– Я останусь здесь, если вы не возражаете. – Я оглядела зал. Мне показалось, что здесь меня репортеры не растерзают.
– Хорошо, – согласилась она. – Так что вы хотите? Латте? Мокко?
– Американо, – ответила я.
Она улыбнулась:
– Не понимаю, как вы выжили без кофе там, на острове.
– Я тоже, – усмехнулась я.
Конни направилась в «Старбакс». Очередь была длинная, и я порадовалась, что осталась здесь. Я стала наблюдать за молодой парой, сидевшей наискосок от меня. Их маленькая девочка, лет двух, топала ножками возле пассажиров, показывала на их обувь и называла цвет.
– Синий! – радостно говорила она. – Красный! – Родители награждали ее каждый раз аплодисментами и улыбками.
Если несколько лет назад я бы лишь на несколько секунд обратила внимание на эту маленькую игру, но теперь она заворожила меня – эта пара была такой счастливой, они были так крепко связаны между собой любовью к этому маленькому херувиму. Я завороженно смотрела на эту троицу. У меня никогда не будет такого…
– Извините, – сказала какая-то женщина, дотронувшись до моего плеча.
Я повернула к ней лицо. Она была стройная, высокая, черноволосая, в очках с черепаховой оправой.
– Да?
– Вы та самая Шарлотта, которая потерялась во время того круиза?
Окружающие с интересом посмотрели на меня.
– Вы на нее похожи, – сказал один мужчина. Другой кивнул.
– Это вы, – заявила черноволосая. – Я знаю точно.
– Я читала сегодня по Си-Эн-Эн. ком, что вы возвращаетесь в Сиэтл для встречи с мужем, – сказала женщина справа от меня. – О, мне даже не верится, что мы полетим одним рейсом.
– Как там все было? – спросила черноволосая.
Не успела я ответить, как сидевшая слева блондинка коснулась моей руки.
– Я слышала, что вы были на том пустынном острове два года с тем жутким доктором, который убил свою жену. – Она повернулась к соседке: – Представляете?
Я открыла рот и хотела что-то сказать, но голос пропал. У меня бешено колотилось сердце. Слезы жгли глаза.
– Я слышала, что…
– Хватит, – внезапно рявкнула Конни, ставя кофе на боковой столик, прикрепленный к моему креслу. – Пожалуйста, имейте совесть и приличие, оставьте ее в покое. Она столько пережила, что никто из вас не встречал за всю свою жизнь.
Черноволосая женщина отошла, раздраженно фыркнув. Остальные вернулись к своим журналам. Молодые родители малышки уставились на меня словно на редкую обезьянку из лесов Амазонки или, что было ближе к истине, на носительницу очень заразной болезни.
– Сочувствую, – сказала Конни.
– Ничего, все нормально.
– Люди будут говорить много всякого, – продолжала она. – Они будут думать о вас разные вещи. А вам просто надо помнить, что важно, а что нет. Я долго работала с публикой и знаю, какими бесчувственными и бесцеремонными бывают люди. Мой вам совет – старайтесь, чтобы это вас не задевало.
Я кивнула.
Она взяла свою сумку.
– Пойдемте, объявили посадку. Давайте уйдем отсюда.
* * *
– Вы точно не хотите, чтобы я пошла с вами? – спросила Конни, когда водитель остановил машину возле улочки, которая вела к «Розовой двери».
Я покачала головой:
– Все будет в порядке.
– Тогда ладно, – сказала она. – После ресторана шофер отвезет вас в кондоминиум. Багаж будет ждать вас там. – Она протянула мне конверт. – Тут ключ и ночной код для входа в здание, на случай… если ваш вечер продлится и консьерж уйдет домой.
Я бесстрастно кивнула.
– Завтра вам нужно открыть банковский счет, на который будут переведены деньги. Вы точно сможете это сделать?
– Конечно, – заверила я.
Она вздохнула, словно мать, отправляющая свое дитя в колледж.
– Пожалуй, я попрощаюсь с вами. Впрочем, не совсем. Вы знаете, как мне звонить по сотовому телефону. Звоните мне в любое время суток.
– Спасибо, Конни, – поблагодарила я, вышла из машины и направилась по мощенной булыжником улочке к рынку Пайк-Плейс, сразу за которым находился ресторан. Я увидела чуть поодаль ту самую розовую дверь и впервые разнервничалась.
Эрик, вероятно, был уже внутри, сидел за столиком, потягивая коктейль «Негрони». Внезапно я испугалась за свой наряд. Что, если это слишком… что, если я слишком…
Я взялась за дверную ручку и слегка приоткрыла дверь. Скрипнули петли, я шагнула внутрь, на верхнюю площадку. В воздухе пахло жареным чесноком и только что открытым вином.
Я огляделась, мои глаза быстро перескакивали со столика на столик, так же быстро билось мое сердце. Где он? Он здесь?
Я сошла по ступенькам к метрдотелю; меня приветствовала женщина в кружевном платье с высоким воротом и подведенными темным карандашом глазами. Я поправила свое скромное платьице и подумала: неужели так сильно изменилась мода с тех пор, как я в последний раз покупала себе наряды? Мои ладони стали горячими и липкими. Я чувствовала себя здесь чужой, словно приехала на вечеринку неодетой или, пожалуй, даже незваной.
– Вы Шарлотта? – спросила женщина.
– Да, – с удивлением ответила я.
Она улыбнулась:
– Эрик вас ждет.
Я повернулась и посмотрела, куда она показывала. Зал был освещен неярко, но я все равно различила его лицо на фоне стены янтарного цвета. Он держал в руке коктейль, а его улыбка была немного нервной.
Наши глаза встретились. Он встал, и я направилась к нему. У меня так громко билось в груди сердце, что я почти не слышала музыкантов, игравших в баре. Джаз? Рок? Я даже не могла сказать. Я слышала только кровь, бурлившую во мне.
– Привет, – сказал он, когда я подошла к столу. Он неловко протянул ко мне руки, и я упала в его объятия.
– Привет, – ответила я, вытирая с глаз навернувшиеся слезы.
Он сжал мою руку и показал на сиденье наискосок от него. Я села.
– Ты выглядишь…
– Костлявой? – улыбнулась я.
Он немного запрокинул голову и засмеялся. На его глаза упал свет, и я увидела слезы. Момент был эмоциональным и для него.
– Да, – сказал он.
– Я похудела на двадцать фунтов.
Он покачал головой и протянул мне меню. Я быстро пробежала его глазами и положила на стол. Я должна была бы проголодаться. Я проголодалась. Но я не могла заставить себя читать про припущенные в сливочном масле щечки палтуса, или про ризотто с мускатной тыквой, или про что-либо еще.
Глаза Эрика метнулись от моих глаз на его бокал, потом на его руки, лежавшие на коленях.
