Королева Эмилия и Дагнарус появились в сопровождении королевских рыцарей. Оба заняли почетные места в первом ряду напротив алтаря, возвышавшегося на подиуме.
Гарет привстал, желая получше разглядеть Дагнаруса. Принц был бледен и необычайно тих; он ощутил и понял всю важность и торжественность предстоящего события. Чувствуя на себе взгляды собравшихся, Дагнарус поднял глаза. Когда принц со спокойным достоинством взглянул на море лиц, застывших в ожидании чуда, по рядам пробежал шепот восхищения. Мать Гарета дернула сына за блузу, велев ему сесть и вести себя прилично. Гарет неохотно подчинился. Однако мальчик вскоре обнаружил, что, наклонившись в сторону матери, он может наблюдать за принцем, поскольку между теми, кто сидел впереди, оставался достаточный просвет.
На подиум поднялись десять Верховных Магов во главе с Высокочтимым Верховным Магом. Маги уселись на резные деревянные стулья с высокими спинками, расставленные по обе стороны от алтаря и обращенные к собравшимся. После них на подиум поднялись Владыки и встали вокруг алтаря почетным караулом. Самым последним взошел король Тамарос. Он сел сбоку от алтаря, напротив Высокочтимого Верховного Мага.
Всё было готово. Собравшиеся безмолвствовали. Никто не кашлянул, ни один малолетний ребенок не захныкал. Высокочтимый Верховный Маг, великий чародей по имени Рейнхольт из Амралина, поднялся со стула. Он поклонился королю Тамаросу, затем негромким торжественным голосом произнес:
— Пусть введут испытуемого.
Двое Владык покинули свои места и направились за алтарь, скрывшись в темноте.
Дверь открылась, и стала видна полоса света. В проеме показался темный силуэт Хельмоса. Как только он сделал шаг вперед, свет алтарных свечей озарил его. Владыки закрыли за кронпринцем дверь. Эта дверь вела во внутреннюю часть Храма, где Хельмос проходил Семь Испытаний. Там же находился священный Портал Богов, в котором он провел ночь перед Трансфигурацией.
Хельмос вышел на подиум, и собравшиеся, все как один, затаили дыхание.
Лицо кронпринца всегда отличалось красотой и совершенством пропорций, однако дни, проведенные в молитве, и предстоящее завершающее испытание, ставшее целью Хельмоса с того самого момента, как он впервые заговорил о нем, — все это придало его лицу особую лучезарность. Облаченный в простые белые одежды, Хельмос светился внутренним светом, отчего казалось, будто в гнетущем сумраке Храма неожиданно взошло солнце. Хельмос не выказывал ни волнения, ни страха. Его вообще не было среди людей; он пребывал с богами. Не будучи неуважительным к людям, сейчас он замечал их присутствие не больше, чем присутствие храмовых крыс, спешно разбежавшихся при появлении толпы по своим норам.
Почетный караул подвел Хельмоса к алтарю. Алтарь был мраморным и не имел никаких украшений. Сейчас на нем лежало белое покрывало из тонкого полотна. Покрывало соткала мать Хельмоса, когда еще носила сына во чреве и предчувствовала этот великий день. Встав перед алтарем, Хельмос величаво поднял руки. Правой рукой он взял руку отца, левую положил на покрывало. Сейчас оба родителя были рядом с кронпринцем.
Мать Гарета крепко сжала руку сына. Она беззвучно плакала, как почти все присутствующие. Отец мальчика вытер глаза и обнял жену и сына. В это мгновение они ощущали себя одной семьей сильнее, чем когда-либо прежде.
Растроганный, король Тамарос склонил голову.
Королева Эмилия громко и шумно зарыдала и вцепилась в Дагнаруса. Принц сидел, не шелохнувшись, отказываясь глядеть на мать и обращать на нее хоть какое-то внимание. Лицо Дагнаруса словно заострилось; взгляд не отрывался от старшего брата. Гарет чувствовал, что душа принца охвачена неподдельной завистью.
Хельмос поднял голову и на шаг отступил от алтаря.
— Я готов, Высокочтимый Верховный Маг, — сказал он.
Двое Владык приблизились к алтарю, сняли белое покрывало, осторожно сложили его и подали одному из магов. Высокочтимый Верховный Маг опустился на стул, поставленный перед алтарем. Двое магов принесли свиток из тонкого пергамента, свернутый и прикрепленный к двум массивным золотым прутьям. Развернув пергамент, они разложили его перед Высокочтимым Верховным Магом. Ему подали кисть и небольшой сосуд, наполненный кровью ягненка. В надлежащий момент, исполнившись силы от незримого присутствия богов, главный маг начертает на пергаменте, каким Владыкой боги повелели стать Хельмосу. Возможно, боги сделают его Владыкой Рыцарства, Владыкой Справедливости, но могут избрать для него и иной вид служения.
Приготовившись, Высокочтимый Верховный Маг произнес:
— Да свершится Чудо Трансфигурации.
Хельмос опустился на колени перед алтарем. Король Тамарос подошел к нему, возложил руки на склоненную голову сына и воззвал к богам, моля их быть милосердными к этому человеку и даровать ему мудрость и силу, необходимые Владыке. Потом Тамарос спросил Хельмоса, желает ли он добровольно посвятить свою жизнь служению другим и готов ли, если понадобится, принести ее в жертву.
— С соизволения богов, да, — просто ответил Хельмос.
Тамарос отошел от алтаря.
Хельмос повернулся лицом к собравшимся. Его глаза были устремлены вперед, в подернутую легкой дымкой темноту амфитеатра. Куда в это время глядела его душа, не знал никто. Скрестив на груди руки, он ждал.
Собравшиеся смотрели на испытуемого, ни на секунду не сводя с него изумленных и сосредоточенных глаз. Гарет затаил дыхание. Мальчик боялся, что если он нечаянно чуть-чуть шелохнется, это может помешать кронпринцу. Гарет слышал о Чуде, но никто не подготовил его к восприятию этого действа и не рассказал, что ему предстоит увидеть. Впрочем сомнительно, чтобы кто-то мог знать об этом заранее.
— Чудо Обретения Доспехов начинается, — возвестил Высокочтимый Верховный Маг.
Лицо Хельмоса исказилось от боли.
— Что происходит? — отчаянно зашептал Гарет, ерзая взад-вперед по скамейке и безуспешно пытаясь увидеть Хельмоса целиком.
— Ноги, — каким-то не своим голосом ответил отец. — Взгляни на его ноги, Гарет.
Босые ноги Хельмоса были сейчас столь же белы, как мрамор алтаря. Точнее, они тоже стали мраморными. Кронпринц превращался в камень.
Мальчика пробрала дрожь.
— Он умирает! — всхлипнул Гарет.
— Нет, — ответил отец. — Это и есть Чудо.
— Гарет, не смотри! — неистовым, шипящим голосом прошептала мать.
Она прикрыла свои глаза ладонями, но мальчик заметил, что мать все-таки подглядывает сквозь неплотно сжатые пальцы.
Гарет тоже хотел закрыть глаза, поскольку зрелище мучений Хельмоса было ужасающим. Но он не стал этого делать, отдавая дань уважения своему кумиру. Если Хельмос способен выдерживать такую боль, значит, и Гарет сможет вынести боль, причиняемую ему происходящим.
Со стороны галереи, где сидели простолюдины, послышались вздохи и шепот. Кто-то громко крикнул:
