Я потерла лоб. В голове с трудом ворочались мысли и плавал какой-то туман, мешавший мне мыслить ясно.
Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, из-за ствола дуба появилась совсем юная девушка с длинными светлыми волосами и зелеными, как «морское стекло», глазами. Чем-то она была очень похожа на меня в детстве. Поглядев в мою сторону, девушка рассмеялась глубоким, мелодичным смехом, потом махнула мне рукой и побежала с холма вниз. В другой руке она держала какой-то предмет. Присмотревшись, я разглядела игрушечного медвежонка.
– Эй, погоди!.. – Я спрыгнула с качелей и помчалась вдогонку, но почти сразу остановилась. Мое сердце отчаянно билось в груди, дыхание сбивалось, легкие отказывали. Колокольчики на дубе зазвенели громче – их явно стало больше. И откуда они только взялись?..
«Не ходи!» – словно предупреждали они.
Боязливо озираясь по сторонам, я попятилась назад к качелям и со вздохом облегчения снова уселась на неструганое сиденье. Почему-то я была уверена, что, если бы я пошла сейчас за светловолосой девушкой, я уже никогда не смогла бы вернуться обратно на свой холм.
Да-да, я уже считала этот холм своим. Он мне очень нравился, как нравились и мои качели.
И я оттолкнулась ногой от земли, а когда качели пошли вперед – откинулась всем телом назад, запрокидывая голову. Еще толчок, еще… С каждым разом я взлетала все выше, пока мне не стало казаться, будто я уже касаюсь ступнями плывущих в небесной лазури облаков. Это было так здорово, что я засмеялась. Колокольчики на дубе вторили мне своим мелодичным звоном. Гудели пчелы, пели невидимые птицы, а над выглядывающими из травы белоснежными нарциссами порхали, трепеща крыльями, крошечные мотыльки.
Внезапно все звуки разом прекратились, словно кто-то нажал невидимый выключатель. Единственным, что я теперь слышала, было еле слышное поскрипывание туго натянутых веревок. Напрасно я напрягала слух в надежде услышать хоть что-нибудь. Ничего. Тревожное предчувствие закралось в мою душу.
«Ты виновна!» – дружно звякнули колокольчики у меня над головой, и по коже побежал холодок. Упершись ногами в землю, я остановила качели и замерла.
«Ты виновна!..» – снова раздалось у меня над головой, и я, выпрямившись, бросила взгляд в сторону соседнего холма, который отделяла от меня небольшая долина. На вершине холма появился какой-то человек. Это был мужчина, и его длинная, узкая тень тянулась ко мне, словно указующий перст. Мужчина приближался, и его тень постепенно становилась короче. С каждым его шагом колокольчики в ветвях дуба звенели все громче. «Виновна! Виновна! Виновна!» – снова и снова повторяли они, и я почувствовала, как у меня зашевелились волосы на голове. Спрыгнув на землю, я попятилась, чтобы нас с мужчиной разделяли хотя бы качели. Он мне не нравился. Я не хотела, чтобы этот человек гулял по моему холму.
– Уходи!.. – сказала я шепотом, потом крикнула во весь голос: – Уходи! Пошел прочь!
Но мужчина как ни в чем не бывало продолжал шагать вверх по склону.
Раскаленная лава заструилась у меня между лопатками, нёбо закололо крошечными электрическими разрядами.
– ПРОЧЬ!!!
Мужчина поднял руку, показывая на меня.
«Ты виновна! Ты!!!»
Колокольчики над моей головой подняли беспорядочный трезвон. Этот звук оглушал, и я зажала уши ладонями, но все было бесполезно. «Ты виновна!» – эти слова отдавались у меня буквально в костях, от звона колокольчиков ныли зубы, а в груди что-то противно пульсировало, словно я оказалась на рок-концерте, да еще в переднем ряду.
Мужчина подошел совсем близко. Шаги его участились, стали длиннее. Я уже различала его мятые коричневые брюки и светлую рубашку. Рубашка была вся в грязи, нескольких пуговиц не хватало, словно он упал и катился по земле. Руки мужчины были сжаты в кулаки, редкие волосы растрепались и напоминали какую-то крайне неприятную плесень, которой поросла его блестящая макушка. То, как он двигался, его гневное лицо и зловещая целеустремленность – все это казалось мне очень знакомым, навевающим какие-то давние воспоминания. Очень, очень давние и давно похороненные.
Мои ладони, кожа на спине, на животе и даже под коленями – все стало липким от пота. Я уже различала налитые кровью глаза, ощущала идущий изо рта мужчины запах пивного перегара.
– Папа? – прохныкала я.
«Ты виновна!!!»
Колокольчики над моей головой вдруг разбились, разлетевшись миллионами осколков. Битое стекло потоком хлынуло вниз, вонзаясь мне в плечи, путаясь в волосах. Я вскрикнула.
Отцовские руки метнулись вперед, между веревками качелей, пальцы сомкнулись на моем горле. Я попыталась схватить его за запястья, оторвать от себя, но не смогла. Его большие пальцы с силой сдавили мою гортань, ломая хрящи, перекрывая приток воздуха.
Я хотела вдохнуть – и не смогла. Легкие готовы были лопнуть от напряжения, горло судорожно сокращалось, но я так и не смогла глотнуть живительного кислорода.
Испытывая острый приступ паники, я попыталась сделать еще один вдох. Ничего не вышло.
У меня потемнело в глазах, кровь шумела в ушах, как Ниагарский водопад. Колени подогнулись, и я почувствовала, что падаю, проваливаюсь куда-то вниз – в пропасть, у которой нет и не может быть дна. И никто не поймает меня внизу. Никто не прервет последний гибельный полет. Никто не протянет руку, чтобы вытащить меня назад – к свету и воздуху.
Я была одна, на волосок от гибели, когда в моем гаснущем мозгу прозвучал прекрасный и требовательный голос:
«Мама, дыши!..»
Глава 32
Пятница.
После полудня.
Я услышала чей-то плач. Он был таким горьким, терзающим душу, что я испытала почти физическую боль. Мне хотелось, чтобы плач прекратился, но я не знала, что для этого нужно сделать.
Что-то прижалось к моим губам. Это было немного похоже на поцелуй, только гораздо крепче. Мои щеки надулись, как мяч, грудь стала приподниматься, и тут же что-то сдавило мои ребра. Я ощутила несколько резких толчков; воздух со свистом вылетел у меня из легких, но тяжесть с груди не исчезла. Казалось, кто-то хотел во что бы то ни стало расплющить меня, раздавить в лепешку. В спину мне вонзалось что-то острое, словно я лежала на постели из сосновых иголок, но ни рук, ни ног я не чувствовала.
На несколько мгновений плач прекратился, потом я снова услышала его, на этот раз – совсем близко. И кто-то над моей головой считал: «Раз. Два. Три…» – считал мерно, с одинаковыми паузами, как автомат. Плач стал громче, безысходнее, тоскливее.
«Пожалуйста, не плачь!»
– Я слышала! – воскликнул детский голос. – Слышала ее в своей голове! Мамочка сказала, чтобы я не плакала.
«Мамочка?..»
Перед моим мысленным взором предстал образ маленькой девочки со светлыми вьющимися волосами и голубыми глазами. Моей девочки…
