Однако Трезеге был соперником, и соперником в самом опасном смысле. Если бы он добился успеха в «Монако», будь то юниорская или – рано или поздно – первая команда, то он стал бы настоящим препятствием на пути прогресса Тьерри. Отношения с Икпеба, Мадаром и Петерсеном в «Монако» и без того складывались непросто. Франция, с достоинством проявившая себя на чемпионате Европы – 1996, проиграв полуфинал по пенальти Чехии, в основном полагалась на схему 4–3–2–1, где два атакующих полузащитника питали мячами единственного центрального форварда (роль, на которую Трезеге подходил намного больше, чем Тьерри). Этими двумя упомянутыми игроками должны были стать Джоркаефф и Зидан, поскольку Кантона к тому времени решил покинуть уравнение Эме Жаке. В идеальном мире Тьерри видел бы себя в тандеме с Давидом на острие схемы 4–4–2 или в качестве центрального нападающего в системе 4–3–3, но Жаке никогда бы этого не допустил. В любом случае идея о том, чтобы тренер национальной команды выбрал более одного тинейджера в команду из двадцати двух игроков для участия в чемпионате мира казалась фантастической, тем более что Тьерри, Трезеге – и Анелька – пока даже не могли располагать гарантированным местом в стартовом составе своих клубов. Сам Тьерри делал все возможное, чтобы разрядить копившийся потенциал напряженности между ним и Трезеге. Будучи четким и охотно идущим на контакт собеседником, Анри не раз подчеркивал, что, приняв на себя роль капитана в юношеских командах сразу же, как только его начали приглашать в национальную сборную, он был лишь первым среди равных и выбрали его только потому, что он сыграл несколько матчей в высшем дивизионе, а они – нет. Читая многочисленные интервью того времени, которые он давал, будучи еще восемнадцатилетним юношей, я не мог не заметить, что все они практически взаимозаменяемы с теми, которые он давал позже, когда стал самым мощным символом восхождения «Арсенала» на вершину английского футбола. Он предстает скромным, но уверенным в себе, готовым похвалить других, щедрым по отношению к тренерам, грозящим пальцем тем, кто принижает коллективный характер игры – да он просто идеален. И вы начинаете задумываться: а как же Трезеге? Ты что, его боишься, Тьерри? Сравните ответы, которые оба дали репортеру «Журналь дю диманш», спросившего их: «Были ли такие моменты [во время чемпионата мира – 1998], когда вы друг друга жалели?» Трезеге ответил: «Когда Тьерри получил травму в матче с Парагваем. Я реально думал, что чемпионат мира на этом для него закончится». Анри сказал: «Я не задавал себе вопросов по поводу Давида, даже когда он сидел на скамейке запасных, у меня не было времени об этом думать. Когда ты думаешь о титуле, ты не можешь задавать себе таких вопросов, кто как и вместо кого играет».
Динамика их взаимоотношений служила темой для разговоров во французском футболе на протяжении нескольких лет, когда оба форварда играли за национальную сборную. Предполагалось, что Тьерри использует свой все возрастающий авторитет, чтобы ослабить позицию своего «друга» – не напрямую, конечно, но, например, выступая за изменение плана игры таким образом, чтобы это могло только помешать Давиду проявить себя в игре так же блестяще, как в играх за «Ювентус» в Серии А. Постоянные инсинуации такого рода доставляли Тьерри большую боль; я часто слышал от него жалобы на тех «людей» (слово, наполнявшееся презрением в его голосе), которые язвят в его сторону, сидя за своими столами и строча выдумки для своих читателей, которые, читая их, без труда догадываются, что он, Тьерри, завидует своему товарищу по «Монако». «Да никто так высоко не ценит Давида, как я! – восклицал он. – Я знаю, мы можем вместе играть – разве мы недостаточно часто это делаем?» Широкая аудитория, однако, оставалась глуха к его протестам. Чем больше он выражал Трезеге преданность и восхищение, тем больше предполагалось, что делает он это для того, чтобы скрыть свою неприязнь. Правда состоит в том, что оценка, которую Тьерри давал своему бывшему партнеру, могла кардинально меняться в зависимости от того, говорил он это на микрофон или без – и это не единственный футболист, в отношении которого он занимал такую двойственную позицию. Я вспоминаю другого известного защитника Премьер-лиги: по отношению к нему Тьерри всегда открыто признавал большое уважение на публике и с наслаждением рвал на части в более приватных разговорах. Поэтому если он мог вести такую двойную игру в случае с N, то почему это изменится по отношению к Трезеге? Что до меня, то я думаю, разница существовала; больше всего ранил Тьерри тот факт, что людей, разделяющих мою точку зрения, было ничтожно мало, и он бессилен был что-то сделать, чтобы изменить отношение большинства. Невинность тех благословенных дней юношества уже давно стерлась. Правда в том, что тогда светила только одна звезда, и звалась она Тьерри Анри.
