой стоит.
Часовой – это плохо. Часового по-любому надо снять. Но не всегда это получается тихо. Он может упасть, громыхнуть оружием, офицер насторожится. Устраивать перестрелку в селе – чистое безумие. Если удастся уйти, немцы по их следу пустят погоню, собаки след возьмут, постреляют из бронетранспортёра – и все дела. Но и других вариантов нет. В избе штабной офицер – добыча желанная, надо его перехитрить, но взять.
– Кузовлев, сможешь снять часового? Только без звука.
– Не ручаюсь, старшой, но постараюсь.
– Действуй.
Кузовлев через забор перемахнул, причём ни одна доска не скрипнула, не треснула. Четверть часа прошло. Полчаса. Илья уже беспокоиться стал, как тихо отворилась калитка, появился ефрейтор:
– Готов часовой, подбираться долго пришлось.
Теперь надо как-то выманить офицера из избы или сделать так, чтобы он дверь открыл. Илья, а за ним и Кузовлев подобрались к крыльцу. В комнате офицера горел свет – керосиновая лампа висела над столом. Через окно видно было. Офицер в шёлковой рубашке сидел за столом, изучал бумаги, китель висел на спинке стула. Илья пригляделся. Оберст, полковник по-нашему. Если бы стояла задача убить, бабахнул бы через окно. А сейчас надо захватить тихо и при этом не помять сильно, чтобы можно было допросить. Была у Ильи мыслишка, прошептал Кузовлеву:
