Я забыла в ресторане куртку, и Эрик отдал мне свою, когда мы возвращались домой на пароме. Я вспомнила, как он накинул ее мне на плечи, загораживая меня от ветра. Эрик защищал меня от многих вещей, и все же…
Грэй… Я представила себе, как он спал один в нашем маленьком доме. Наверно, он поджарил на ужин моллюсков и орехи макадамия и вечером перед сном сидел и смотрел на звезды. Думал ли он обо мне, прежде чем закрыть глаза?
У меня заболел живот. Тошнота, которую я все время перебарывала, почти прошла. Теперь иногда что-то покалывало внизу живота. Вероятно, мой организм наконец стал приходить в себя. Я уже набрала несколько фунтов.
Я взяла сумку и поискала в ней мой сотовый телефон, который дала мне Конни. Надо позвонить маме. Многим надо позвонить. И тут мои пальцы наткнулись на тест на беременность, который дал мне доктор после первого осмотра. Я совсем про него забыла. На этот раз я не стала откладывать его в сторону, а открыла обертку и прочитала инструкцию. Я знала, что для моей беременности не могло быть никаких медицинских объяснений. Абсолютно не могло. И все же…
Я прошла в ванную и подставила под струю мочи маленькую пластинку. Совершенное безумие. Потом положила тест на край ванной и посмотрела на него, поначалу недоверчиво, потом испуганно, когда порозовела одна линия, а потом… другая.
Беременность.
Я беременна.
Невероятно.
Я схватила тест и долго смотрела на него – просто хотела убедиться, что глаза меня не обманывали. Нет, они не обманывали.
Я вернулась в гостиную, рухнула на диван и зарыдала от тоски и радости, думая о Грэе и о чудесном младенце, которого я носила в своем животе.
Глава 27
– Привет, Шарлотта, – приветствовала меня по телефону Конни на следующее утро. – Как прошла первая ночь в твоей новой квартире?
– Нормально, – ответила я, не совсем проснувшись. – Спасибо. – Я не сказала ей, что заснула вечером в слезах и что меня терзали кошмары, где фигурировали Эрик и Грэй, а еще мертворожденный ребенок. Еще я не сказала ей про свою беременность.
Ребенок. Я заморгала, в который раз осмысливая вчерашнее откровение.
– Я забыла сказать вам еще несколько вещей, – продолжала Конни веселым и беззаботным голосом. – В кабинете на столе я оставила вам ноутбук. Все программы установлены, все готово к работе. Да, а еще в гараже стоит ваш личный автомобиль, на парковке номер 10, серебристый внедорожник. Ключи на кухонном столе.
– Спасибо, – равнодушно поблагодарила я.
– Еще вы обещали открыть банковский счет, чтобы мы перевели туда деньги.
Я легла на кровать, вытянула ноги и, щурясь, смотрела на солнечный свет, лившийся в окно спальни.
– Да, я сегодня это сделаю. – Мне бы радоваться, что я скоро стану миллионершей, что у меня есть средства и я могу начать новую жизнь – мою новую жизнь. Но я ничуточки не радовалась. Мне не купить за деньги то, что я потеряла. И у меня было грустное предчувствие, что я не смогу купить и то, что мне так отчаянно хотелось иметь.
– Хорошо, дорогая, тогда я могу вам сегодня еще чем-нибудь помочь?
– Да, – ответила я, положив ладонь на живот. – Мне нужно найти доктора.
– О, – удивилась она. – У вас все в порядке? Насколько я поняла, доктор, осмотревший вас на судне, сказал, что со здоровьем у вас все нормально.
– Да-да, все нормально. Но это… как бы сказать… интимная проблема.
– Понятно, – ответила она и кашлянула. – Наши сотрудники из Шведского госпиталя позвонят вам, и вы договоритесь обо всем, что вас интересует.
– Спасибо, – поблагодарила я и отложила телефон в сторону.
* * *
Из апартаментов я вышла в темных очках и шляпе «федора». В кафе на первом этаже заказала двойной эспрессо и булочку с отрубями. Меня никто не узнавал – к моему облегчению. Позавтракав, я нашла автомобиль, ждавший меня в гараже точно в том месте, как и сказала Конни. Я осторожно выехала на улицу. За рулем я не сидела уже давным-давно. Впрочем, все остальное я не делала столько же времени: не чистила зубы, не мыла голову шампунем, не заказывала блюда в ресторане – все эти навыки, которые были освоены мной, как мне казалось, еще в той, прошлой жизни, теперь основательно заржавели. Я резко затормозила, когда едва не наехала на пару, переходившую боковую дорогу. Простите, извинилась я перед ними одними губами, а у самой испуганно колотилось сердце.
Мужчина хмуро взглянул на меня, обнял за талию свою жену или подружку и пошел дальше. Тяжело вздохнув, я свернула на Четвертую авеню.
Мне нужно было так много сделать: пойти к доктору и оформить пренатальное медицинское наблюдение – я взволнованно сглотнула, – открыть счет в банке и еще тысяча дел. Но каким-то образом я свернула направо и поехала на холм Королевы Анны.
Не надо было так делать, и я это знала. Но я должна была посмотреть. Должна была увидеть своими глазами жизнь, которая была у них в том доме на Саннисайд-стрит, который был когда-то… моим.
Я медленно ехала по улице. Мне не хотелось налететь на Габби. У меня не было сил видеть ее. Пока не было. Может, не будет никогда. И вот он показался вдалеке. Белый дом в голландском колониальном стиле с белыми розами перед ним, которые я сажала собственными руками. Белые герани в терракотовых горшках выглядели нездоровыми. Поливала ли их Габби так же заботливо, как я когда-то? Автомобиль Эрика стоял возле дома, синий «Лендровер», который он купил не новым, но установил в нем новую стереосистему. Летом, по дороге в Уолла-Уолла, мы слушали «Триллер» [11] Майкла Джексона; стекла были опущены, и музыка гремела на всю округу.
Мое сердце заколотилось, когда я увидела появившегося в дверях Эрика. На нем были джинсы и синий свитер. Выглядел он хорошо. Он всегда выглядел хорошо. За ним вышла Габби. Она показала на что-то в саду. Они засмеялись. Габби вернулась в дом и появилась, держа за руку крошечное, ангельское существо. У нее были платиновые волосики, и она топала впереди родителей походкой пьяного моряка. Эрик подхватил ее на руки, когда она споткнулась, и шутливо поцеловал в животик. Она засмеялась, и Габби обняла Эрика за талию. Мое сердце пульсировало, и мне казалось, что оно состояло из сплошной боли.
Я смотрела на счастливое семейство, когда они садились в «Лендровер» Эрика, вероятно, направляясь завтракать в «Кухню на берегу». Габби закажет себе «мимозу», может, две.
Когда машина уехала, я поставила свою на свободное место на улице. Я ничего не могла с собой поделать. Я вылезла и направилась к дому, который был когда-то моим.
Я прошла через сад, гладя ладонями белые розы. Живая изгородь из самшита разрослась и сомкнулась, как я и надеялась. Ирисы разрослись, надо бы немного их проредить. Потом я поднялась по ступенькам на крыльцо и заглянула в маленькое окошко во входной двери. На стене по-прежнему висела в рамке бабочка глубокого синего цвета, которую я купила в Палм-Спрингс целую жизнь назад. Я заморгала, отгоняя слезы.