4
Предательство
Двенадцать месяцев спустя, к концу сезона 1996/97, за два месяца до своего двадцатилетия, Тьерри уже достиг больше, чем любой другой французский игрок своего поколения. Журнал «Франс футбол» выбрал его лучшим молодым игроком года, и он победил в молодежном (до 21 года) чемпионате Европы; он стал чемпионом Франции и дошел до полуфинала Кубка УЕФА с «Монако»; Эме Жаке вызвал его в сборную – и все ожидали, что в недалеком будущем он займет там постоянное место. Именно в это время он рисковал поставить безвременную точку в своей карьере, так как неожиданно оказался в центре скандала, который мог стоить ему намного больше, чем выплаченный штраф, и цена, которую он в результате заплатил, была с его суммой несопоставима. Несколько месяцев спустя он вспоминал: «В один год я повидал все и постарел на десять лет». Он также пересмотрел свои отношения с человеком, которого он боялся, любил и боготворил больше, чем кого-либо другого. Сделанные им выводы, должно быть, ранили его очень глубоко. Тьерри не осталось ничего больше, как ослабить нить, связывавшую его с отцом с тех самых пор, как Тони попросил своего шестилетнего Тити забить ему пенальти на цементном покрытии парижского пригорода.
Если подумать, то все начиналось очень многообещающе. Тьерри, капитан чемпионской молодежки, воссоединился с группой Тигана после коротких каникул. Эрик ди Меко не забыл, как Тьерри молнией метался по полю в свою первую игру в сезоне, которая стала третьей для «Монако» и которую клуб выиграл со счетом 2:0, победив «Канн» на стадионе «Ла Бока» 28 августа: «Там стояла такая жара, я совершенно измотался – я только что вернулся с чемпионата Европы в Англии. Мне тогда уже было около тридцати пяти, и я бегал со скоростью две мили в час, не более. А Тьерри носился со скоростью 2000 миль в час. Но мы играли на одном фланге в тот день, и мне это понравилось. Он чертовски хорошо отработал тогда». Та игра задала тон последующим пяти месяцам, и у Тигана скоро не осталось выбора: старт за стартом он включал игрока в основную команду – журналисты «Экип» называли его не иначе как «бриллиант» или «феномен», а дикторы на стадионе «Луи II» – Тити Анри. Такая смесь преувеличения и фамильярности была явным признаком того, что Тьерри «пришел», чтобы остаться. Голы следовали один за другим, некоторые из них просто потрясающие, как, например, первый гол «Страсбургу» 13 ноября, который французское телевидение назвало «ударом гения». Месяц спустя он открыл свой европейский счет, выйдя на замену (такое случалось все реже и реже), чтобы забить один из четырех голов, обеспечивших эффектный разгром «Боруссии» (Менхенгладбах). При такой сокрушительной победе выход в третий раунд Кубка УЕФА становился простой формальностью. Роль Анри в предыдущем раунде, когда был повержен краковский «Хутник», также была определяющей. Тьерри «ходил по воде», пасуя Сонни Андерсону с левого фланга, когда у него самого возможности пробить по воротам не было. Что же касается «Монако», то после того, как команду усилили шотландцем из «Селтика» Джоном Коллинзом, чемпионский титул был у нее в кармане, казалось, еще с осени. Команда Тигана устремилась вперед с такой скоростью, что догнать ее не представлялось возможным. Она забивала в среднем по два гола за матч, наслаждаясь всплеском народной популярности, которой не знала раньше, даже когда во главе ее стоял Арсен Венгер. Да, они были настолько хороши, и Тьерри в том числе. Он являлся единственным чемпионом Европы среди молодежных команд, чье лицо узнавали на трибунах, когда игроков представляли болельщикам на стадионе «Парк де Пренс», незадолго до того, как 9 октября первая сборная разгромила турок 4:0. Насколько далеко он мог пойти? Жан Тигана оставался сдержанным, указывая журналистам на те случаи, когда молодой игрок «сдувался» после удачно проведенного периода, когда эйфория свалившегося успеха перебивалась травмой, отстранением или безликой игрой. Один из тренеров молодежной команды, Поль Пьетри, даже позволил себе высказаться в том духе, что по сравнению с сейчас уже забытым нападающим «Страсбурга» Дэвидом Зителли о Тьерри и говорить нечего. У Анри имелся свой фан-клуб, конечно. Например, Раймон Доменек, тренер французской сборной до 21 года, был одним из его активных членов. Не он ли включил Тьерри в состав команды в товарищеском матче против Норвегии сразу же, как только Анри смог играть за Espoirs?
[16] «Если он продолжит такими темпами, – пророчествовал Доменек, – то я убежден, что он станет потенциальным кандидатом в первую сборную на предстоящем чемпионате мира!» Один из редких случаев, когда Раймон по прозвищу Наука дал верный прогноз. Но в высоких иерархических кругах Монако председатель совета директоров клуба Жан-Луи Кампора и остальные члены совета все больше и больше тревожились за молодого игрока, по мере того как средства массовой информации боролись все настойчивее и жестче за минуту внимания «чудо-футболиста». Больше всего их беспокоило, что Тьерри упивался вниманием, он с радостью давал интервью, говорил невпопад и пьянел от этого первого глотка славы, не ожидая ничего взамен, кроме безоговорочного восхищения и уважения. Они также могли наблюдать, как в окружении игрока растет число прихлебателей. Если говорить начистоту, то большинство из них просто его домогались. Большинство, но не все. Некоторые хотели не славы, а денег. Таким образом, не только Франция проснулась при появлении необыкновенного таланта.