От дома, который я помнила и который будил у меня множество неприятных ассоциаций, осталось совсем немного, и я потихоньку с облегчением вздохнула. Даже мне с моим живым воображением было бы трудновато представить, что за этими новенькими дверями меня могут подстерегать призраки прошлого.
Потом мои мысли приняли несколько иное направление. Столь масштабная перестройка всего дома должна была обойтись довольно дорого. Где же бабушка взяла деньги? И зачем она вообще затеяла этот ремонт, который, несомненно, доставил ей массу неудобств?
С другой стороны, это было, наверное, не так уж и важно. В конце концов, что делать со своим домом и когда это делать, было личным делом бабушки. Меня же куда больше радовало, что в этой обновленной обстановке я не испытывала привычной изжоги, которая наполняла мой рот едкой горечью каждый раз, когда я оказывалась под крышей родительского дома. Впрочем, нельзя было исключать и того, что сейчас, когда я столкнулась с более важными проблемами, мне было просто не до воспоминаний.
Я повернулась к Оуэну:
– Неужели ты сам все это сделал?
– Я работал вместе со своей бригадой. – Он постучал костяшками пальцев по стене коридора. – К сожалению, большинство внутренних стен оказались несущими, и мне не удалось в полной мере раскрыть внутреннее пространство дома. Здесь могло бы быть еще больше воздуха и света.
– Мне нравится и так, – сказала я совершенно искренне. – Ты прекрасно поработал.
– Благодарю. – Он не сразу отвел взгляд, и я почувствовала, как мою кожу покалывают иголочки хорошо мне знакомого возбуждения.
– Отнести их в твою комнату? – спросил Оуэн, показывая на чемоданы в своих руках.
Я кивнула, и он с такой легкостью побежал вверх по лестнице, словно наши огромные чемоданы ничего не весили. Я поднялась за ним с куда большим трудом. Стараясь не слишком отставать, я прошла мимо дверей своей бывшей спальни, потом – мимо комнаты родителей. Здесь мои шаги замедлились; на мгновение перед глазами предстала та давняя картина, забыть которую мне, наверное, было уже не суждено. Словно наяву я увидела сидящего на краю кровати отца и гибкое, как у танцовщицы, тело матери, которое, безвольно обмякнув, лежало у него на коленях.
Решительно тряхнув головой, чтобы отогнать видение, я поспешила догнать Оуэна, который направлялся теперь к бабушкиной спальне – самой большой, хозяйской комнате в конце верхнего коридора. Внутри Оуэн поставил оба чемодана на пол возле комода, а сам отошел на середину комнаты и, подбоченясь, взглянул на меня.
– Но это вовсе не моя комната, – сказала я, останавливаясь на пороге. – Ты что, забыл?
Он покачал головой.
– Теперь – твоя. Так захотела тетя Мэри.
Я машинально обернулась через плечо, чтобы бросить взгляд вдоль коридора.
– Она спит в комнате твоих родителей, – пояснил Оуэн, отвечая на мой невысказанный вопрос.
Бабушка сделала это, чтобы ни мне, ни Кэсси не пришлось ночевать в этой кошмарной комнате, поняла я. Что ж, да будет так!..
Устало вздохнув, я поставила свои коробки рядом с чемоданами и огляделась. Комната была обставлена довольно просто. Ее отделка была выдержана в естественных тонах, и все равно чувствовалось, что это женская спальня. Вдоль одной стены стояли длинный стол и стул, у стены напротив – низкая кушетка, накрытая вязаным покрывалом, и я узнала работу бабушки. Старинная полуторная кровать была установлена возле эркерного окна. Даже не глядя в него, я готова была поспорить на что угодно, что из окна открывается превосходный вид на океан.
Проведя кончиками пальцев по шерстяному покрывалу, я остановилась в изножье кровати, привалившись плечом к кроватному столбику. Оуэн вопросительно смотрел на меня, и я кивнула:
– Мне здесь нравится.
При этих словах Оуэн едва заметно кивнул, а его широкие плечи слегка расслабились. Он, впрочем, поспешил скрыть свою радость, напустив на себя озабоченный вид.
– Ладно, сейчас я принесу оставшиеся вещи, – сказал он и вышел так быстро, что я даже не успела его поблагодарить.
Глава 7
Понедельник.
После полудня.
Когда Оуэн ушел, я достала из чемодана туалетные принадлежности и отправилась в смежную со спальней ванную комнату. Она тоже оказалась значительно больше, чем я помнила, – должно быть, Оуэн сумел расширить ее за счет встроенного шкафа в соседней гостевой комнате. Сантехника была новенькая, блестящая, и даже старый унитаз, который начинал опасно раскачиваться на ослабевших болтах, если садиться на него с размаху, был заменен на новый, надежно стоявший на своем месте. Новой оказалась и чугунная ванна на красиво изогнутых ножках.
И точно так же, как браслет с «морским стеклом», который теперь носила Кэсси, мысль о старой ванне заставила меня снова вспомнить об Оуэне – о моем первом друге, о моей первой любви и о первом человеке, который разбил мне сердце. В последнем, впрочем, его вины не было. В нашем разрыве была виновата только я одна.
Мы познакомились, когда я только что приехала в этот город. Несмотря на разницу в два года (а это довольно много, если тебе всего восемь, а ему – уже десять), мы сразу подружились. Довольно скоро он узнал и о необычных способностях, которыми были наделены женщины нашей семьи. Как-то утром моя мама предупредила миссис Торрес, чтобы та была особенно осторожна по дороге на работу. Когда поедете по шоссе, держитесь правой полосы, сказала она. Мать Оуэна послушалась совета, поэтому вылетевший на встречную полосу доставочный грузовик задел ее машину лишь по касательной. Если бы в то утро миссис Торрес не послушалась маму и ехала по левой, скоростной полосе, как она обычно делала, лобовое столкновение, несомненно, убило бы ее на месте.
После этого случая Оуэн с несвойственной десятилетним мальчишкам деликатностью поинтересовался у меня, была ли я такой же «особенной», как моя мать. Это был первый случай, когда кто-то, кроме мамы, отзывался подобным образом о моих способностях. Больше того, Оуэн никогда не просил меня показать «что-нибудь прикольное» – он просто верил. То, что сделала моя мать, было для него достаточным доказательством, к тому же, как он однажды сказал, настоящие друзья всегда хранят чужие секреты и никогда друг другу не лгут.
Потом Оуэн прослышал о нескольких случаях, которые произошли у меня в школе в ту пору, когда я еще не очень хорошо умела сдерживать себя. После них одноклассники отвернулись от меня, и это еще больше сблизило меня с Оуэном. Годы шли, а он оставался все таким же – преданным, заботливым, любящим. Он защищал меня своей любовью от всего мира, не требуя ничего взамен. Ничего, кроме одного – чтобы я тоже любила его. И все-таки пришел день, когда я с ним рассталась. Просто вычеркнула его из своей жизни. Тогда мне казалось, что это – единственный выход. Точно так же я думала и теперь, хотя у меня и появились кое-какие сомнения.
На мгновение я представила себе Оуэна таким, каким увидела его полчаса назад, после двенадцатилетней разлуки. Мужественный подбородок, стальные глаза, суровый взгляд и крепко сжатые кулаки, которые он тщетно пытался спрятать в карманах. Да, он имел полное право ненавидеть меня, и я была уверена, что Оуэн действительно меня ненавидит.
